— Брось, Саш, замерзнет, сам вылезет, пошли по кофейку, — услышал он. И удаляющиеся шаги.

Из крана над ним капало, Андрей дрожал, вода с волос текла прямо в глаза, а он не мог ее стереть своими никчемными руками. И сам он был никчемный, грязный извращенец, к нему даже прикасаться лишний раз противно.

Из душевой его забрали только перед вечерним обходом, натянули через голову серую рубаху до колен и уложили в кровать. Андрей согрелся и лежал, перевернувшись на живот, в голове крутилось одно и то же, наверное, он выродок какой-то, поэтому и попал сюда. Стоял под душем, еще и ноги раздвинул, чтобы вода лучше попадала. Он начал ерзать, было приятно и мерзко одновременно, вот если бы его нагнули прямо там, вставили посильнее… Член наливался и твердел, и Андрей обнаружил, что не может помочь себе руками, пластбинт делал это совершенно невозможным. Он опять улегся на живот, представляя, как его дерут и говорят, что он хороший, и велят молчать и не двигаться. Андрей весь измучился, пока возился, но оргазм был коротким и сильным, и опять накатило знакомое уже ощущение, как он так может, извращенец чертов… лучше бы сдох.

***

…Проход все уже и уже и извилистей, а потом кончился тупиком. Возвращаться казалось невыносимым, но они вернулись, свернули, заползли в еще более узкое место, там все было в какой-то мелкой черной пыли, а еще ошметки, словно каменная паутина. И каменные потеки. И тупик. Они вернулись снова, нашли широкий проход и через несколько часов уткнулись в расплавленную стену. Этот лабиринт был бесконечным.

— Мы похожи на глистов в слоновьих кишках, — сказал Павел.

— Надеюсь, жопа у этого слона все же сверху, — ответил Геныч, и они истерически засмеялись.

“Поход за жопой Грааля”, повторял Павел, красивое название “Грааль” запал ему в душу еще со школьной скамьи и напоминал теперь о чем-то смутно великом.

Прошло тринадцать часов и двадцать шесть минут с начала их похода (они засекали), и, вымотавшись безнадежностью, они сидели в очередном тупике, бессмысленно изучая сканер.

— Прикинь, Пал Юрич, когда мы сдохнем, мои ноги еще недели две ползти смогут, я им автомат поставлю, во пиздец будет?

— Заткнись, — тихо ржал Павел, он закрывал глаза и вспоминал Андрея и думал о том, что, наверно, любит его, раз только и видит его смуглую жопу перед смертью. — Заткнись, Геныч, мы выползем.

— Выползень, бля…

И это слово тоже казалось им ужасно смешным — выползень. “Выползу и приду к Андрею, а с Наташенькой расстанусь, отошлю ей все же то письмо, что уж там, раз изменил и полюбил другого…”

Павел подхватил сканер и на четвереньках пополз обратно, метрах в двадцати был узкий лаз, и он принялся протискиваться в него.

— Куда блядь… — окликнул его Геныч, а потом пополз следом, не прекращая материться на предмет того, что его железная жопа не сжимается и обязательно застрянет.

— Так она у тебя ферроорганическая же, как это не сжимается, — откликался Павел, упорно углубляясь в проход, вот тот как раз замечательно сжимался и сужался.

А потом он увидел на сканере, что спереди пещера и стальные сплавы, но дырка, ведущая туда, была совсем узкая, даже голова не пролезет.

— А счастье было так близко, — прошептал Павел и снова вспомнил Андрея почему-то, как тот просил его остаться на ночь.

— Меня вперед пропусти, — сказал Геныч, взглянув на сканер, и они поползли обратно, к месту пошире, чтобы поменяться очередностью.

И Геныч пробил своими чудесными ногами дырку, они вывалились в широкую пещеру, оказавшуюся фрагментом раздавленного перехода шахты. И снова пошли по направлению вверх. А в конце перехода увидели тусклый свет шахтерских лампочек: там сидели трое ребят из их смены. Они зашевелились и вскочили, увидев их, а Павел с Генычем радостно прибавили шаг — как же хорошо было встретить людей.

— Что сидим, указаний ждем? — спросил Павел, подходя.

