— Ну да… в конце концов, земля останется только в цветочных горшках на подоконнике… деревья сами собой зачахнут и засохнут, останутся только карликовые и искусственные… потом станут избавляться от избыточного населения, лишних людей, потому что им труднее выжить…
— Что вы предлагаете?..
— Ввести запрет на ввоз идей, и вывоз имущества…
— О боже, как вы можете до такой степени заблуждаться…
— Поэтому я в трауре, скорблю… и надеюсь попасть в ад…
— Почему не в рай?..
— Ад бодрит…
— Вы думаете рай существует?..
— Он то приближается, то удаляется, витает и летает туда-сюда, ищет, где и как можно с удобством расположиться, в уме или в сердце…
Услышав звон колокола, монах перекрестился…
Перекрестился и Марк, похоронил себя, лег в гроб рядом с Адой и оказался в преисподней среди мертвецов… он пытался угодить им…
«Неразумно было умирать, думал, буду с Адой вечно, увы, везде соглядатаи…»
— Зачем ты здесь?..
— Мне страшно стало без тебя… и вот…
— Не бойся за меня, себя спасай…
— Молчи, мы привлекаем мертвецов…
— Твой замысел был безумен… ну, сошел ты в могилу, и что?.. что-то изменилось?.. мир стал лучше?.. он чудовище… и убийствами не насытится… сколько их было, готовых кричать о победе, и где все они?.. они победили смерть?.. лишь наполнили храмы плачами… что ты молчишь?..
— Я думаю…
— О чем?..
— О смерти…
— Ее здесь нет, она, где живые…
— Откуда у нее эта власть?.. кто истину от нас скрывает?.. враг?.. друг?..
— Всегда я думала об одном, о своей роли…
— И я думал о том же… и стал врагом народа, беглецом, сам себя лишил надгробных слез, жалоб и молитв… нет, я не боялся одиночества, я боялся стать добычей собак и птиц…
— Ты хочешь быть и мертвым, и живым…
— Хотел бы, но ты гонишь меня… я уйду, хотя и многого не знаю о твоей смерти…
Марк встал на ноги и пошел… шел он медленно, хромая, остановился, наткнутся на стену темноты…
«Она сама себя огородила, не пускает, должно быть, хочет что-то сообщить мне… и весть не добрая, подсказывает мне тайный голос… от смерти я к смерти иду… смогу ли я вернуться?.. внушает страх предчувствие беды… боюсь не за себя, за город…
Однако город все еще город, сияние над ним разлито…избегнул гибели, и так нежданно…
Казнить его несправедливо, нет вины, улик, мотив неясен, но тьма над ним висит, как заговор нечистых сил…
Или это награда?..
Не видел я, чтобы смертью награждали…
Нет, город я не виню… и бог здесь не причем, хотя в толпе я слышал ропот…
Все из-за денег… он обречен на гибель из-за нарезанной бумаги, развратившей власть… вот час и пришел… и казни они не минуют… тьма пожрет преступников… или они и ее подкупят?.. за деньги, вряд ли… за деньги никто не спасется и смерти не избегнет никогда… деньги не отличают добра от зла, и правду от лжи… нет у денег ни чувств, ни мыслей…
Куда это я забрел?.. ограда кованная, кресты, могилу кто-то роет… уж не мне ли?..
