Два пальца длительное время были лишены кровоснабжения и слишком пострадали, чтобы провести операцию по восстановлению или реимплантации. Несколько дней спустя ему пришлось ампутировать мизинец и безымянный палец на левой руке – два мертвых распухших куска плоти, от которых у него осталось только гладкие белые участки кожи там, где заканчивается ладонь.

Его мечта была отрезана. Начисто. Его мечта полетела в емкость для отходов провинциальной больницы, чье название он запомнил на всю жизнь. Ему никогда не стать хирургом.

После окончания интернатуры Тибо на первых порах подменял врача в деревне, где он вырос – одну неделю в месяц, и еще летом два месяца подряд. Остальное время работал в службе медицинской помощи на дому. Когда доктор М. умер, вся его клиентура перешла к Тибо.

По утрам он принимал пациентов в своем кабинете, а во второй половине дня объезжал больных. Он обслуживал пациентов в радиусе 20 километров, понемногу выплачивал кредит на обучение, по воскресеньям обедал у родителей. В Рее-на-Орне он стал уважаемым человеком, с ним здоровались на рынке, предлагали вступить Ротари-клуб. Он стал тем, кого называют доктором и которому представляют молодых девушек из хороших семей.

Так и шла бы его жизнь, вычерчивая пунктирную линию. Он женился бы на Изабель, дочке нотариуса, или Элоди, дочери страхового агента из соседнего городка. У них родилось бы трое детей, он расширил бы приемную, обновил вывеску, приобрел бы минивэн и нашел бы заместителя на время летних отпусков.

Его жизнь, несомненно, могла бы быть не в пример приятнее.

По истечении четырех лет Тибо продал кабинет, побросал в чемодан кое-какие вещи и сел на поезд.

Ему хотелось большого города, его движения, воздуха, насыщенного испарениями дня. Он хотел шума и суматохи.

Он начал работать на парижской скорой помощи, сначала в качестве сменщика, потом на временной должности, потом на постоянной. Колесил туда и сюда по своему участку, стоило поступить вызову от пациента. В родной городок он больше не вернулся.

Возможно, ничего другого он не может дать, кроме рецепта, нацарапанного на краешке стола голубыми чернилами. Возможно, он навсегда останется тем, кто появляется ненадолго и уходит.

Теперь его жизнь здесь. Но он ничем не обманывается. Ни музыкой, что звучит из окон, ни сияющими вывесками, ни взрывом голосов, раздающихся у экрана телевизора, когда идет футбольный матч. Ему уже давно понятно, что он просто от единственного числа перешел к множественному, а все глагольные конструкции – одна видимость.

Теперь его жизнь в старом Renault Clio, с пустыми пластиковыми бутылками и смятыми обертками от Баунти под ногами.

Его жизнь в беспрестанном перемещении с места на место: чувство измотанности к концу дня, бесконечные лестницы, лифты, двери, что захлопываются за его спиной.

Его жизнь в сердце города. Города, в чьем шуме не слышно жалоб и ропота, который прячет нужду и бедность, зато выставляет напоказ свой мусор и свою роскошь. Город, который постоянно увеличивает скорость.

Глава 14

Бизнес-центр сверкает в свете весеннего дня. В стеклянных панелях отражается одинокое облако, сквозь которое проходят, рассеиваясь, солнечные лучи.

Матильда издалека узнала Пьера Дютура, Сильви Жамме и Паскаля Фюрьона: они курят у входа в здание. Стоило Матильде поравняться с ними, они тут же замолчали.

Так, с молчания, начался ее день.

Пятисекундная тишина, молчание замешательства. Они переглянулись, Сильви Жамме что-то стала искать в своей сумке. Наконец они ответили: здравствуйте, Матильда, и вернулись к своей беседе, вроде бы вернулись, но нечто осталось висеть в воздухе между ними, между нею и ними. Матильда вошла в здание, достала карточку, поднесла ее к регистратору рабочего времени, который показывал 10:45. Дождалась сигнала и появления надписи «МАТИЛЬДА ДЕБОР: ВХОД ЗАФИКСИРОВАН». Пройдя, она направилась к кофейному автомату, просунула монету в прорезь, нажала на кнопки и проследила, как выпавший стаканчик наполняется жидкостью. Взяла свой кофе, прошла мимо отдела информационных технологий (Жан-Марк и Доминик, не отрываясь от работы, помахали ей рукой, и Матильда ответила им тем же). Стеклянная дверь в отдел логистики была открыта, Летиция сидела за своим столом, прижав к уху телефонную трубку. Матильде показалось, что она избегает ее взгляда.

