Вскоре ключница вернулась, неся что-то завернутое в убрус[68].

– Возьми, – обратилась княгиня к Малуше. – Это тебе. Меланья, помоги ей обрядиться.

– Ой, что это? – воскликнула пораженная девушка.

– Пойдем, пойдем, я помогу тебе, – улыбнулась ключница. – Увидишь…

Вскоре Малуша, одетая в расшитое платно – подарок княгини – ворвалась в покои Ольги, упала на колени и, плача, стала целовать ей руки.

– Ну вот! Заместо радости – слезы, – с напускной строгостью проговорила княгиня. – Носи, а то, небойсь, и перемены-то нет праской[69]. А теперь идите обе, дайте отдохнуть.

Женщины вышли, а Малуша продолжала плакать.

– Ну, чего ты новое платно мочишь? – обняла ключница девушку. – Радоваться надо…

– Да я радуюсь. Вон приехавший комонник рассказывал, что батюшка с дядьями спасли княжича от татей. Княжич приблизил их к себе…

– Вот видишь, как все складывается, – продолжала успокаивать Меланья названную дочку. – Ну, порадуйся, а мне надо бежать – за новыми стряпухами пригляд нужен…

Через несколько дней Киев отправлял новую дружину в помощь Святославу.

В то время, когда прилетевшие с юга птицы вили гнезда и начали высиживать птенцов, в Киев возвращались вой Святослава. Об их приходе упредили посланные вперед комонники, рассказавшие, что удалось захватить богатую добычу, пленных половцев и хазар. По этому случаю жители Подола оделись в лучшие одежды, все были взволнованы: у многих в дружине Святослава были отцы, братья, сыновья…

Стража на стенах и башнях Горы внимательно всматривалась вдаль, стараясь первыми углядеть прибывающих. И вот, когда день уже заканчивался и надежды на их возвращение сегодня, казалось, погасли, со сторожевой башни раздались крики:

– Идут вой! Вижу дружину! Возвращаются!..

Сейчас же весть разнеслась не только по Горе, но и по всей Почайне. От Подола и Перевесища понеслись звуки бил[70], народ, собравшийся было расходиться на покой, вывалил из жилищ, замелькали факелы…

Подъезжающие комонники и гридни двигались в плотном людском коридоре, многие из них останавливались и сходили с коней возле своих хибарок, землянок или жилищ своих родственников или просто знакомых.

По вьющейся вверх к Горе дороге поднимались княжьи гридни, впереди которых на белом коне ехал княжич Святослав в окружении близких воев.

Малуша, стоя позади княгини на ступенях княжеского терема, увидела отца, когда голова колонны въезжала в ворота. Корж ехал чуть позади Святослава.

Святослав с ближними воями подъехал к крыльцу терема и не спеша слез с коня. Он разительно отличался от того уноши, что уходил в поход. На его плечи было наброшено красного цвета корзно[71], рука лежала на крыже[72] меча. Повод его коня тут же принял его рында.

Подойдя к первой ступеньке крыльца, княжич остановился и низко поклонился матери. Потом поднялся выше и, подойдя к княгине, вынул из ножен меч и положил его к ногам Ольги.

– Прими, княгиня, покорность вятичей и нашу преданность тебе, – торжественно произнес он.

Малуша из-за плеч свиты княгини с восторгом смотрела то на отца, то на дядьев, то на княжича и видела, что родичи с удивлением и радостью также смотрят на нее.

Малуше очень хотелось побежать к ним, но она не могла нарушить церемонию встречи прибывших воинов. И только после того, как княгиня с княжичем стали заходить в терем, она на минутку подбежала к своим и прижалась к груди отца.

– Ну, ты совсем невеста! – похвалил ее дядя Кожема.

– Как повзрослела, как похорошела, – восхитился и дядя Остер.

– Откуда у тебя такое платно? – удивился отец.

– Княгиня подарила, – улыбнулась девушка.

– Ну, беги, а то княгиня хватится, – подтолкнул ее Корж. – Начнет серчать. Потом увидимся, – Святослав велел нам быть в гриднице.

В Людной палате собрались все бояре, князья, воеводы, тысяцкие… Малуша не стала заходить в палату, а присела на скамью возле открытой двери.

