— Что-то я читал об этой пьесе… пьесу ругали… критики пытаются приписать искусству границы, которых у него нет… но продолжайте…

Незнакомец говорил, а я слушал и грезил, вспоминал детство… у меня было два учителя: портной и монах… монаху постоянно что-то мерещилось, а портной был доволен всем, если верить его словам… не помню, что было потом, кажется, я умер…

— Вы не похожи на мертвеца…

— Бог снова открыл мне дверь в мир сущностей, чтобы созерцать игру вещей… но я, с вашего позволения, продолжу… люди мечтают, живут и умирают, уходят в воображаемую тьму, открытую для всех живых и мертвых… я пытался понять, где я?.. что со мной?.. я спал, не знаю, долго ли, бог знает, и очнулся, привстал, осмотрелся… это была пещера… свод высокий, мнилось, что там, вверху, клубились облака… я стоял и разглядывал рисунки, которыми были украшены стены пещеры… в сырой холодной тьме мне почудилось движение… кто-то подкрадывался бесшумно, как всегда… меня объяла невольная дрожь, я даже попятился немного, прислонился спиной к стене и почувствовал холод… холод полз по телу… я уже не ощущал ног… я возопил… мой вопль меня же и оглушил… я пришел в себя… страх спас меня от смерти… я не ощущал ни ужаса, ни боли, только грусть… сколько память прячет призрачных трагедий… во сне подобно богу мы прозреваем суть вещей, а просыпаясь, видим лишь их очертания, размер… ветер плеснул мне в лицо сыростью и утих, завороженный долгой ночью… странная и страшная это была ночь… вокруг и днем царила тьма… мнилось, мир исчез… стонущий, я не слышал сам себя… не помню, как я оказался в городе… небо куталось в холодные сырые облака… моросил дождь… в городе никто меня не ждал… время было смутное… иногда люди слышали странный подземный гул, напоминающий рычание своры собак, случались оползни, внезапно появлялись провалы, зияющие трещины в земле, в небе появлялись факелы… они вспыхивали и гасли… и все это было не случайно и не без причины… есть некто, стоящий за всем этим, которому все повинуется…

— Так что нас ждет?.. — спросила женщина в шляпке с искусственными цветами…

— Всех нас ждет тьма, вы что, не видите…

— Не знаю, что нас ждет, но лучше от всего этого держаться подальше…

— Все бегут… и живые и мертвые… трудно не поддаться панике…

— Но вы же не поддались…

— Меня удержала книга, доставшаяся мне в наследство от тети, которую я пытаюсь дописать… в ней есть темные места, пропуски… теряется философия, идея…

— И что?.. удалось вам справиться с этой книгой?..

— Она как женщина, днем одна, ночью другая… днем я преподавал в университете историю, а ночью писал… слова покидали книгу или превращались в некие безликие существа, которые молча усаживались вокруг меня… мне казалось, что они знают все про меня…

— О чем он говорит?..

— Он бредит… сошел с ума…

— Не скажу, что он сумасшедший, но думаю, что он потешается над нами…

— Вы мне не верите, а зря… в детстве тетя читала мне из этой книги о том времени, когда еще была жива Кларисса…

— Так Кларисса умерла?.. жаль… была в ней величавость, благородство, блеск… ну и конечно голос…

— А я слышала, что она потеряла голос…

— Кларисса нуждалась в театре, в рукоплесканиях, но вынуждена была уйти… ей не надо было прятаться, однако пришлось… она не избежала опасности изгнания, ссылки… впрочем, неприятности были предвиденные и ожидаемые… что?.. нет, я не знаю, есть ли ад, но рай есть для несчастных… философия только учит… религия обещает, что бог приведет нас к счастью, но где оно, счастье?.. люди не знают, где его искать, рушат государства, губят самих себя… посмотрите на них, стоят, ждут конца света… душа у них в такой смуте… мне их жаль… жизнь кажется им сомнительной и опасной… я тоже иногда испытываю волнение, неподвластное разуму, близкое безумию, выхожу из себя, впадаю в меланхолию, в бесчувственность, теряю уверенность… время смутное… у многих возникает душевный надлом, подавленность…

