- Все, чтобы справиться, - отрезал Онерон.

- Ну, по крайней мере, необходимыми вещами мы тебя снабдили. Значит, мне пора.

Онерон набрал в грудь холодный морской воздух и закашлялся. У него слегка закружилась голова от опьянения кислородом.

- Вам удалось создать прекраснейший из миров.

- Нам совместно с тобой, - поправил Лек. - Мы старались.

- Когда мы подлетали к берегу, и я увидел все это великолепие вблизи, кое о чем подумал. Теперь, наблюдая плоды наших трудов, я уверился в мысли, что вы могли бы поступить точно так же...

- Колонизовать новые миры и оставить дряхлеющую родину, - продолжил реплику Лек.

- Именно... друг мой.

- Ты тысячу раз прав, однако мы этого не сделали.

- И на то существовали вполне веские причины, не так ли?

Лек обвел безразличным взглядом опушку леса, камни, берег внизу, рокочущий океан - так, будто тысячу раз видел все это, и увидит еще тысячи раз.

- Мой народ уникален, как и любой другой в Галактике, - эри попробовал артикулировать, воздел руку к верхушкам сосен. - Наша биосфера относится к тому редкому типу экосистем, которые стоят на ступень выше кислородных. Синтезировать подобные условия жизни на внешних планетах крайне трудно, хотя и осуществимо. По этой же причине возмущения внешней среды, кажущиеся вам пустячными, очень ощутимы для нас. Малейшее колебание в интенсивности звездного излучения способно нанести непоправимый вред нашему разуму. Но все это пустяки в сравнении с одним важнейшим принципом.

- В чем он заключается?

- Умеренность. Мы - аскетичная раса. Предпочитаем воздерживаться от пустой траты энергии.

- Но ведь...

- Да, уже знаю, что скажешь. «Разве цель не стоит затрат?» Для нас - нет, не стоит. У нас и у вас приоритеты разные, человек. А результат, как правило, один. Вывод: зачем делать лишние движения, если мы придем к одному и тому же результату?

Полковник понял, на что намекает эри. На тучи шлака, оставшиеся в наследство от расселившегося по рукаву Ориона человечества. Колонизация ничего не изменила - люди все равно исчезли; и экспансия, и уединение завершаются одинаковым финалом. Из чувства упрямства Онерон был не согласен, но на этот раз предпочел промолчать.

- Я считаю, что моя задача выполнена. Поэтому улетаю, - эри невозмутимо поднялся по камням к челноку, открыл шлюз, шагнул внутрь, но, помедлив, обернулся назад. Онерон, специально ничего не говоря на прощание, встретил долгий, отрешенный взгляд его мутных глаз. Затем эри как-то робко поднял раскрытую ладонь в прощальном жесте. И исчез внутри. Тут же отверстие затянулось, челнок бесшумно отчалил от земли, игнорируя законы притяжения. Легкий свист все же напомнил Онерону, что транспорт материален и использует энергию. На этот раз белого хвоста не было - эри возвращался инкогнито.

А человек немного постоял, развернулся и приступил к выполнению своей миссии.

Его сердце радостно трепетало.

Лес недовольно шумел.

С моря к суше приближался ураган, и холодный соленый ветер был его флагманом, заставляя неистово раскачиваться верхушки деревьев. Еще с утра день сиял чистотой, но к вечеру наползли тяжелые облака, покрывая вязью теней водную гладь. Стало значительно темнее, в лесу воцарились сумерки, только вблизи берега видимость была хорошей, но там, в чаще, уже притаились первые сгустки ночи. Вместе с потемками пришел холод. Звери и птицы попрятались, укрываясь от непогоды. Это было плохо - выследить дичь станет труднее. Есть риск вернуться к стоянке с пустыми руками. В который раз.

Человек, одетый в шкуры, крался по подлеску несколько часов. Человек испытывал смесь разных, главным образом негативных, чувств - голод, злость, расстройство. Вот уже два дня он не мог как следует пообедать, перебивался случайной мелкой добычей и корешками, которые еще больше растравливали резь в желудке и скручивали кишки. Он крепко сжимал в кулаке грубо сработанное копье. Он был грязен и волосат; его чумазое лицо хмурилось, а поджарое тело было худым и испещренным шрамами. Он слегка сутулился, но в остальном выглядел здоровым. Он сливался с землей - тень среди теней, зверь среди зверей. Только глаза горели огнем, в них полыхало то, с чем невозможно спутать глаза ни одного другого животного.

