Вместо этого те же штурмовики имперцев с разбега вклинились в остатки флангов пикинёров, потом подбежали еретики и началась уже форменная свалка, в которой держать на расстоянии противника, у отдельных, не прикрытых с флангов отрядов пикинёров — никак не получалось.
Глава девятая: «Битва — окончание»
Странное наступление первой, атакующей лагерь еретиков, штурмовой линии войск имперской армии, так внезапно превратившееся в отступление и практически тут же — паническое бегство колонны состоящей из штурмовиков и гвардейцев прочь от лагеря еретиков, на вершине холма, смешивание со строем собственных пикинёров и копейщиков и обращение и их в бегство.
Потом, словно бы из ниоткуда взявшиеся в армии ересиарха Руфуса бомбарды, что сейчас десятками ложили людей, из числа противников ереси — стреляя раз за разом прямо в толпы скученного имперского воинства, теснящиеся на равнине между подножием холма и поставленным совсем недавно имперским походным лагерем — всё это начало самым негативным образом воздействовать и на третью линию армии под руководством главного имперского министра: там, где по задумке секретаря Дезидерия, Тарасия — располагались наёмники южане, которым было мало доверия, странные полисные милиции и ополчения, словно бы созданные сплошь из бандитов и отребья, от которых просто таким образом решили избавиться в городах из которых они были присланы и часть баронских дружин, в чьих способностях к исполнению воинской службы были большие сомнения.
Все эти люди должны были лишь в крайнем случае принимать участие в битве, если придётся очень туго штурмовикам и провинциальным отрядам наследников у лагеря еретиков на вершине холма и необходимо будет усилить натиск хоть кем нибудь, скорее вспомогательные части чем строевые. В качестве полноценных резервов или частей усиления натиска в наступлении — никто их всерьёз и не воспринимал.
Видя перед собой никем не ожидаемое паническое бегство имперских штурмовиков и пикинёров, которые находились в первой линии, потом странные движения отрядов вице королей, когда ромлеяни самовольно покидали имперский лагерь и удирали прочь, кельрики — то пытались атаковать и тут же, почти без паузы, трубили приказ об отступлении, странные перестроения гарданцев и их спешный отход с прежних позиций прочь, и уммландцев, которых просто смяли бегущие части из первой линии имперской армии — большинство наёмников и баронов с их дружинами, также стали в спешке покидать строй в третьей, резервной линии, избив попутно пытавшихся их задерживать офицеров имперцев — и пытались убраться прочь куда подальше, вслед за начавшими это делать ранее, ромлеянами.
В том же направлении отправились и странного вида полисные милиции и часть наёмников, из пеших северян в звериных шкурах, что присоединились к походу буквально всего неделю назад.
В то время как вся первая линия имперской армии, в паническом своём бегстве с холма и его продолжении уже на равнине, буквально ворвалась во вторую линию своего воинства, что пыталась перестроениями подготовиться к обороне от натиска наступающих «честных» и смешавшись с ней привела к полному бардаку и неразберихе, резервы из третьей линии — начали массово покидать поле битвы и убираться поскорее прочь, не желая участвовать в столь неблагоприятном сражении.
Наёмники кондотьеры, разорившиеся крестьяне, и городские отбросы и подонки — все они шли ради лёгкой добычи в данный поход и надеялись, простояв за спинами регулярной армии — поучаствовать в каких разбоях и получив хоть немного добычи и себе, осесть, на этих отвоёванных у еретиков землях, вместо прежних, изгнанных или убитых «честными», владельцев земель и домов.
Сражаться, проливать свою кровь и получать увечия — подобные «как бы бойцы», даже и не думали!
Пока всё было хорошо — они были всей душой за империю, но сейчас… Сейчас собирались как можно далее убежать от фанатиков «честных», что с криками и воем гнали имперскую гвардию и пикинёров прочь от холма, на котором располагался лагерь еретиков.