— Давайте сменим тему… расскажите о Клариссе…

— Ее слава простиралась до неба, ее голос покорял, слова ее плачей ловили дети и старики… ловил и я, краснея, но здесь нам не до подробностей… не подумайте, что я что-то скрываю или прибавляю от себя… все она имела, и роскошь и достоинство… и всего лишилась… время все унесло, оставила старость… куда бежать?.. к кому припасть?.. горе изливалось в ее плачах… нет, она не плакала, давно наплакалась, видела много всего… она пела…

— Говорят, она скрывалась в руинах замка в безвестности и скромности…

— Мы не более, как люди… всех нас иногда касается тоска, душевная боль… иные ищут уединения…

— Нет, я не могу представить ее каменной, в тоскливом молчании, или в ожесточении и в ярости, словно лающая собака… она сама решала, быть ей несчастной или нет… она ободряла себя и не искала спасения в бегстве…

— Как много еще в нас глупости, что тягостнее всего… некоторые горюют по обязанности, сочиняют плачи… горе давит, теснит и, говорят, противиться ему нельзя… не безумны ли мы?.. но продолжайте…

— Кларисса успокаивала себя музыкой и пением… пела, никому не в обиду… или обращалась к писанию… писание легче других книг усваивается… иногда она погружалась и в заманчивые утехи наслаждения, когда ничего другого не было, чтобы смирить желания… в эти темные места души лучше не заглядывать… как говорят, сны разума порождают чудовищ… всех нас иногда одолевают опасные желания, которые невозможно сдержать… душа покидает тело, блуждает… охваченное безумием тело остается наедине со сладострастием и желанием желать того, что вовсе нежелательно…

— Клариссе приходилось жить либо терпя зло, либо воображая его на сцене… увы, увы… смерть шествует… смерть единственная реальностью в этой жизни, похожей на сон…

— Вы думаете, что это сон?..

— А что же еще?..

— Ну да… жизнь — это сон, а смерть — пробуждение…

— То, что вы сказали, уже было сказано и разъяснено в писании… впрочем, об этом можно говорить и говорить… смерть не лишает нас чувств… уже мертвый человек не совсем мертвый… свидетельств этому много… мы не понимаем причин, но то, что я сам не раз видел, убеждает меня, что ушедшие из жизни по-прежнему живы… смерть — это лишь переселение из одного места в другое… все небо заселено людьми… нас ждет там некое будущее… душе откроются зрелища…

— Вы думаете, там рай?..

— Я думаю, что все радости рая и все ужасы и мраки подземной жизни вымышлены и увидены глазами поэтов… умирает тело, не душа… душа вечна… впрочем, вполне возможно, что я заблуждаюсь… спросить не у кого, никто еще не возвращался оттуда…

— Это ли не доказательство, что рай существует…

— А что если мы погибаем без остатка?..

— Может быть это и так, не спорю, но что в этом утешительного?..

— Все это догадки и размышления… не стоит гадать… вопрос темный… узнаем все в свое время, восходит ли душа в небеса или падает в бездну смерти, туда, откуда она пришла… однако вернемся к истории Бенедикта… продолжайте…

— Жил Бенедикт, как я, что-то имел, что-то не имел, нуждался, желал, терпел неудобства, лишения, писал плачи, когда душа его съеживалась от страха смерти, которая всегда рядом…

— Говорят, он был вегетарианцем…

— Нет, он стремился к гармонии с миром, искал бога, и, в конце концов, нашел его…

— Ну да, умер…

— Зря вы так… благодаря ему город все еще город…

— Ну да, может объявлять войну, заключать мир и утверждать смертные приговоры… мэр имел даже свой малый совет… и пенсии… пытался воспроизвести в более грубом и угловатом виде черты града божьего, как двоящееся отражение в воде…

— Ну, это уж слишком…

— Я говорю все это лишь для того, чтобы быть понятным, а может быть и приятным горожанам и мэру, который изгнал меня в ссылку…

— И что дальше?..

— Последовал ряд событий, и я очутился на острове, где мне удалось опровергнуть одно слишком распространенное заблуждение, касающееся больших городов… нельзя от них требовать слишком многого, и воображать, будто они могут стать страной…