Неужели Паша Безлапчук — один из них? Не может быть… Одному богу известно, чего Андрею стоило сдержаться, не заорать и не забиться куда-нибудь за кресло, когда он почувствовал руку на своей заднице. Как только дверь за коллегами закрылась, Андрей заблокировал оба замка, сменил код и долго сидел под этой самой дверью, обхватив себя руками. Невозможно… Те были скорее всего из внутренней службы безопасности, точно, вот почему не сработала тревожная кнопка, Андрей нажал на нее сразу, как только незваные гости вошли в его кабинет. Он бесстрашно препирался с ними еще минут десять, делая вид, что не понимает, о чем речь, пока его не начали бить.
Он заскулил, отгоняя воспоминания, и пополз на четвереньках в сторону пищевого блока, в его апартаментах была самая настоящая кухня, стилизованная под 20-е годы прошлого века, странная прихоть прежнего жильца. Андрей напился холодной воды, аж в животе забулькало, и забрался в кровать прямо в одежде, убрав перед этим все фоторамки, висевшие рядом на гладкой розоватой стене — он и Инна на ее яхте, опять они на фоне знаменитого музея, и сам Андрей с друзьями и огромной рыбиной в руках. Зеркало на потолке в спальне тоже досталось Андрею по наследству, как и пошлые розовые стены, сам он, как въехал полтора года назад, так ничего и не переделывал. Оно было настоящим, и отключить его было нельзя. Андрей сто раз пожалел, что оставил его, и пошел спать в другую комнату, на диван. Там тоже было зеркало, на этот раз нормальное, он сделал его под цвет стен и убрал отражающий эффект, и только после этого смог заснуть.
***
— Вас генеральный к себе требовал, Андрей Петрович.
— Спасибо, Женечка, — проходя мимо, он слегка погладил ее по круглой попе, обтянутой форменной юбкой, а Женечка отбросила его руку и сделала вид, что страшно возмущена. Тогда он помял еще немного ее ладошку, мягкую такую, с острыми ноготками, нежную, не то, что у Павла лапища, еще и с волосами рыжими. Так, не думать.
Надо, сказал себе Андрей, надо пойти и покаянно выслушать, что скажет начальство. А потом вернуться и трахнуть Женечку, вот на том самом столе и трахнуть. Он зашел в свой кабинет, в котором был полный порядок, стулья ровным рядком, черный стол… Андрея затрясло, и он почти с радостью пошел на выволочку к генеральному. Тот про пустоты ничего не желал слушать, проорался как следует и выгнал Андрея вон, дав сроку две недели.
— Андрей Петрович, — Женечка ждала его там, где он ее и оставил, в кабинете, — я вам сметы принесла.
— Ага, — Андрей бегло их просмотрел и теперь теснил ее к столу, ненавязчиво так, откуда-то снова взялся липкий страх, и пока Женечка запирала дверь, он стащил штаны и зачем-то сам улегся на стол. И когда его спина прижалась к гладкой холодной поверхности, он вдруг физически ощутил, что не может пошевелиться, яркий свет бил прямо в глаза, мешая вдохнуть, Андрей зажмурился, и стало только хуже. Женечка что-то говорила, но он не слышал, а потом она погладила его по щеке:
— Что с тобой, Андрей?
Он прижался губами к ее ладони, в груди что-то мучительно скрутилось в узел, а член начал наливаться и тяжелеть. Андрей потянул девушку на себя, бормоча что-то о том, какие у нее красивые ручки, не прекращая их целовать, но в голове крутилось совсем другое. Ор генерального смешивался с издевательским смехом насильников, Андрей лежал на столе такой беззащитный, а все они хотели… Он замычал Женечке в рот и кончил, и тут же устыдился, как он мог о таком думать, нет, просто совпало, он давно не трахался, а тут еще эти неприятности.
— Ты иди, Женя… работы полно.
Она убежала, обиженно хлопнув дверью, та даже приоткрылась немного, и надо бы встать и привести себя в порядок, но Андрей натянул штаны и продолжал лежать на столе, ну что за псих… Точно, как только контракт закончится, он вернется на Землю и сразу же найдет хорошего специалиста. О том, чтобы воспользоваться услугами местного докторища, не могло быть и речи. Откуда на станции взяться нормальному психологу. А на Земле ему помогут, осталось-то всего годик потерпеть.
***
Павел нервничал все больше и больше, мысли постоянно возвращались к Андрею. Черт! Окровавленная задница начальника внезапно встала перед его мысленным взором даже во время самого интимного события его марсианской жизни: составления пятничного послания Наташе.
