Когда схватили всех троих, ведьму и двух «чернокнижников», Тобиас решил, что это конец всему. Но… после нескольких дней допросов, их неожиданно перевезли из казематов Инквизиции в другое место. Гохр не знал, где оно находится — слишком уж он измучен был пытками, чтобы замечать детали, да и с мешком на голове не многое увидишь, вот только столицу они точно покинули.

— Это был храм Иеронима, но… несколько странный. В нём не было ни икон, ни статуй святых, ни расписных витражей. Очень древний храм, возможно один из первых. И алтарь казался весьма необычным, скорее тем, что использовали для жертвоприношений маги древности, а не смиренные священнослужители благословляли бога. И кровь… я увидел на плитах кровь, — хрипло сказал Гохр.

— Те, кто привёл вас туда… использовали кровавые ритуалы? — жадно спросил Лука.

— Да… Маргарита, лишь только попав в храм, начала истошно кричать, но никто не обращал внимания на её крики. Ведьму поволокли в алтарю… и там впервые я услышал заклинание, которое использовал позже, чтобы вернуться к жизни… Церковники применяли ритуал, как я сначала подумал, на ведьму, но на самом деле они хотели пробудить кого-то другого с помощью принесённой жертвы. Маргарита, скованная цепями, корчилась, истекая кровью, хотя никто не прикасался к ней и не ранил её. И всё же, она умирала, отдавая свою жизнь, свою кровь, свою боль… А дрожащие тени за её спиной становились всё гуще, как будто оживая и приобретая иную форму. Я готов поспорить, что видел тогда человеческий силуэт за спиной Маргариты. Мужчину, раскинувшему в стороны руки так, как будто он приветствовал людей, собравшихся здесь ради него.

Когда девушка умерла, настала очередь Людвига. Его «выпили» ещё быстрее, вот только, очевидно, его жертва была совсем бесполезна. Тень за алтарём потускнела, а священники, проклятые жрецы, использовавшие храм Иеронима для своего гнусного ритуала, выглядели удручёнными.

— Тот, кого остальные звали братом Эльгерентом, сказал… сказал, что Людвиг был пустышкой. Как я понял, мой друг, лишь затронутый тьмой благодаря Маргарите, но не являющийся настоящим тёмным магом, оказался не подходящей жертвой. Из-за него обряд пошёл не так, и те священники, поняв, что я тоже буду бесполезным, остановили ритуал. Вот и всё, что произошло тогда.

По непроницаемому выражение лица Лукреция было сложно сказать, что он думал в тот момент.

— Вам повезло больше, чем тем двоим, вы выжили, — наконец сказал юный Горгенштейн. — Невиданная удача! Неужели они отпустили вас после всего того, что вы видели, взяв лишь клятву молчания? Не похоже на то, как действуют фанатики, до этого легко принёсшие в жертву двоих человек. Такие не оставляют свидетелей.

— Я не был виновен! И… признаюсь, мне немного стыдно, но я откупился. Моя семья была богата, и я смог убедить тех страшных людей в том, что моя жизнь может быть гораздо им полезнее, чем моя смерть, — жарко бросился доказывать Гохр свою версию событий.

— И тот ритуал, благодаря которому вы ожили… вы умудрились запомнить его и удачно воспроизвести спустя годы, лишь единожды взглянув на него в храме? И заклинание, должно быть, запомнил с первого раза на слух. Вы были гениальны, магистр!

Насмешку Лукреций даже уже не скрывал.

— Я не вру! Я готов подтвердить это даже под заклинанием правды!

Лука расстегнул ворот рубашки, демонстрируя висящий на шее амулет.

— Не стоит. Я заранее запасся одной вещицей, надеясь, что мне удастся сегодня с вами продуктивно побеседовать. Удивительно, насколько же вы слабы, что даже не почувствовали амулет правды и не смогли его нейтрализовать… Впрочем, хотя он и не раз нагревался, ожогов на мне он так и не оставил, а значит, вы действительно не врали в большинстве случаев. Вот только умолчали о многом, вероятно, желая себя обелить. Скажите, была ли ваша вина в том, что на Маргариту вышла Инквизиция?

— Н-н-нет, — жалко произнёс Гохр.

Горгенштейн поморщился:

— Врёте.