Связываться с беснующимися от успеха «честными», бойцы из резерва имперцев даже и не думали, и когда офицеры приказали им немедленно выдвигаться на выручку части подразделений центра, которым приходилось особено туго в той сумятице и толчее что случилась — просто избили орущих на них офицеров и бросились прочь, не соблюдая элементарной дисциплины.
Третья линия «резервистов» своими поспешными действиями смогла ещё сильнее смешать правый фланг имперской армии, так как основные дороги, по которым можно было уходить к крупным лояльным империи ближайшим городам — проходили имено там, и растолкав отступающих в относительном порядке уммландцев резервисты начали массово покидать свой лагерь и само поле, всё ещё продолжавшейся, битвы.
Кондотьеры били палашами кавалеристов, из числа бойцов отрядов провинциальных вице королей, когда те скакали к ним что бы образумить и вернуть в сечу. Прорывались сквозь отступающие отряды имперской пехоты, давя лошадьми собственных бойцов, грабили обозы собственной армии — если видели что есть к этому возможность и их никто не тронет и не накажет.
Бегство большей части бойцов из резерва, что располагались в последней, третьей линии имперской армии, совершенно ухудшило положение всего воинства державы: в центре уже образовывался прогиб, что вот вот мог превратиться в полноценный прорыв атакующих, словно бы безумные, имперцев — ветеранов из числа сторонников Руфуса, «рубак» с горы Лабоир и вооружённых молотами и двуручными мечами, головорезов, из числа сержантов барона Гундобада.
Значительная часть конных имперских рыцарей и оруженосцев, которые атаковали лагерь еретиков на холме с флангов — были уже убиты или взяты в плен и сейчас большая часть немногочисленной кавалерии еретиков, наседала на испуганные части лёгкой кавалерии империи, что ещё не зная о разгроме штурмовой пехоты, всё ещё продолжали организовывать кольцо окружения для полного блокирования холма: их обстреливали из арбалетов и луков, и гнали прочь в разные стороны конные ересиарха.
Правый фланг смешавшейся имперской армии подвергся внезапной атаке с тыла — от обезумевших от страха собственных кондотьеров и полисных милициантов, которые бросились прочь на главные дороги, прямо через строй отступающих от атак еретиков, сотоварищей по походу, из числа имперцев.
В порядке отходил к своему лагерю лишь левый фланг армии империи, но он мог почти полностью быть отрезан от остальных сил уже в ближайшее время, из за прорыва отчаянных головорезов «честных» и всё прибывающих с холма их свежих отрядов, что волнами скатывались со своего лагеря, на вершине, на отступающих перед ними в панике имперцев.
Удирающие бойцы из резерва настолько ухудшили положение всей имперской армии, что на какое то время именно их беспорядочное бегство привлекло к себе внимание командиров похода, которым пришлось отвлечься от прорыва «честных» по центру имперцев и срочно переместиться туда, на правый фланг своей армии.
Кондотьеры и баронские дружины фактически распорошили императорскую гвардию своими конными наездами на её бойцов и Магинарий Имерий, начальник гвардии, вынужден был приказать убивать «всех дураков что въезжают в строй гвардии на коне и отказываются вернуться в битву!»
Гибель полусотни баронов и рыцарей, а также трёх десятков простых кондотьеров, убедили остальных не связываться с элитой имперских вооружённых сил, и тогда они начали продавливать иные, не столь мощные отряды, что им попадались на пути: следующей жертвой отступления «резерва» стали отряды из Кельрики и Уммланда.
Гарданцев паникёры смешали так, что Поллион, советник наследника Борелла — приказал полностью выходить, всем отрядам Гарданы, из сражения и совершать перестроение уже где за лесом, что прикрывал имперский лагерь с тыла.
Тем временем лёгкие бомбарды «честных», на треногах, серпентины на колёсных тележках, и прочее подобное оружие — были перемещены ещё ближе к месту основного сражения и дали свой очередной беспощадный залп, в массу беспорядочно отступающей армии врага.