Разум.

Час назад ему удалось напасть на свежий след копытного животного. Вроде бы дикого кабана. След внезапно пропал, и человек был вынужден возвращаться назад и кружить, бессильно выщупывая землю в пряном сумраке соснового леса. Естественные звуки леса перекрывал шум растрепанной ветром листвы, поэтому приходилось полагаться на зрение. Проклятый ветер! Охотник был близок к отчаянию. Он устало привалился к толстому стволу, вглядываясь в серое небо. Там, через сотню шагов простерся песчаный берег и океан. Духи моря и духи воздуха показывали там свою силу, и человек с благоговением думал об их могуществе. Человек молил духа леса ниспослать ему помощь. Сложив пальцы в ритуальном жесте, он провел ими по коре дерева и что-то пробормотал.

Нужно идти дальше. Пока кровь бьется в венах, надо бороться. Человек перевел дух и продолжил рейд. Сделав пару шагов, он застыл. Осторожно ступая по палой листве, он приблизился к интересующему месту. О, небо! След, глубокий след от копыта, взрытая земля, примятые ворсинки травы! За ним, другой, третий, целая вереница, которая уводила к дальнему каменистому мысу. Мысленно поблагодарив высших существ за содействие, человек поудобнее перехватил оружие, проверил, на месте ли заткнутая за пазуху заточка и затрусил вперед. След игриво вилял и, в конце концов, привел к опушке леса, граничащей с длинным, испещренным мшистыми валунами, обрывом. Чуть дальше деревья заканчивались, уступая место величественному мысу, что возвышался над побережьем и был виден за многие мили с моря и с берега. Человек напрягся - добыча находилась совсем рядом; он пока что не видел, но уже чувствовал тяжелый запах животного. Раздалось приглушенное хрюканье. Точно, вепрь. Решил поживиться орешками. Охотник проскользнул по высокой траве в сторону и очутился на холмике. Отсюда открывался вид на опушку.

Он копошился в кустах посреди полянки. Вздутые бока и бугристая спина ходили ходуном. Зверь был огромным. Не просто массивным - громадным. В одиночку завалить такого не удастся. Хряк может и сам напасть. И никакое копье тут не поможет. Человек лихорадочно обдумывал варианты действий, когда встретился глазами с налитыми кровью зрачками зверя.

Оба застыли в параличе ожидания. На мгновенье человеку показалось, что угроза исчезла. Но вот хряк заревел, затряс массивной башкой и ударил копытами землю, взметая фонтаны жирных земляных комьев. Взбешенный, он сорвался с места и устремился прямо к охотнику. Не помня себя от страха, тот кинулся бежать в сторону. Краем глаза он заметил быстрое движение на противоположном краю полянки. Все произошло очень быстро, но в то же время четко отпечаталось в памяти, чтобы являться перед глазами снова и снова: охотник, отчаянно крича, пытался спастись, разъяренный вепрь настигал его, затем охотник почувствовал, что направление бега вепря изменилось, и рискнул оглянуться. Охотник увидел, как в десятках шагов в стороне от него встал другой человек, видел разъяренного вепря, несущегося к человеку на полном ходу и споткнувшись, полетел навзничь, но извернулся, приподнялся на локте, попытался кричать, предупредить того дурака, чтобы бежал, но с ужасом видел, как пришелец продолжал стоять там где стоит, а хряк уже подлетел на расстояние считанных шагов. И тут человек сделал движение рукой, яркая стрела молнии ударила зверя прямо в лоб, его тело дернулась в прыжке, и с хрипом рухнуло на землю. Прямо перед ногами человека животное конвульсивно дернулось и испустило дух. Человек спокойно перевел взгляд с туши на охотника и сделал приветственный жест.

Охотник, доставший заточку, удивился. Еще не один человек не вел себя так. Чужаки на него либо нападали, чаще убегали, но перед ним никогда не стояли, уперев руки в бока без страха и угрозы. А уж чтобы спасать его! Это сбило человека с толку. Пришелец продолжал подавать знаки: «Сюда! Сюда!» От него исходили волны власти и мощи. Его одеяние выглядело пугающе странным - укороченный, золотисто-желтый хитон из неведомого материала, такого же цвета штаны и ботинки, подчеркивающие изгибы тела. И все это прицельно било в глаза, отражая и многократно усиливая солнечный свет. Словно человек сам был источником сияния.