— И могилка не нужна, — как-то жалко хмыкнул Павел, ему уже казалось, что он задыхается, а земные своды медленно сдвигаются.

Он закрыл глаза и стал снова думать об Андрее, интересно, каков тот на вкус? Андрей ему несколько раз минет делал, а Паше даже в голову не пришло ответить тем же. Он вообще так мало ласкал его, а ведь ни с кем больше так хорошо не было…

— Взгляните, Пал Юрич, это проход?

Павел уставился на радар. Да, и вправду похоже, вроде бы черный провал начинался на границе видимости. А ведь еще недавно его не было… или они умудрились не заметить?!

— Давай, Геныч, на генераторе.

Если это будет обманка, то последние часы они проведут в мертвом буре. Впрочем, какая разница.

Это на самом деле был проход, они быстро собрали — оставшиеся баллоны воздуха, жаль из кабины не отсосать обратно, аварийные лампочки, запасные шлемы и воду… А еще у Геныча нашлась заныканая пачка соленых галет, а у Павла в куртке — плитка молочного шоколада. Они затянули шлемы и выбрались из бура.

…Самый странный проход, который они видели в своей жизни. Сводчатый и гладкий, словно вытравленный. А раз Павлу померещилась черная шевелящаяся слизь в проеме потолка. Он остановился и долго светил туда. Черные тени безумно метались, ничего было не понятно и дотянуться невозможно, сумасшествие какое-то.

— Пойдемте, — звал его Геныч почему-то шепотом, — все давно сдохло к хуям на ебаном Марсе, нечему здесь шевелиться.

А потом проход раздвоился. Они постояли в развилке и, не сговариваясь, пошли по левому, он забирал слегка вверх.

========== Глава 5 ==========

Хотелось пить. Андрей лежал на кровати и не сразу понял, что привязан. Вокруг царил полумрак, белые стены, ни одного окна, дверь… похоже на больницу. Он приподнялся на локтях, с удивлением глядя на свои забинтованные руки, пристегнутые к невысоким хромированным бортикам. Если это больница, почему его привязали к кровати? Андрей попытался вывернуться как-то, освободить хоть одну руку, но ничего не получалось, и он испугался всерьез. Даже попробовал грызть фиксирующие ленты, отсюда надо выбираться любой ценой. Андрей так увлекся своим занятием, что не заметил распахнувшуюся дверь вовремя и замер, прикусив краешек белого пластика.

— Не нужно, не нужно этого делать, больной, — один из вошедших приветливо смотрел на Андрея, пока двое других осторожно укладывали его обратно. Значит, этот у них главный, в голубой форме с эмблемой. Он вдруг узнал символику, у него тоже была такая на кителе из серебристой ткани.

— А вы… кто?

— Доктор Морозов.

— Развяжите меня, — попросил Андрей, и его освободили от удерживающих ремней, взяв обещание не буянить.

Потом ему дали воды и отвели в туалет, и он долго сидел там, пытаясь вспомнить, что же все-таки произошло. Стены, пол, даже раковина и унитаз, все было сделано из какого-то странного пластика, Андрей уперся лбом в стену, и там осталась небольшая вмятина, которая выровнялась через некоторое время. Ногтями поцарапать тоже не удалось, после нескольких упорных попыток из-под бинтов начала сочиться кровь, совсем не страшная, напомнил себе Андрей.

— В перевязочную его, — доктор кивнул двум своим помощникам и повернулся к Андрею: — У вас, Озкулов, передозировка препаратов, ускоряющих регенерацию, пришлось по старинке вас лечить.

— От чего лечить? Я здоров, — Андрей понял, что сказал лишнее. Он-то знает, что его насильно тут держат, сразу догадался. Он присел на краешек кровати, раздавленный вдруг пониманием происходящего, эти только притворяются, что лечат его…

В перевязочной было много полезных вещей, любая пригодилась бы для побега. Андрей осматривал светлую комнатку, вытянутые яркие лампы на потолке и юную медсестричку. В руках у нее были прекрасные ножницы с зазубренными краешками, Андрею они сразу очень понравились.

— Фиксировать будем? – строго спросил один из сопровождающих.

— Не надо, — прошептал Андрей, зачем его хотят связать, неужели опять началось…

— Не надо, — согласилась медсестра, — вон он смирный какой, бедняжка.