Ей очень хотелось побежать к Меланье и поделиться своей радостью, но подумала: вдруг она понадобится княгине? Надо ждать…

Прошло довольно много времени, и наконец из палаты стали выходить приглашенные на встречу. Последними в створе двери появились Святослав с княгиней.

Увидев разряженную Малушу, Святослав обернулся к матери и спросил:

– Кто такая? Не узнаю…

– Малуша, дочь Коржа, – коротко ответила она.

– Дочь Коржа? – вскинул брови Святослав. – Хороша собой…

– Можешь пойти свидеться с батюшкой, – бросила княгиня Малуше, и девушка немедленно сорвалась с места, направляясь к гридне.

– Ишь, шустрая какая! – восхитился Святослав.

Ольга ничего не ответила, только сердито сдвинула брови.

Гридни, увидев красивую девушку, вразнобой закричали:

– Иди, красавица, к нам, мы тебя приголубим!

– Пойди-ка ко мне, унотка, я тебе что-то покажу…

Но Остер и Кожема остановили их:

– Это дочка Коржа и наша племяшка. Кто ее обидит, то будет иметь дело с нами.

Гридни, хоть и успевшие принять хмельного вина, ссориться с братьями, приближенными к Святославу, не решились.

В сторонке уединились отец с дочкой.

– Тебя не обижают? – спросил Корж.

– Нет, все хорошо, – ответила та, ласкаясь к отцу. – Княгиня вон даже взяла меня себе в услужение и подарила новое платно.

– Баское, – похвалил отец.

– А тебя не ранило? – обеспокоенно спросила Малуша. – Все в порядке?

– А я тебе что-то привез, – хитро сощурился Корж.

Он вытащил откуда-то узелок и передал Малуше.

– Что это? – спросила она.

– А ты разверни, глянь.

Малуша развязала тряпицу и увидела красивые колтки[73].

– Ой, это мне? – воскликнула девушка.

– Тебе, Мала, тебе.

– Где ты взял такие?

– У половца. Он, видно, для своей жены у кого-то забрал.

– А какие они, половцы? Страшные?

– Дикие, – подумав, ответил отец. – Росточком помене нас будут, налетают стаей, а телесней-то слабоваты. Чуть что – бегут без огляда… Глазки у них узеньки, словно щелочки. А страшные ли? Зевать с ними не след – тотчас стрелу схватишь. Стреляют они ловко.

– А хазары? – допытывалась Малуша.

– Такие же, как половцы. А ну их всех…

– Дальше-то что? – встревоженно спросила она. – Не пойдете в поход-то боле?

– Дак это, как княжич рассудит. Это не нам решать. Думаю, даст охолонуть.

– А как вы спасли княжича? Расскажи…

– И об этом ведомо?

– Комонник, которого вы прислали от вятичей, сказывал.

– Да лесные тати обстреляли нас. Ну, мы их и порубили. Ты лучше скажи: тебя точно не забижают здесь?

– Нет, нет… Только вот княгиня Милана бродит какая-то злая, все ей неладно.

– Помнит, как княгиня Ольга выслала Прекрасу. А сердится из-за безделицы.

К ним подошел молодой гридень Вогул и спросил Коржа:

– Так эта красавица твоя дщерь?

– Да видишь, как незаметно из малого птенчика превратилась в голубку.

– Истинно голубица, – подтвердил гридень. – Сказывали дворовые, что нравом зело добра и ласкова.

Малуша зарделась от похвалы и попыталась спрятаться за отцом.

– А ты не робей, красавица, – не отставал Вогул. – По нынешним временам такие ахаты и лалы[74] не часто встречаются.

И, обращаясь уже к Коржу, добавил:

– Поговаривают, что вас распустят по селищам. В сей раз дается роздых. Ратать не станем.

– Надолго ли? – отозвался Корж.

– А тут за нас другие головы тревожатся, – ответил Вогул и, поклонившись Малуше, отошел.

– Правда, что вы домой едете? – взглянула на отца Малуша.

– Пока от княжича ничего такого не слыхал, – ответил тот. – Только вот дома-то никто не ждет…