Что-то было не так, что-то выпадало из привычного хода вещей.

Что-то витало в воздухе.

Матильда нажала на кнопку вызова лифта, проследила взглядом, как меняются цифры на светящемся экране. В тот момент, когда двери раскрылись, Летиция вихрем вылетела из своего кабинета и протиснулась вслед за Матильдой. Женщины обменялись поцелуями. Между первым и вторым этажами Летиция остановила кабину. Ее голос дрожал.

– Матильда, тебя перевели.

– Как это?

– В пятницу, когда тебя не было, дочка коммерческого, та, что была на стажировке, заняла твой кабинет.

Матильда потеряла дар речи. Происходящее не имело никакого смысла.

– Они перенесли твои вещи, а ее преспокойно разместили там, за твоим столом. Надин сказала мне, что ее взяли на постоянную должность.

– Но на какой пост?

– Я не знаю. Больше я ничего не смогла узнать.

Летиция разблокировала лифт. В тишине был слышен шум ее дыхания. Добавить здесь было нечего.

На четвертом этаже Матильда вышла из лифта. Когда двери уже закрывались, он обернулась и сказала: «Спасибо».

Коридор. Матильда прошла мимо рабочего зала; они все были здесь: Натали, Жан, Эрик и другие; сквозь стеклянные стены она отлично их видела: сосредоточенные, поглощенные работой, полностью ушедшие в дела, ни один из них не поднял головы. Матильда была словно тень, прозрачная и неосязаемая. Ее больше не существовало. Дверь в ее кабинет была открыта. Первое, что бросилось ей в глаза: исчез ее постер с Боннаром. На его месте остался светлый прямоугольник.

Девица в самом деле была там – сидела на ЕЕ кресле, перед ЕЕ компьютером. Не вешалке висел ее жакет. Она пометила территорию. Разложила свои папки с документами. Матильда попыталась улыбнуться. Девушка, не глядя на нее, едва слышно ответила на ее приветствие, после чего сняла телефонную трубку и набрала внутренний номер Жака.

– Господин Пеллетье, Матильда Дебор подошла.

Он появился за ее спиной. На нем был черный костюм, который он обычно надевал по особым случаям. Жак посмотрел на стенные часы и спросил Матильду, все ли у нее в порядке. Ее уже два часа нигде не могут найти. Не дожидаясь ответа, он участливо поинтересовался, как она себя чувствует, хорошо ли она отдохнула, последнее время у вас по-настоящему усталый вид, Матильда. Жак бросил взгляд на девушку. Как она это восприняла? Разве он только что на словах не продемонстрировал свою расположенность и доброжелательность? Вот, и не стоит верить всему, что говорят, всем этим слухам, что циркулируют в кулуарах. Матильда начала было объяснять, что провела весь день со школьной экскурсией, в которой участвовал ее сын, но уже в тот миг, когда она произносила эти слова, она почувствовала себя жалкой. Почему она должна оправдываться? Как случилось, что она ищет обоснование для своих законных выходных?

Впервые за несколько недель Жак обратился прямо к ней. Стоя на своих каблуках, Матильда возвышалась над ним на несколько сантиметров.

Когда-то давно, по возвращении с какой-то деловой встречи, Жак попросил ее: не могла бы она надевать обувь без каблуков, по крайней мере в те дни, когда они выезжают куда-то вместе? Тогда Матильде это признание собственной слабости показалось очень трогательным. Они посмеялись; Матильда пообещала.

– Как вы можете видеть, в ваше отсутствие мы произвели некоторые перестановки. В прошлую пятницу я доводил до всех информационное сообщение, в котором объяснял причины этих нововведений, которые главным образом касаются перераспределения площадей в целях более продуктивного взаимодействия в рамках нашей группы. Кроме того, с этого дня мы имеем честь принять в нашу команду Коринну Сантос. Коринна имеет то же образование, что и вы, она несколько месяцев работала в компании «L’Oréal» и только что окончила стажировку в управлении по связям с общественностью, где добилась блестящих результатов. Она поможет нам в разработке продуктовой линейки на 2010 год, она…