— Я лишь хотел спасти друга от чар злой колдуньи! Я не думал, что он пострадает тоже…

— И что вас тоже примут за её приспешника, вы тоже не думали. Я дам вам ещё один шанс, и если вновь услышу ложь, то…

— Я понял. Я отвечу как есть… надеясь, если не на милосердие, то хотя бы на ваше благоразумие, господин, — кукла понурила голову, застыв напротив Лукреций.

— Хорошо. Тогда скажи, почему вам оставили жизнь?

— Потому что сочли, что я мог быть полезен… Эльгеренту и его ордену нужны были послушные маги.

Лука хищно поддался вперёд:

— Ордену Еноха?

Гохр кивнул, сверля пол пуговичными глазами.

Дальнейшая история магистра была весьма предсказуемо. Раз предав своего друга, Тобиас Гохр остался предателем на всю жизнь. Благодаря тому, что магистр имел некоторое представление о тёмной магии, он легко выходил на молодых чернокнижников, втирался им в доверие, и отдавал их в руки святым братьям… Гохр занимался этим десятилетия, выкупая свою жизнь чужими, а затем стал помогать и в проведении ритуала призыва. Столь близкое знакомство с тёмным искусством и енохианскими традициями, сильно завязанными на использовании тьмы, хоть и не сделало из Гохра настоящего тёмного мага, но помогло ему самому обмануть смерть.

— Обмануть так же, как это сделал Эльгерент и тот второй, который невидим? — задумчиво уточнил Лука.

— Про второго не знаю, но Эльгерент, если судить по твоим рассказам о вашей встрече, достиг гораздо лучших результатов, чем я. Тело-то у него своё. Но… мой ритуал призыва лишь бледная тень того, что использовали в том храме. Должно быть, енохианцы пытались разбудить кого-то на самом деле древнего… и весьма могущественного.

— Ещё одного святого?

— Или тёмного мага. Ритуал то сам по себе странная смесь иеронимских традиций и тёмного искусства. Как бы то ни было, не хотел бы я на самом деле быть очевидцем воскрешения той тени. До сих пор как вспомню об ощущениях в том храме, так и мурашки по телу, — Гохр обхватил свои плечи плюшевыми ручками и жалобно взглянул на мальчишку: — я на самом деле не знаю, для кого именно был предназначен тот ритуал, да и об Эльгеренте, помимо его имени, я ничего особенного не мог сказать. Но если тебе интересен орден Еноха, или деятельность святых братьев, то возможно, я бы мог что-нибудь рассказать. Прошу тебя, Лукреций, сохрани мне остатки моей жалкой жизни. Позволь искупить прошлые злодеяния против моих братьев и сестёр по магии!

Конечно же, Горгенштейн нисколько не поверил ни смирению магистра, ни его ложному раскаянью. Трусливый, подлый предатель, продавшийся енохианцам. Но… такую жалкую жизнь в столь слабой оболочке магистр безусловно заслужил едва ли не больше, чем смерть.

Гохр перестал быть его союзником, но всё ещё оставался неплохим источником информации.

Лукреция Горгенштейна сложно было назвать увлекающейся натурой. Если что-то его интересовало, но он не мог этого получить, то Лука спокойно отвлекался на другие, более доступные цели. Впрочем, юноша никогда не хоронил свои идеи окончательно, скорее просто дожидался удобного момента для их воплощения. Терпеливым и осторожным, вот каким был молодой маг, и это его не раз выручало.

Но сейчас Лука не мог, да и не хотел выжидать. Новое понимание собственной природы, информация, полученная от Гохра, вынуждали его вложить в решение проблемы всего себя. Поставить всё на кон, и в случае проигрыша — стать ещё одной жертвой в ритуале енохианцев. «Впрочем, если я ничего не буду делать, это закончиться также, так почему бы не рискнуть?».

Нужно было перехватить инициативу: не ждать, пока его приведут к жертвенному алтарю связанным и беспомощным, а… найти тот храм самому. Выяснить, что за тварь там поселилась, и найти способ её нейтрализовать. Или ещё лучше — перехватить контроль над ней, если это возможно, и натравить на самих енохианцев.

Гохр отчего-то отказывался считать эту идею гениальной:

— Ты не справишься с магией того храма, мой мальчик, как бы ты не старался.