Санитары заржали:

— Он из группы захвата двоих покусал, бедняжка наш, вы же сами, Любочка, обрабатывали.

— Тогда надо, — Любочка тоже засмеялась, гадина.

Андрей задергался, когда его пристегнули к креслу, и зажмурился. Но больно не было, прикосновения были деликатны и даже нежны, он рассматривал красные полоски на ладонях и запястьях, их смазали чем-то прозрачным, а потом вновь наложили повязки.

Дни в этом месте, так похожем на обычную больницу, были совсем одинаковыми. Андрей не знал, сколько он здесь находится, и не помнил толком, как сюда попал. Сначала надо спастись, а потом уж разбираться. Его палата находилась в конце коридора, через два поворота – перевязочная и там же кабинет доктора, Антона Михайловича. Кормили Андрея отдельно от всех, сказали, буйный потому что.

На завтрак он как обычно пил какую-то сладковатую смесь через трубочку, наклонившись над столом, невкусно, но терпимо. Пластбинты покрывали его руки, которые он сам и изрезал, надо же, какая чушь. Он покосился на санитаров и продолжил глотать неприятную жидкую кашицу. Завтра будет последняя перевязка, Андрей все думал о ножницах, как бы их стащить незаметно. Тогда уж он всем покажет и этим двоим в первую очередь. Эти тихонько переговаривались:

— Помыть его сначала? Или так вести?

— Нафига? Обделается еще со страху, и опять мыть…

— Я никуда не пойду, — Андрей завертел головой, и над ним опять заржали:

— Следователь ждет не дождется, да он не страшный, поговорить хочет.

Внутри все оборвалось. Нельзя идти в полицию, откуда-то Андрей это знал, нутром чуял. Он выждал момент и почти вырвался по пути, но его быстро догнали и опять скрутили.

— Черт, осторожно, руки его…

Очнулся он опять привязанным, рядом стоял доктор и мужик какой-то незнакомый, Антон Михайлович ругался с ним, говорил, что не отдаст Андрея, рано еще.

— Опросить я все равно обязан, это необходимая формальность, может, он и заявлять не будет, — от этого громкого голоса в голове что-то лопалось.

— Не буду, — пробормотал Андрей, и его переспросили еще раз, что мол, неужели по согласию все было. У него в квартире, оказывается, нашли одежду в его, Андрея, кровище и в сперме, анализатор сходу определил пять различных образцов, и нож еще. Санитары начали хихикать, и Антон Михайлович глянул на них укоризненно.

— Да разве он соображает сейчас, инспектор, — доктор ласково погладил Андрея по коленке. – Придет в себя через месячишко, тогда и расскажет вам все.

— Бля, придется дело заводить, — искренне огорчился инспектор, — доиграются, извращенцы хреновы, а нам разгребай… — и он вышел из палаты, сетуя на свою тяжелую работу.

— Помойте его, ребята, и пусть поспит, — доктор махнул рукой, прежде чем последовать за полицейским.

— Че за запах, а? — возмущенно спросил у Андрея один из оставшихся санитаров, кажется, Саша. — Обосрался?

— Нет, нет… — он чувствовал, что да, сам не заметил, как это случилось. Что теперь будет…

— Придется помыть, как доктор прописал!

Его затолкали в душевую и раздели там, Андрей стоял голый и такой грязный, и эту грязь нельзя было скрыть. Вода стекала по его телу, слишком холодная, он весь покрылся мурашками и все пытался прикрыться руками.

— Руки не суй под душ, размокнет пластбинт, — его развернули лицом к стене, — повыше их подними и упрись.

В зад ему ударила тугая струя воды, очищая, Андрей переступил с ноги на ногу и с ужасом понял, что возбуждается. Конечно же это заметили, его ведь так тщательно мыли. Оглаживающие движения губки напоминали о чем-то важном, настоящем, из той, прежней его жизни. Он опять попытался закрыться, стал просить сделать воду теплее.

— И так кипяток почти, терпи уже, — беззлобно сказали ему и увеличили напор, — давай смоем все быстренько, и спать пойдешь.

Андрею удалось забиться в угол душевой и съежиться там, присев и обхватив себя кое-как руками, прикрывая стояк.