— Я понимаю вашу скорбь и гнев, господин Купцов, вы своём праве. Позвольте выразить соболезнования, — я поднялась и взяла его за руку, этого хватило, чтобы настроить связь и сказать в нее. — Ваш сын жив. Это скрытая операция Отдела, и я даже готова сообщить, где сейчас находится ваш сын со своим другом Никитой, однако вы должны понимать, что если явитесь туда, сорвете эту операцию. Кайрадж не солгал вам, он действительно присматривал за вашим сыном.

За мгновение в нем сменилась куча эмоций. Первой скользнула надежда, что его сын жив, сразу следом — недоверие и гнев, вдруг ему дали ложную надежду. И только потом он сообразил, что я говорю не вслух, и в связь от него разлетелось удивление вперемешку со страхом и готовностью защищаться — обычная реакция на подобные вещи.

— Да, я общаюсь с вами мысленно, это моя способность. И вам вслух говорить о том, что ваш сын жив, не советую, вы можете его подставить. Если вас что-то интересует, просто подумайте об этом, я услышу.

Его мысли полились потоком.

— Где он? Он ранен? Что за операция? Почему меня не предупредили? А черт, последний вопрос глупый, — он выругался в связь сам на себя, а затем уставился мне в глаза. — Отвечайте!

Сейчас он искренне волновался за Виктора, и готов был меня убить за информацию о нем. Было в этом нечто трогательное, он напомнил мне Михаила. Он вел бы себя так же, будь я на месте Виктора. Его стало даже жаль, и я решила немного помочь.

— Я покажу вам, — сообщила я ему в связь.

Я по старой привычке опустила кончики пальцев ему на виски, хотя не ощущала в себе необходимости для этого, и послала ему несколько мимолётных сцен своего общения с его сыном. Разумеется, не содержащих интимных подробностей. И в конце я показала ему дом Анны и окружение, чтобы он мог понять, где это находится. В его голове это всё мелькнуло за секунды, а его эмоции с недоверия сменились на ликование, и в этом порыве он схватил меня ладонями за лицо и впился в губы. Ого, а папочка у Виктора более импульсивен, чем сын. Это не был интимный жест, я на секунду нырнула в его мысли, чтобы разобраться, так часто радовалась его мать в детстве, одним чмоком в лоб, щеку, нос — да куда попадет. Так что я, разумеется, не придала этому значения, а вот Петр, через секунду осознав что сделал, сильно смутился, отпустил меня и отступил на шаг, вежливо склонив голову, извиняясь:

— Прошу меня простить, уважаемая, — я почти слышала в этой сказанной вслух фразе голос Виктора. — Не имел целью оскорбить вас или покуситься на вашу честь. Я дал волю слабости.

— Прощаю, — я кивнула, отвечая вслух и разрывая связь.

— Но ведь вы явились не только затем, чтобы сообщить мне все это, верно? — он настороженно посмотрел на меня, ожидая наказания от разозлившегося бога моими руками как исполнителя его воли. — Наш общий знакомый желает чего-то еще? Я обещаю выполнить все условия нашей с ним сделки.

— Которой? — решила уточнить я, поскольку совершенно не знала, о чем он.

— Наемники и оружие будут готовы к сроку. Как только от него придет приказ выступать, мы нападем на гхаттитов. Поскольку наши коммуникации с ним сильно затруднены, этот приказ, как понимаю, я услышу от вас?

— Да.

А Кайрадж, оказывается, успел уже даже боевые силы себе организовать через своих последователей. Неплохо, даже очень.

— Что ж, о том, что вы однажды, когда победа будет близка, придёте, чтобы повести людей за собой, он предупреждал. Так что комната для вас уже давно подготовлена и ждёт… Признаться, не ожидал, что вы будете женщиной. Прошу простить за нарушение этикета. Мое имя Петр Купцов, — он протянул мне ладонь.

— Вероника Князева, — представилась я, вкладывая в нее свои пальцы. — Я не в обиде на вас, господин Купцов. Будь я на вашем месте, еще бы и не так злилась за то, что мой сын погиб. И эмоциональные порывы тоже могут случиться с каждым, так что не переживайте, я ничего лишнего или дурного о вас не подумала. А теперь будьте любезны, покажите мне мою комнату.

