Что-то ныло у меня глубоко в душе от его слов, и оно раздражало меня, выводило из себя. До этой минуты я была в ладах сама с собой и не сомневалась в верности своих действий, но сейчас все покатилось к черту. Не знаю, какие струнки в моей душе задели его слова, но из душевного равновесия он меня выбил начисто: злорадствовать, мстить и убивать расхотелось, зато захотелось укутаться в теплое одеяло и послушать сказку на ночь. Я поймала себя на том, что дрожу в его руках, и он сжал меня крепче, погладил по голове, как когда-то давно. Так давно, что я уже забыла. Я снова была ребенком, маленькой девочкой под защитой любимого старшего брата, и мне было хорошо. Душа грелась, и только сейчас я поняла, насколько заледеневшей она была.

Мелькнуло воспоминание о Михаиле. С ним рядом мне всегда было так же хорошо, и в отличие от брата, с ним я никогда не испытывала страха, и душе было тепло, он грел ее, словно солнышко. Он не пытался сломать меня, а только поддерживал. Словно настоящий призрак, всегда был рядом, даже когда был далеко, казалось, я ощущаю его незримое присутствие. А уж когда брат уезжал по рабочим делам в другие страны, я и вовсе постоянно проводила время с ним, и мне было легко и свободно, и возвращаться после этого к брату было тем тяжелее, чем дольше я была с Михаилом, своим личным теплым солнышком. Как я могла потерять его, как могла допустить это…

— Не бросай меня, — жалобно попросила я Влада, и голос прозвучал сломанно, будто вот-вот зареву.

— Не брошу, ведь я люблю тебя, — он крепче прижал меня к себе.

Я погладила его по густым вьющимся черным волосам, собранным в хвост. Ладно, может я и правда погорячилась насчет Анны. Ну подумаешь, захотелось разнообразия. Поцелуи? Так без них он бы ее и в постель не затащил. А для него всегда буду существовать только я, и я это знаю.

— Я тебя тоже очень люблю, — мне надо было привести мысли в порядок. — Наверное, мне лучше пойти спать.

— Конечно, Ника, — он отстранился, чтобы целомудренно поцеловать меня в лоб. — Иди.

Я покинула его комнату в странных чувствах. Находиться в темном коридоре было неуютно, поэтому я поспешила к выключателю, задаваясь вопросом, в самом ли деле брат изменился, а я не замечаю. Когда пальцы уже тянулись повернуть выключатель, рядом в темноте шевельнулась тень, и я чуть было не задвинула ей локтем, но вовремя остановилась. Михаил стоял черной неподвижной тенью и пристально смотрел на меня.

— Ну и напугал же ты меня…

Я выдохнула, сбрасывая нервозность, и включила свет. Михаил продолжал молчать и неотрывно смотреть на меня незнакомыми глазами. И все же там, в этом незнакомом теле жила такая знакомая и любимая душа, и я улыбнулась:

— Пора спать. Идем.

По пути в спальню в голове заевшей пластинкой крутился наш с Владом разговор. Когда он говорил, я была не состоянии думать, но мозг зацепился за что-то полезное и важное, о чем никак не получалось вспомнить теперь. Я открыла дверь своей комнаты, прошла, оставив дверь открытой, чтобы Михаил тоже мог войти, включила ночник, и тут меня осенило:

— Михаил! А ведь Влад прав! — я повернулась на молча глядящего на меня призрака. — Он любит меня, и оказавшись рядом, смог побороть черную кровь. Ты тоже любишь меня, и поэтому когда я пришла, ты справился с черной кровью и выжил! То же происходило с остальными выжившими агентами, и вот же ответ на вопрос Кайраджа, по этой же причине ты не умер, а остался рядом со мной! Потому что любил и любишь меня!

О, сказать, что я была воодушевлена, значило ничего не сказать, и я бы с радостью сообщила об этом Кайраджу, но не знала как, и потому решила поделиться этим открытием хотя бы с Владом. Я быстро направилась к выходу из комнаты, как вдруг все вокруг потемнело, словно на мир опустился мрак или как будто тучи быстро закрыли небо, хотя в помещении неба и в помине не было. Фигура Михаила размазалась в пространстве и растаяла, я осталась стоять одна.