— А куда идти, везде тупики или вниз, Пал Юрич, пусть нас тут найдут…

Они присели рядом и поделились галетами и шоколадом. “Надо отдохнуть, и верно”, подумал Павел и прислонился к стене и увидел короткий сон про Андрея и четверых насильников.

— Паш, — окликнул его Николай, наладчик, — ты в радио разбираешься?

— Ага, все сраные модельки из “Юного техника” вот этими самыми руками…

— Может, попробуем собрать из двух маячков один?

— Мечтатель ты, Коль, — отозвался Павел, смешно даже — пробовать в космической технике разбираться, но он все же склонился над полурастерзанным приборчиком, и они принялись терзать его уже вдвоем.

А потом тьма вокруг зашевелилась, они вскочили и замерли, как сковало непонятным ужасом, и на свет выползло нечто черное и блестящее, похожее на гигантского слизня, камень тек и пузырился под его брюхом.

— Нахуй! — скомандовал Павел, рванув в сторону, и все очнулись и побежали за ним.

Только Николай не двинулся, он медленно пятился, прижимая к груди детальки передатчика, и Павел оглянулся, блики света чертили резкие линии на темной фигуре наладчика и на жуткой массе слизня. А потом Николай закричал, страшно и очень коротко, и Павел оглянулся еще раз и увидел, что шлем его упал и осветил пузырящееся брюхо слизня, теперь окрашенное красным. А потом лампочка Николая погасла.

Они забились в очередной проход, теперь понятно, что их слизни прожигали, выползли по нему в пещеру попросторнее, остановились там.

— Надо дальше, дальше идти, — говорили ему ребята.

— Нет, будем ждать спасателей на одном месте, мы уже недалеко от поверхности. Если это опять попрет — здесь несколько проходов, уйдем. А из узкого места не уйти. Все будет хорошо, — объяснил им Павел, и его послушались.

Они сидели и ждали, а потом снова выполз слизень, они побежали и напоролись в проходе на нового.

— Назад! — крикнул Павел, и его снова послушались, побежали за ним в пещеру обратно к предыдущему слизню.

Слизни ползали медленно, вот в чем дело. На большом пространстве от них можно было убегать. Они и убегали, носились по еще не расплавленным местам. И Геныч упал на своих неловких железных ногах, на него наползло и начало есть, но они оттащили его, как хорошо, что полуандроид не чувствовал боли в железной заднице.

А потом слизни уползли, пещера начала застывать отеками, а они сидели на твердом пятачке, прижавшись друг к другу и ждали, все ждали.

— Нас спасут, — сказал Павел и подумал: если наверху все живы. И еще: выберусь, пойду к Андрею.

И их и правда спасли, бур-разведчик прорылся к ним и доставил на передвижную станцию спасателей.

***

Павел оттолкнул кислородную маску, которую заботливый медбрат все норовил запихнуть ему в морду.

— Что со станцией, Максим?

Заместитель главного инженера мрачно сожрал витаминный пирожок из контейнера.

— Со станцией все в порядке, Паш, пиздец носит локальный характер…

— Максим Николаич, — возмущенно перебил его медбрат, — пирожки — для пострадавших!

— А, ну, цыц! — вызверился на него зам. — И брысь отсюда.

— Я при исполнении, — оскорбленно заметил тот, ловко напялил на отвлекшегося Павла маску и принялся что-то измерять.

Павел закатил глаза, а Максим заржал:

— Ладно, хуй с тобой, при-исполнении. Так вот, Паш, — он снова спер пирожок, — это аномалия какая-то, по предварительным данным картина такая, будто бы этот участок что-то огромное из глубины пожевало. Все перемешано… и шахта наша пиздой накрылась, естественно.

Так это не марсотрясение, тупо подумал Павел, кутаясь в одеяло. Медбрат, наконец, оставил его в покое и пошел мучить других пострадавших.

— Вся шахта или только этот участок?

— Строительство везде заморожено, сам понимаешь.

— А… люди?

— Ну, что люди… сидим ждем…

— Я про свою смену спрашиваю, придурок!

— Кроме вас, никого пока не нашли, — Максим поморщился и отвернулся к иллюминатору.

Павел тоже уставился на красный песок. Их ведь тридцать семь человек было… За прозрачным пластиком виднелись обломки внешних строений шахты.