— Ожидайте на месте, — ответили ему.

Андрей заметил, что у него трясутся руки, и запоздало подумал, что это же его Пашка своими руками человека убил, а он еще не поверил ему утром.

— Ты же не хотел полицию, — тот отмер вдруг и ухватил его за плечи, — Андрей, совсем сдурел, да?

— Паш, вся столовка видела, как вы уходили с Максом. Заявим как несчастный случай, хер кто докажет, — на последних словах Павел его уже обнимал. Ну и что, что тот убийца, это ничего, ничего не меняет. Андрей ведь так любит его.

***

Павел все прижимал и прижимал к себе что-то втирающего ему Андрея, цеплялся за его твердое теплое тело, как за якорь, в голове было пусто, лишь гулко стучало сердце. Ведь он убил.. убил…

— Прости, Андрей, что ты сказал?

— Я говорю, что надо согласовать историю о несчастном случае, чтоб не прицепились…

Андрей его расспрашивал о происшедшем, потом составил откорректированную историю для полиции и раза три заставил повторить, что надо говорить. Павел послушно внимал и повторял, потом растерянно потер лоб и улыбнулся:

— Ты такой умный… Спасибо.

— У тебя рука разбита.

— Да, — Павел уставился на свою руку и почувствовал, что она здорово болит, — это я об Максову рожу.

— Бля… это вызовет подозрения, прицепятся, что вы дрались.

— Нет! — Павел очнулся. — Это я его спасти хотел!

Он подошел к тому месту, откуда Максим сверзился и пару раз врезал по краю мостка, острая боль привела в чувство.

Почти все оставшееся до транспорта время они провели в отделении: писали объяснительные, чего-то ждали, ругались, оформляли… Андрей все хорошо придумал, и к ним у полиции не возникло никаких претензий. По правде говоря, от них вообще рады были избавиться: Андрей закатил такой скандалище на тему несоблюдения техники безопасности, любо-дорого посмотреть. Орал, что этого так не оставит, что все местное начальство под статью пойдет…

“Мы потеряли столько людей из-за прорыва слизней, вырвались из настоящего ада, чтобы подохнуть в ваших гнилых коммуникациях?” — разорялся он перед взъерошенным начальником Москвы-7 и его свитой, те срочно примчались к скандалу.

— Разберемся, Андрей Петрович, накажем, не волнуйтесь, — уверял его начальник, — вы совершенно правы, это возмутительно.

— Вы, господин Скобяков, лично, понимаете это, лично ответите мне за смерть моего заместителя… — заедался на него Андрей, и все начиналось по кругу.

— Андрей Петрович, — Павел осторожно прикоснулся к его плечу.

— Что?!

— У нас транспорт скоро, на орбиту…

Андрей поморщился, как будто вспомнил нечто неуместное. И после этого все засуетились и стали ужасно предупредительно избавлять их от излишних формальностей, как же, вдруг опоздаете, господин Озкулов, транспорт-то не наш, мало ли какой казус…

— Да подождут, не переломятся, — вальяжно отвечал Андрей, вчитываясь по третьему разу в какие-то параграфы.

Павел поставил очередную подпись под формой свидетельства и покосился на любовника. Андрей развеселил его своим циничным концертом, а уж этот суровый вид… Аж яйца поджимались.

— Господин Озкулов — ваш… ээ… гражданский муж? — вдруг спросил его молоденький сержант, глядя с каким-то священным ужасом.

Павел фыркнул, а потом, заметив, что Андрей прислушивается, понизил голос до страшного шепота:

— Да… представляете, офицер, в постели по имени-отчеству… В ежовых рукавицах!

Кончик уха Андрея запылал.

— Так и не узнали, на кого Максик работал, — с сожалением заметил Павел, выйдя из участка.

— Да… — Андрей поежился и засунул руки в карманы. — Не дай бог, докопаются его хозяева…

— Наверняка, американцы! — зловеще обронил Павел, и Андрей засмеялся:

— Во, мудак…

А позже, уже на американском транспорте Андрей сказал:

— Зачем ты там… про гражданский брак.

Они обнимались голышом на прощанье перед бурлящими анабиозными камерами, Павел кусал и тискал его, пытаясь запомнить перед долгими месяцами беспамятства. Примета такая, чтоб снился все это время.

— А что, все равно ведь известно станет, что мы живем вместе, я сразу и указал.

— А мы, — Андрей напряженно посмотрел ему в глаза, — разве живем вместе?

— Конечно, нам скрывать нечего, — отозвался Павел и погладил его по заднице, — и живем и отдыхаем. Ты, кстати, куда хотел поехать, ну, помнишь, утром? Давай в Турцию!

— В Турцию? — растерялся как-то Андрей. — Тебе что, здесь пустыни не хватило? Там же и нет ничего приличного.

— Конечно, — засмеялся Павел, — все приличное только в Бразилии или в Лунных семизвездочных отелях, да?

— Да, — насмешливо улыбнулся Андрей, — и это не снобизм, а элементарная любовь к комфорту…

— Там хорошо, Андрюш, — зашептал Павел ему на ухо, — горы, море, развалины… совсем мало людей. Мы с ребятами в конный поход туда собирались, поедешь с нами? А потом и на Луну твою можно, расслабиться…

— Ладно, попробуем, — согласился Андрей и потерся о его щеку носом: — Мне пришло предложение на Ганимед, через полгода Корпорация закладывает там шахты… Поедешь тоже?

— Ганимед, — восхищенно присвистнул Павел. Дальний, совсем дальний космос, хрустальная мечта его детства… И с Андреем вместе. — Конечно поеду. Как тебе удалось их развести на такое? После Москвы-11…

— Откупились, — засмеялся Андрей, — чтоб судиться не вздумал.

И Павел тоже рассмеялся: да, Андрюша кого хочешь раком поставит, он совсем не удивится, если лет через пять тот в правлении окажется. Они собирались еще поцеловаться, но пришел техник, и принялся на ломанном русском разгонять их по камерам, и Павел лишь разок шлепнул Андрея, когда тот заползал к себе. Зато звонко, от души, даже отпечаток оставил — на удачу, чтоб и Андрей помнил его в долгих снах.

КОНЕЦ

Октябрь 2011

Память только болью и питается: радость самодостаточна и кончается в себе самой.

Лоренс Даррелл. “Жюстин”