Стоят, ждут, дрожат, боятся чьих-то угроз из темноты… и я не спешу стать мертвецом, упасть трупом в яму…
Что это?.. внезапный порыв ветра листья мирта сорвал, бросил в яму, соболезнует… увидел меня плачущего плач…
Нет, своей вины я не отрицаю, признаюсь во всем, и так легко…
Никому не избегнуть смерти, всех она найдет, накажет и не виновных… закона этого ни бог, ни справедливость не отменит…
* * *
Сделав усилие, Марк перенесся в чуждую ему обстановку… далось ему это нелегко…
Он принес письмо матери мэра от примадонны с сочувствием по случаю исчезновения ее сына, говорили, что он утонул в пруду, ставшем болотом, или покинул город и отечество… бежал унылый, проклинающий тех, кто заставил его бежать…
Примадонна не смогла сама прийти… в ее ушах все еще звучали слова:
«Моя неблагодарная дочь меня же и позорит…»
«Примадонна могла бы и возразить…
Вспоминаю эту сцену в гримерной комнате, она просто выходила из себя…»
Мать не могла спокойно выслушать слова сочувствия дочери, ей казалось все это притворством и оскорбляло ее…
Марк вошел в прихожую и остался стоять…
Мать мэра прочитала послание посланника вслух, потом еще раз, и еще, сказала:
«Оставь меня…»
Ее дочь вела слишком распущенную жизнь, так ей казалось, а мэр был ее сыном, хотя она и усыновила его…
Это была развязка пьесы анонимного автора еще недописанная, без финальной сцены…
Мать мэра еще какое-то время гневалась, потом успокоилась… и примадонна сознала свою неправоту, попросила прощения и обещала исправиться, одним словом, все пришли к полному примирению?.. нет, не все, остался еще секретарь мэра…
Мать мэра опасалась его шантажа и разоблачений… и я решил проучить секретаря мэра… одно время мы были знакомы…
Помню, я притворился веселым, разыграл человека щедрого, правда, не за свой счет, готов был наделать с ним настоящих безумств с одалисками, гетерами и менадами…
Ночь безумств мы условились устроить во флигеле замка примадонны…
Девы вывели секретаря на сцену…
На нем был только желтый шарф, завязанный петлей на шее…
Примадонна репетировала и пришла в ужас… секретарь тоже, он покраснел, побледнел и разразился каким-то лающим смехом…
Моя затея удалась, но примадонна была не в восторге, секретарь мог на самом деле надеть себе петлю на шею… но мог и увернуться от петли…
Продолжение этой истории было довольно неожиданное, секретарь предложил примадонне руку и сердце…
«Она в годах… — размышлял он… — рожать уже не может, осталась без театра и без покровителя, мэр исчез… устроит ли ее этот брак?.. иначе и быть не может, если только она еще в своем уме… я верну ей театр, прислугу…»
Так, по всей видимости, размышлял секретарь мэра и краснел…
Я думал, его хватит удар… обошлось…»
* * *
На месте ораторов стоял и говорил незнакомец в сером плаще… он умолк…
Пауза затянулась…
— А что случилось с тем незнакомцем в пещере, который все твердил, что он невиновен?.. — спросила женщина в шляпке с искусственными фиалками…
— Когда я очнулся, он проклинал кого-то… просто упивался словами… и это было не случайное раздражение… длилось это довольно долго и явленно было мне не только во внешних проявлениях… что?.. весьма возможно… ко всему истинному всегда присоединяется нечто лживое, похожее на истинное… выглядит оно выразительно, но заставляет усомниться тех, кто знает об этом что-либо достоверное… для театра все это, может быть, и важно… не знаю, наверное, я проявил излишнее любопытство… поверил ему более чем следовало… он умолк, а я уснул, и все соединилось с невыразимым…
— Как он выглядел?..
— Выглядел он не лучшим образом, лицо бледное с землистым оттенком, волосы всклокочены… что?.. да, я заснул, провалился в сон как в яму, сокрушенный, растерянный… нет, это было на самом деле… я умер, но знал, что воскресну… наверное, и незнакомец это знал… нам это обещано отцом небесным…
— Но это не делает страх смерти и посмертные страдание чем-то менее реальным… однако продолжайте…
— Да, прошел час или два, смотрю, незнакомец привстал, изменился в лице, поднял руки, словно заслоняясь от чего-то приближающегося издали… потом стал отдавать команды жестами, голосом… и не совсем приличные…
— Что было дальше?..
— Ничего… незнакомец умер…
«Не стоит говорить, что я его узнал… это был мэр, я видел его в лимузине рядом с примадонной и Бенедиктом… помню, недолго думая, я пожал руку незнакомца, впрочем, лишь слегка…
Бенедикт был гением, я только заражен гениальностью…
Говорят, в прохладном климате гениев больше…
В поэме, которую Бенедикт написал для мэра, была и действительность и сочувствующий, возвышенный вымысел… герой, влюбленный в преступницу, сам готов был стать преступником из ревности… готов был заколоть, зарубить, посадить на кол свою пассию… и пожертвовать свою кровь для ее спасения от ужасных ран…
