Раньше Матильда присоединялась к самому стремительному потоку – левому, и вышагивала в нем уверенно и победительно. Раньше любая задержка в движении ее раздражала, и она проклинала медлительных. А сегодня она сама одна из них, она чувствует, что не в состоянии выдерживать этот ритм, она отстает, ей не хватает энергии. Она уступает.
На другом конце галереи, рядом с эскалаторами, расположены турникеты – вход в RER. Достаешь свой билет или проездной – и оказываешься в пограничной зоне. На этой ничьей земле, расположенной еще ниже, можно купить газету или круассан и выпить, не присаживаясь, чашечку кофе.
Чтобы попасть на линии 1 и 3, надо еще спуститься, надо проникнуть в самое нутро города. Это пространство делят между собой городской и железнодорожный транспорт. Но пассажиру линии D нет дела до их различий, он лавирует как может по совместной территории до пункта своего назначения, он бредет ощупью, как пленник, предоставленный самому себе между двумя мирами.
Как и другие, Матильда с течением времени выучила еще один язык, его основные понятия, усвоила ряд полезных привычек и приняла элементарные правила, необходимые для выживания. У поездов были имена, составленные из четырех заглавных букв и вынесенные на щиток локомотива. Имя поезда называлось его «маршрутом».
Чтобы добраться до работы, Матильда обычно садится на поезд RIVA, идущий в направлении Мелуна. Это не прекрасный корабль из красного дерева изящной формы, это не обещание манящей Ривьеры. Всего лишь гремящий состав, грязный от дождя. Если же Матильда не успевает на него, ей остаются ROVO или ROPO. Но если по ошибке она сядет на BIPE, или RIPE, или ZIPE, произойдет страшное: все три поезда следуют без остановки до Вильнев-Сен-Жорж. Или NOVO, который останавливается только в Мезон-Альфор. Трудность заключается в том, что все эти составы ходят по одним и тем же путям.
Свисающие с потолка, словно телевизоры в больницах, синие экраны выдают список ближайших поездов, конечную точку их маршрута, приблизительный час их прибытия и возможное время опоздания. Иногда опоздание исчисляется минутами, в другой раз на всех линиях мигает надпись «ПОЕЗД ОПАЗДЫВАЕТ» – очень плохой знак. В придачу по разным углам перрона размещаются традиционные электронные панно. Но показывают они разве что направление следующего поезда и станции, через которые он идет (названия заключены в белую рамку). К этим источникам информации время от времени добавляются объявления, произносимые синтетическим голосом и обычно вступающие в противоречие с тем, что сообщают экраны или панно. Если громкоговоритель анонсирует ROPO, нередко случается, что надписи уведомляют о прибытии RIPE.
Пассажир линии D получает один за одним ряд непоследовательных указаний. Если у него уже имеется какой-никакой опыт, он знает, к чему следует прислушаться, где найти подтверждение, как учесть разные обстоятельства, прежде чем принять решение. Ну, а новичок, однажды случайно оказавшийся здесь, озирается по сторонам, теряет голову и зовет на помощь.
Наружность Матильды располагает к тому, что к ней постоянно обращаются за справками. Ее то и дело останавливают на улице, опускают стекло автомобиля, когда она идет мимо, подходят к ней с озадаченным видом. И Матильда объясняет, показывая рукой дорогу.
Время девять с половиной утра. Двери ROVO захлопнулись перед самым ее носом. Теперь ей надо ждать следующего поезда: еще пятнадцать минут. В углу платформы сильно пахнет мочой, но это единственное место, где можно присесть. Матильда устала. Иной день, сидя в оранжевом пластиковом кресле и ожидая поезда, она в глубине души спрашивает себя, не лучше ли остаться здесь на весь день, здесь, в утробе мира. Потянутся пустые часы, к полудню она поднимется наверх, купит сэндвич, потом спустится и снова займет свое место. Исключить себя из потока, из движения.
Капитулировать.