Так я осталась жить у него. За те три дня, что я провела в его доме, слуги успели перемыть мне все косточки. Разумеется, вслух никто ничего не говорил, только думали да шептались по углам. Все считали, что я буду новой хозяйкой и все ждали, когда господин Купцов объявит об этом. Я не преминула воспользоваться этим и действительно вела себя по-хозяйски, не подтверждая слух словами, но и не опровергая. Хотят считать меня таковой — их дело, а мне только на руку: не будут мешаться под ногами лишний раз.

Петр, воодушевленный новостью о том, что сын жив, занимался сбором информации и улаживанием самых разных дел, наймом людей и прочими важными вещами. Дни тянулись один за другим. Медленно. Тоскливо. На третий день все газеты протрубили о нападении на какого-то очень важного для государства посла, которого отбила группа из троих неизвестных, скрывшихся с места происшествия. Дело рук Влада, тут и к гадалке ходить не надо. Похоже, за всеми этими проблемами он так или иначе сосредоточился на противостоянии порождениям Зоога. Может оно и к лучшему: пока он добивает их, я возьму на себя гхаттитов. Хотя вместе с этим конечно меня посетила и ревность. Он вон опять нашумел, а я тут сижу в тишине, словно забилась в нору. Одна. И немного стыда. Без меня Влад вряд ли пользовался своими силами на всю катушку, а это делает его уязвимее. Впрочем я быстро отогнала эти мысли. Ну или я так думала.

Вечером на третий день, когда я восседала в библиотеке за чтением книг, ко мне с сопутствующей темнотой заявился Кайрадж:

— Вероника…

— Я скучала по тебе, — я оторвалась от книги и улыбнулась. — Как дела?

— Люди часто спрашивают это, когда не хотят знать ответ. Почему?

— Правила приличия, вежливость. Если бы не это, мы давно грызли бы друг другу глотки.

— Но ведь это ложь, и все знают, что это ложь. Зачем играют в это? Зачем подыгрывают?

— Потому что мы цивилизованное общество. А малознакомым людям просто больше нечего друг другу сказать. Это всего лишь предложение начать дружелюбный разговор по душам.

— Ты спросила меня в ином смысле. Что-то эмоциональное. Хотела знать, как я себя чувствую. Нет ли у меня проблем. Мой ответ: нет. У меня нет проблем в твоем понимании слова. Я не поговорю с тобой по душам, потому что я другой.

— Как с тобой сложно, — я вздохнула, и мне стало грустно. — Ты ведь не просто так пришел. Никогда просто так не приходишь. Рассказывай.

— Почему ты расстроилась? Я не мешаю тебе, не вмешиваюсь, поэтому редко являюсь.

— И ты считаешь, мне от этого лучше?! Думаешь, от того, что я одна, мне хорошо?! — я хлопнула книгой, закрывая ее.

Похоже, одиночество прошедших дней даёт о себе знать. Привыкла к обществу брата и Михаила, теперь страдаю.

— Обвиняешь меня. Несправедливо. Попроси помощи, и я помогу. Ведь мы заключили отличную сделку: ты любишь своего бога, и твой бог любит тебя.

— Это не сделка! Нельзя любить по заказу! Любить — это без всяких сделок. Это просто любить. Вопреки всему. Ты попросил от меня то, о чем сам не знаешь. И на целых три дня пропал, бросив меня на Петра!

— Очень много информации… — сообщил он мне, буквально прося этим успокоиться и говорить медленнее. — Три дня — это много?

Я вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться.

— Слишком много для одиночества.

— Ты не была одна. Я знал, и потому отправил к мужчине. Он был с тобой.

— Это другое, — буркнула я. — Петр не близкий мне человек.

— Кто он тебе?

— Партнёр. Союзник.

— А я?

— Хороший вопрос. Ищи ответ, и если найдешь его, значит, ты понял людей. А теперь, будь добр, сообщи, зачем пришел, и уходи. Не хочу с тобой общаться.

— Мое присутствие расстраивает тебя так же, как и мое отсутствие? Я не понимаю…

Я своей женской логикой сумела озадачить бога. Мило. Вот только объяснять все это не было никакого желания. Учитель из меня отвратительный.