— Я вижу только беспорядок, — пожал плечами Равель, сохраняя невозмутимость, когда одно из пятен, похожее на кусок красного мха, наконец доползло до его ботинка, и сейчас пыталось забраться по ноге. Если я дёрнусь, Шварц поймёт, что я ему соврал. Но почему я могу видеть последствия тёмной магии, если по словам священника, не должен? — Значит, они отвезли его в Дольхен?

Дольхеном называлась обитель инквизиции, место, овеянное самой дурной славой.

— Именно туда, хотя уверен, что Доминик скоро перевезёт мальчика к себе.

— Доминик? О ком это вы?

Священник покачал головой, как будто даже неодобрительно:

— А вы действительно не очень интересуетесь делами семьи, — Шварц вытащил карманные часы и нахмурился: — Думаю, нам всем пора идти. Скоро здесь появиться служба очистки. Тебе, Жерар, тоже лучше не попадаться людям Паолоса на глаза, пока я не улажу вопрос с твоим статусом. Может быть, тебе пока переночевать в Орхане?

— Нет нет, — поспешно ответил маг. — Я остановлюсь у тётки.

— Тогда оставишь адрес. Хотя давай я лучше провожу тебя. Офицер Горгенштейн… пожалуйста, будьте осторожны с той информацией, что вы получили от меня. Вы же понимаете, что если то, что Лукреция связывают с тёмной магией, станет известно слишком многим, это нанесёт пятно на вашу репутацию. Пострадает ваша карьера, как и дела вашего отца. И не предпринимайте никаких необдуманных поступков ради Лукреция.

Йохан Шварц не пытался угрожать, кажется, его предупреждение было вполне искренним.

— Ни в коем случае, — вежливо улыбнулся Равель. — Как я и сказал, я не собираюсь решать чужие проблемы, тем более связанные с дурным колдовством. Я верный сын Церкви.

Священник ушёл, предусмотрительно забрав с собой мага, и Рави так и не смог поговорить с Жераром. Что ж… нужно сказать Томасу о произошедшем, а тот уже сообщит отцу и матери. Для семьи это будет настоящая трагедия, так как из Дольхена почти никто не возвращался живым, тем более маги.

«Лучше бы ты действительно умер от моей руки, Лука. По крайней мере, это было бы не так мучительно, как попасть к инквизиторам…».

Присев на корточки, Рави приподнял тварюшку, пытавшуюся на него забраться. Та обвилась вокруг его ладони, и, кажется, едва ли не замурлыкала. На ощупь этот кусочек мха был тёплым и слегка влажным, но совсем не противным.

— Значит, магическая скверна? — задумчиво сказал воин вслух. — Ты не кажешься чем-то ужасным. Возьму-ка я тебя с собой, пока до тебя не добрались святоши. В конце концов, даже Августин завёл себе зверюшку, так чем же я хуже?

В Орхане ещё с первого курса пугали орденом святого огня. Говорили, что инквизиторы могут остановить мага силой своих молитв, и что даже магистры беспомощны против святых братьев. Говорили, что святая вера братьев может сжечь нечестивых колдунов, что ним могут творить чудеса, против которых магия бессильна. Много ходило об инквизиторах мрачных слухов, но Лука сомневался в их правдивости. Разве заклинаниям может противостоять какая-то вера бритоголовых монахов, целыми днями распевающие псалмы?

Так он думал до того, как псы ордена пришли за ним. Они знали его заклинания, они могли отбивать их, при этом сами не будучи магами Лишь силой веры и молитвами, от которых в голове становилось дурно, как будто он был на мессе. Впрочем, оружие они тоже имели. Но не мечи или арбалеты, а какие-то странные короткие копья с наконечниками, пылающими белым огнём. Огонь слетал с копий, и всякий раз, попав в Луку, они причинял чудовищную боль, хотя на коже и одежде не оставалось и следа. Именно тогда маг понял, сколь правдивы были слухи: монахи действительно могли бы сжечь его заживо, если бы не хотели пленить. Но он нужен был им живым.

Ещё у них были плети, укусы которых выпивали магию и лишали силы, и против которых было так сложно увернуться в узкой комнатке квартиры Жерара. Сколько раз они его ударили, прежде чем он потерял возможность ходить? Раза четыре, не менее.