Подошел ROPO. После секундного колебания Матильда вошла в вагон. Усевшись, она закрыла глаза и открыла их только тогда, когда поезд вынырнул на поверхность. На ясный день.
Через восемь минут, на «Вер-де-Мезон», она вышла и направилась к главному турникету, ведущему наружу, – бутылочному горлышку, перед которым пассажиры толпятся и выстраиваются в очередь, как перед в кассой в супермаркете. Подождав немного, пока подойдет ее черед, Матильда полной грудью вдохнула внешний воздух.
Она поднимается по лестнице, идет через туннель, проложенный под путями, и оказывается на улице.
Она восемь лет проделывает этот маршрут, каждый день те же ступени, те же турникеты и подземные переходы, те же взгляды, брошенные на часы; каждый день в одних и тех же местах она протягивает руку, чтобы толкнуть к себе или от себя те же двери, опереться на те же поручни.
Все в точности то же самое.
В тот миг, когда она выходит из метро, ей кажется, что она достигла собственного предела, точки насыщения, дальше которой только тупик. Все эти жесты, все эти движения она уже проделывала более трех тысяч раз, и ей кажется, что еще одно повторение – и она потеряет равновесие.
На протяжении лет она не задумывалась об этом, но сегодня очередное повторение ударяет по ней болью, подспудной болью, способной ее убить.
Глава 12
Матильда опаздывает больше чем на час. Она не спешит, не ускоряет шаг, не звонит, чтобы предупредить, что она уже на подходе. Все равно всем наплевать. Постепенно Жак отстранил ее от всех важных проектов, которыми она занималась, снял ее со всех программ, свел к минимуму ее взаимодействие с командой. Путем реорганизации, перераспределения работ и сфер ответственности он в несколько месяцев добился того, что Матильда лишилась всех своих ролей в фирме. Под различными предлогами (раз от раза все более расплывчатыми), Жак сумел оттеснить ее от деловых встреч, которые позволили бы ей быть в курсе событий или подключиться к другим проектам. В начале декабря она получила от Жака уведомление по электронной почте, что она должна в обязательном порядке взять два дня отгулов, которые она не израсходовала в текущем году. А накануне ее возвращения он назначил корпоративную вечеринку, в которой участвовал весь этаж. Он десять раз переносил дату ее ежегодной профессиональной аттестации и в конце концов вовсе отменил ее без каких-либо объяснений.
На улице, идущей вдоль железнодорожных путей, Матильда останавливается. Поворачивается к свету и ощущает солнце на своем лице, позволяет нежному теплу ласкать ее глаза, ее волосы.
Время одиннадцатый час. Матильда входит в дверь привокзального кафе.
Время одиннадцатый час, но ей плевать.
Бернар – полотенце на плече – встречает ее широкой улыбкой: «Вот она, наша мисс! Что же тебя не было в пятницу, на розыгрыше?»
Теперь Матильда играет в лотерею два раза в неделю, читает свой гороскоп в «Ле Паризьен» и ходит к гадалкам.
– Мой сын со школьной экскурсией ездил в Версаль. Я ездила с ними: учительнице понадобилась помощь родителей.
– Ну и как?
– Дождь лил весь день.
Бернар хмыкает в знак сочувствия и поворачивается к кофеварке, чтобы приготовить ей чашечку кофе.
Матильда направляется к столику. Сегодня 20 мая, и она не собирается оставаться на ногах. Сегодня 20 мая, и она посидит немного, потому что она уже потратила на дорогу более полутора часов и потому что у нее каблуки восемь сантиметров.
Она посидит немного, потому что ее никто не ждет, потому что она больше никому не нужна.
Бернар ставит перед ней чашку кофе и отодвигает стул с другой стороны столика.
– Сегодня у тебя усталый вид.
– У меня усталый вид каждый день.
– Ну, нет! На прошлой неделе, когда ты вошла сюда, в таком легком воздушном платье, мы сказали себе, что вот она, весна. Правда, Лоран? Это весна, Матильда, скоро ты сама увидишь, Земля вертится, как подол платья в цветочек.