- Угу, я для них лишь инструмент.
- Как и все мы, милая. А хочешь, я отведу тебя ТУДА?
Дыхание перехватило, я с безумной надеждой взглянула на напарника.
- Пойдем.
Вечер плавно опускался на столицу. Золотились в лучах уходящего светила крыши домов, воздух становился все холоднее. Чем дальше проникали мы в рабочие кварталы, тем гуще и неприятнее становились запахи.
Ноги подкашивались, в груди ворочался тугой ком невыплаканных слез, но я упорно шла за парнем, пересекая улицы и площади, все больше углубляясь в переплетение узких переходов.
- Иди сюда.
Листрен остановился, бережно привлек меня к себе. Со стороны мы казались влюбленными. Я вцепилась в парня, словно утопающий. Он обнимал меня за плечи, в серых глазах было столько участия и нежности, что с трудом удалось сдержать слезы.
Через дорогу от нас находился обшарпанный, чуть покосившийся, двухэтажный дом, близнец таких же строений во всей рабочей части города. На втором этаже под непрерывное воркование голубей на чердаке много лет назад родилась я. Мои родные все еще живут здесь. Они до сих пор ждут меня. Я...надеюсь. Больше четырех лет прошло с тех пор, когда я вышла из дома всего на пять минут и до сих пор не вернулась.
За эти годы я сильно изменилась. Выросла, повзрослела, но это не главное. Я научилась жить со своим проклятием или даром, как ни назови. Волею Богини я не свихнулась, не умерла в канаве, не попала в бордель, а стала служащей Конторы - теневой ее части. Меня, Листрена и многих других сотрудников официально не существует.
- Мы пришли слишком рано. Твоя мама, как обычно, задерживается в лазарете, а повозку отца я видел на бульваре Мира. А ты знаешь, что твой брат стал помогать матери? Я видел его рядом с ней, он очень подрос, вытянулся.
- Да, я знаю. Ничего, что мы пришли рано. Я хотя бы постою здесь, - прошептала я, пряча слезы. - Спасибо, Листрен, без тебя я бы не рискнула появиться здесь.
Напарник прижал меня к себе сильнее, успокаивая. Вернуться домой я не могла. Пусть лучше для родителей и брата я буду пропавшей без вести...
Глава третья
Три месяца пролетели быстро.
В шикарном доме четы Лоневи жилось непривычно комфортно. Слуги предвосхищали любое желание внезапно обретенной молодой госпожи. По легенде я - единственная дочь супругов Лоневи, с рождения и до сих пор воспитывалась у дальних родственников в закрытом имении на юге Империи. Корделия была младше меня на полгода. Мне уже стукнуло семнадцать, ей же, по легенде, еще только-только исполняется. Накануне семнадцатилетия Корделии выпала огромная честь попасть в Академию Крайта - на нее пал жребий. Это означало, что у меня был шанс стать "Говорящей". Угу, только не в этой жизни. Ризот четко дал понять, я попаду в Академию не за тем, чтобы учиться.
Мне приходилось тяжело. Я привыкала вести себя подобающе, делать реверансы и мило болтать ни о чем. С трудом освоила многочисленные столовые приборы и науку их использования. Зато в обучении грамоте рвения мне было не занимать. Фиррент - новый папочка - сдержанно хвалил меня, Агнесс - маман - лишь поджимала тонкие губы, она невзлюбила меня с первых минут знакомства. А ведь именно с ней я проводила большую часть времени. Холодная, высокомерная, самовлюбленная женщина с трудом терпела меня в своем доме. От Фиррента я сама шарахалась - папаша любил зажимать по углам прислугу, когда думал, что никто не видит, и странно поглядывал на меня. Я предпочитала его обществу холодное отношение Агнесс.
Зелья для быстрой обучаемости и запоминания значительно увеличили мою восприимчивость и обострили способности. За месяц я освоила грамматику, изучила основы древнеимперского и этикет. На волне эйфории я перечитала все книги в библиотеке Лоневи. Дорвалась, что называется! Однако у зелий оказались неожиданные побочные эффекты.