— Вероника, — раздался зов бога.

В его исполнении это слово было и приветствием, и сообщением это я, и обращением.

— Я нашла ответ на твой вопрос, Кайрадж, — сообщила я, довольная собой. — И выполнила то, что ты просил, с занавесками.

— Отвечай.

— Михаил остался со мной, потому что любит меня и потому что хотел защитить от Влада. Он просто не смог бросить меня.

— Ступень пройдена и засчитана. Но этого мало. Ты блуждаешь по кругу. Ты близка к ответу и далека одновременно. Думай еще. Птица летит на крыльях. Или на потоках воздуха. Или на разнице давлений. Думай глубже. Думай дальше. Вникай в суть вещей. Я повторю вопрос, внимай ему. Почему Михаил смог остаться с тобой после разрыва связи между его душой и телом?

В голове сразу возникло множество вопросов, например, при чем тут птица и давление, по какому такому кругу я брожу и так далее.

— Дай мне подсказку.

— Ответ нужно понять, принять и осознать. Подсказка только запутает тебя, — ответил он и продолжил сразу, без перехода. — Следующее твое задание легко, как и предыдущие. Скоро ты найдешь одноглазого льва. Вырви ему глаз.

Он опять начал вставлять больше смысла в меньшее количество слов, словно перестал себя контролировать. Кайрадж говорил не о живом льве, а о какой-то фигурке или статуэтке. И у него всего один глаз, явно из какого-то особого материала. И Кайраджу было нужно лишить его и второго глаза. Все его задачи невероятно странные и очень простые, но несмотря на это свою выгоду упускать я не собиралась.

— А что я получу взамен?

— Вас ищут. Я направлю их по ложному пути. Скрою тебя от преследования.

— Не меня, а нас. Брата и Михаила тоже, — я нахмурилась.

— Вас, — согласился бог и пропал.

Ближайшие три дня прошли спокойно. План по убийству новичков мы с Владом придумали, и Ольга обещала договориться с двадцатидвухлетними малышами и все организовать. Мужа Анны Ольга отправила в командировку в другую страну, тот только и успел, что забежать домой, заставив нас спрятаться, схватить немного вещей и попрощаться с женой. Влад провел много времени за чтением газет, вникая в нынешнюю политическую, экономическую и социальную ситуации. К Анне в спальню он больше не захаживал, хотя даже если бы все эти три ночи он провел там, я бы отнеслась к этому спокойно, лишь с легкой долей ревности.

С Анной мы находились в состоянии холодной войны и гадили друг другу по мелочи, счет шел пока в мою пользу. Например, я, поправ все законы приличия, чувствовала себя здесь как дома и с удовольствием бесила владелицу дома этим фактом: переставляла местами вещи, не стучалась при входе в ее комнату и выражала это кучей других способов. Она, в свою очередь, пару раз попыталась случайно запереть меня в подвале и на чердаке, куда я пошла по ее указанию искать ноты, но мой дар был настороже, и ей это не удалось. Потом она наедине с братом закатила ему истерику, но он как человек разумный потребовал его в это не впутывать. И после этого подслушанного разговора я с чувством выполненного долга с удовольствием засела за пианино, перестав обращать на рыжую внимание вообще. Брат с этих пор предпочитал сидеть в одной комнате со мной, поскольку музыка его развлекала, а Михаил то блуждал по дому неприкаянным духом, то изображал мебель около меня.

Сегодня нам должны были прислать новичков, и поэтому с самого утра меня тянуло исключительно на мрачные медленные мелодии. В конце концов Влад не выдержал и, опустив газету, поднял глаза на меня.

— Вероника, что с тобой?

Я перестала играть и вопросительно посмотрела на него, состроив дурочку, хотя прекрасно понимала, о чем речь:

— О чем ты?

— Твоя музыка сегодня уже успела порядочно подпортить мне настроение, хотя еще вчера ты была довольна и весела.

— Сегодня день моей казни, — недовольно отозвалась я, и заметив недоуменное выражение на лице брата, добавила. — К нам сегодня пришлют малявок.