Но даже когда Лука совсем ослабел, он сопротивлялся. Одного из святых псов он окатил тейго — веществом, разъедающим плоть до костей. Если бы Жерар узнал, что Лука хранит что-то подобное в его квартире, он бы его просто выгнал. Но сейчас тейго весьма пригодился. Крики монаха ещё долго звучали в его голове. Другой попался в ловушку, когда словил руками кинутую магом побрякушку. Инквизитор глядел на шерстяной комок в своих руках, и не мог понять, какую угрозу тот несёт, пока нити не зашевелились, впиваясь в кожу и проникая внутрь тела. Правда, ему успели отрубить руку с подарком Луки, пока тот не добрался до человеческого сердца, так что этот пёс остался жив, хотя и не боеспособен. После этого братья стали действовать осторожнее. Но это не спасло одного из монашков, неосторожно приблизившегося к Луке на расстоянии вытянутой руки. Всего лишь прикосновения хватило, чтобы заразить его Белым мором — проклятием, сгущающим кровь, и превращающим его в белый прах. Инквизитор всё ещё корчился от боли, когда обездвиженного мага начали вязать верёвками, лишающими его магических способностей. В тот момент Лукреций всё ещё был в сознании. Правда, не долго. Ярость монахов, потерявших своих братьев, была так велика, что они едва удержались, чтобы не убить мага. Били так, чтобы не сломать ничего важного, и чтобы не оставалось следов на лице, но и этого хватило, чтобы вырубить и так истощённого мага.

Очнулся Горгенштейн уже в казематах. С него сняли ботинки, а из карманов вытрясли всю мелочь, но зато он не был связан. Правда, попытки колдовать чуть опять не отправили Луку в обморок — тюрьма была неплохо защищена от таких вот самонадеянных колдунов.

— Вот и выспался, — мрачно сказал Лука. — Поесть бы ещё.

А чего на тебя еду переводить?

— О, Гохр, — неожиданно обрадовался Лука голосу в голове. — И ты тут?

Не говори вслух, дурак. И уж тем более не произноси моё имя.

— А то что, подумают, что я одержим или спятил? — фыркнул Лука, с подозрением разглядывая подстилку, на которой он очнулся. Кажется, его несколько раз кто-то укусил. — Так пусть думают. Хуже уже не будет. Кстати, ты не в курсе, сколько мне тут ещё дожидаться, пока со мной не захотят поговорить?

Зря ты этого ждёшь, ох зря. Наслаждался бы последними часами спокойствия. Ну и повезло же мне связаться с таким неудачником, как ты…

— Сам неудачник! — огрызнулся Лука, впрочем, совсем беззлобно. Сейчас его даже радовало присутствие магистра. — Кстати, раз у нас есть немного свободного времени, то может быть расскажешь мне о том, как я провёл последнюю неделю? А то у меня провал в памяти.

Неудивительно. Удивительно, что ты всё ещё ты, учитывая, что именно Енох собирался с тобой сделать.

«И что же?»

Енох хотел вернуться к жизни, обрести полноценную плоть и стать могущественнее. Конечно, он не был в столь же жалком положении, чем я, но всё же несколько сотен лет провести в бестелесном состоянии то ещё удовольствие. Именно это подточило его преданность к ордену, им же созданному. Поэтому, когда он понял, кто ты есть, то не удержался от желания воспользоваться, хм, тобой единолично, а не для ритуала возрождения своего господина.

«Кто я есть?»

Да. Не просто чернокнижник, а потомственный тёмный. Наследник одного из тёмных родов. Это значит, что тьма не только в твоей воле и душе, но и в твоей крови. Конечно, Енох захотел завладеть таким телом.

— Звучит как ужасное извращение, — пробормотал Лука. — Может быть попробовать использовать другие слова? И почему ему нужен был именно я?

«Он мог попытаться завладеть сознанием любого смертного или мага», — подумал Горгенштейн. — «Да и не думаю, что я так уж ему подходил. Чёрт возьми, он святой, а я тёмный маг. Да я даже в его присутствии дышать нормально не могу».

Одержимые такими могущественными созданиями, как Енох, действительно долго не живут. А ты, из-за несовместимости ваших сил, тем более был должен умереть спустя несколько часов, как только он вселился в тебя. Но этого не произошло. Я не знаю почему. Единственное, что мне приходит в голову, что на самом деле по своей сути тьма не столь уж и противоположна святой силе Церкви Иеронима.