В то утро я и мои "родственники" сидели в гостиной. Фиррент с Агнесс пили чай за круглым столиком с витыми изящными ножками. Фиррент - полный лысеющий брюнет средних лет с серыми, почти бесцветными глазами и характером хорошо воспитанного тюфяка, кротко соглашался с наставлениями жены. Агнесс обладала высокой и стройной фигурой, ее можно было бы назвать миловидной, если бы не желчный характер -тонкие губы часто бывали поджатыми, возле рта образовались морщины недовольства. Зато глаза у нее были красивые - широко распахнутые голубые омуты в окружении густых ресниц. В то утро Агнесс за что-то выговаривала мужу высоким резким голосом, а я бесцельно кружила по комнате. Сидеть в четырех стенах надоело, ровно как вести пустые разговоры о погоде, нарядах и подругах Агнесс. Меня одолевала скука. Хотелось все бросить и прогуляться по городу, постоять на ажурном мостике влюбленных, опустить руку в фонтан, ощутить во рту великолепный вкус воздушного пирожного. Какого-то движения и изменения хотелось. Накаркала! В очередной раз, проходя возле низкого диванчика, провела рукой по атласным подушкам с вышивкой, тут меня и накрыло. Стоило слегка прикоснуться пальцами к искусно вышитым чудо-птицам, как меня затопил целый океан эмоций вышивальщицы. Надежда, безответная любовь, незаслуженные обиды и горечь - эти чувства принадлежали молодой и привлекательной девушке простого происхождения, безнадежно влюбленной в Фиррента и методично выживаемой из дома его женой. Информация пришла внезапно и таким сильным потоком, что я не сдержалась. Невольно вскрикнула, отдернула руку, будто ошпарившись, и грохнулась в обморок.
Выходит, артефакт Алонса не является абсолютной защитой для меня. Страшно. Очень страшно. Я даже не представляю, как смогла бы жить без невзрачного серебристого кольца на мизинце правой руки. Когда-то ценой проб и болезненных ошибок выяснилось, что мой дар концентрируется в руках, и защитить меня от непрерывного потока информации может лишь очень тонкая, но плотная прослойка воздуха, что порождает единственный и неповторимый предмет - кольцо мага и алхимика Алонса.
Я поняла, что уязвима. И так захотелось, чтобы рядом был Листрен, обнял бы, утешил. Я свернулась калачиком в постели и заплакала. Мой дар приносил одни неприятности.
Все началось где-то между одиннадцатью - двенадцатью годами. Я стала взрослеть, потихоньку превращаться в девушку: сильно вытянулась, стали появляться некоторые округлости. Но, помимо того, что свойственно всем девочкам в переходном возрасте, во мне стал просыпаться дар. Если вкратце, то я могла считать информацию с любого предмета простым прикосновением, узнать, кому он принадлежал, кто его создал - вплоть до внешности и привычек. А еще на меня потоком выливались эмоции владельца предмета, чаще всего негативные: страх, обида, ненависть, чужая боль. И это было сущим кошмаром. Я умирала от страха, не понимая, что со мной происходит. Ни одна вещь в доме родителей не была для меня безопасной. Любимая чашка упала и раскололась, когда я вдруг ясно увидела толстого и неопрятного дядьку, что ее сделал, когда меня обожгли его "грязные" эмоции. От мысли кому-нибудь все рассказать бросало в дрожь, и я медленно погружалась в безумство. Дар просыпался понемногу, исподволь захватывая, подчиняя себе мое существование. Накатит и отпустит. В первый раз я списала происходящее на бурное воображение. А потом я испугалась по-настоящему. Мне тогда исполнилось тринадцать. Я старалась научиться жить со своей особенностью. Были попытки отсидеться где-нибудь в укромном уголке, а когда поняла, что так будет всегда, запаниковала. Единственный человек, который мог успокоить меня и приободрить, была мама. К ней я слепо кинулась за спасением. Она была измучена болезнью братика, проблемами с убогой квартиркой и отсутствием денег. И когда я кинулась к ней, сквозь слезы толкуя про свои руки, про чужие эмоции, у нее мелькнула мысль, опалившая мне сердце - она пожалела, что родила меня. Тогда для меня рухнул целый мир. В тринадцать лет я почувствовала себя старой, готовой в любой момент умереть. В тот миг я застыла безвольной куклой, внутри словно оборвалось что-то неимоверно важное, сама суть. Я словно умерла. Очнулась за чертой города, сидящей на берегу Рида, на мокром скользком камне, зеленоватая вода приятно омывала ледяные руки. Когда я успела выбраться из переплетений улиц, сколько времени прошло - ответов не было. Я равнодушно смотрела на бегущую воду, выступающие камни, покрытые водорослями. В тот миг решалась моя судьба. Я хотела умереть, мне казалось, что так будет лучше. Как много раз после я жалела, чтобы так и не решилась броситься в воду.