Он застонал и уткнулся лбом в клавиатуру. Его чистая, невинная невеста была словно опорочена этим, он сам чувствовал себя невыносимо грязным, но… от этого было просто не избавиться, закрываешь глаза и видишь — страх и страдание на его лице, внутри что-то ёкает, пальцы ощущают тепло и твердость его тела… Павел поднял взгляд, на экране мерцало бессмысленное “бдыщь”, напечатанное его лбом, а слова разбегались, как тараканы в голове. “Любимый мой мышонок”, напечатал он, снова бессмысленно потаращился, потом вскочил и забегал по кабинету.
Надо поговорить… поговорить с Андреем Петровичем, выяснить, что тот предполагает делать. Ведь не может же он оставить это все без реакции? А Павел ни в чем не виноват, его заставили же. Надо идти в полицию. Или… или главного инженера связывают с подонками некие темные делишки? Мысль была почти крамольная — ведь если связывало, то это значило, что некая гниль пробралась в корпорацию… и на таком уровне…
“Нет, — оборвал он сам себя, — гниль пробралась мне в мозг, а Андрея наверняка шантажируют неизвестные подонки”.
Он решительно направился в офис главного инженера, так решительно, что чуть не зашиб по дороге бодро бегущую куда-то Женечку-сметчицу.
— Ой, простите, Евгения, главный у себя? — спросил он, сердечно обнимая милую барышню. Та кокетливо трепыхалась и таинственно хихикала, якобы вырываясь:
— У себя, у себя…
Павел с удовольствием притиснул ее к себе, а потом вздохнул и отправился на свою голгофу. Голова у него была пустая и легкая, а ладони вспотели, когда он толкал знакомую дверь. Вот ведь дурак…
— Андрей Петрович… — Павел осекся: начальник лежал на столе, бессмысленно глядя в потолок.
Как тогда, только одетый… И руками вцепился в столешницу. И резко приподнялся на локтях, заслышав его голос, но так и застыл, молча глядя на приближающегося медленно Павла.
— Я… — завороженно сказал Павел, подойдя к нему совсем близко, он снова был загипнотизирован этими ярко-серыми глазами с невозможно расширенными зрачками, его бледностью и молчанием.
Рука сама протянулась к обтянутому серебристой формой начальственному бедру.
От прикосновения Андрей дернулся и коротко врезал ему кулаком по морде. Павел успел слегка увернуться, и удар прошел по касательной, по скуле. Он схватил начальника за руки, прижимая к столу, а тот молча извивался, точно, как необъезженный жеребец, горячий и сильный. Они пыхтели и боролись, а потом он очень удачно заехал Андрею локтем под дых, и тот скорчился, задыхаясь. Павел отпустил его, наваждение спадало.
— Вы что деретесь… сразу… — он с трудом перевел дух. — В полицию… хотите? Вместе пойдем.
— Нет, не надо полиции, — Андрей выпрямился и помотал головой: — не надо.
— Вот как? Чего вы боитесь?
— Будто не знаешь… с-сука…
— Ты… — разозлился на оскорбление Павел, хватая его за плечи.
Но Андрей больше не отбивался, лишь слабо уперся ему ладонью в грудь и закрыл глаза, его снова трясло. Павлу захотелось унять эту дрожь, он слегка погладил его по руке, а потом по спине. Андрей не сопротивлялся, и Павел провел ему по бедру, его снова затягивала близость этого тела и запах — тонкого парфюма, слабая нотка секса, и острая — страха. И вседозволенность. Его ладонь остановилась на пахе Андрея, ширинка у того была расстегнута, и оттуда выглядывал темно-розовый кусочек плоти. Павел запустил в нее руку, там было все влажно и липко, как тогда ночью, когда Андрей был весь в чужой сперме и своей крови. Он мял вялое достоинство своего начальника, и то постепенно наливалось кровью, а сам Андрей тяжело дышал ему в шею, все так же зажмурившись.
Павел сунул руку глубже, пробираясь, неизвестно зачем, к анусу, просто помнил, как там было мягко и податливо, Андрей изогнулся, судорожно втягивая воздух сквозь сжатые зубы, и захлопал ладонью по столу, искал пульт, чтобы запереть дверь. А Павел просто не мог остановиться, воспоминания о бывшем здесь, на этом столе, мешались с реальностью, и хоть сейчас задница Андрея была плотно сжата, он все равно давил и давил на вздрагивающий проход, а потом вообще толкнул мужчину на спину, стянул штаны и попытался втиснуться. Было узко и больно, его изнывающий член вошел в смуглое тело только головкой, Андрей кусал до крови губы. Они снова опухнут, думал Павел, сминая этот красный рот рукой. Андрей теперь кусал его пальцы и глухо, мучительно стонал на грани слышимости. А Павел все протискивался и протискивался в глубину его тела, голова кружилась от его покорности, наслаждение было каким-то безумным, совершенно не связанным с привычным удовольствием. Нет, это было грязное, извращенное наслаждение, и он сам себя ненавидел за него.
