— Все в «ажуре», как в хорошей бухгалтерии! Скоро можно будет запасы подсчитывать, — от улыбки высохшие, потрескавшиеся губы Наташи плотно облепили десны. Иван Иваныча больно кольнуло в сердце.
«Ничего! Деньков через пять в путь-дорогу тронемся! Харча хватит», — успокаивал он себя.
* * *
В этот яркий морозный день все трое работали «на рысях». Через день-два они отправятся вверх по реке…
Только Андрей Николаевич — сегодня и он не чувствовал привычной усталости — частенько потирал покрасневшие глаза. «От дыма щиплет», — думал он.
— К ночи надобно все прикончить, — бросил на ходу Иван Иваныч, — буран поднимается! Вишь, над гольцом курится.
Он тащил вместе с парей Андреем санки с каленым камнем к последнему шурфу.
Наташа колдовала у костра: подбрасывала сушняк, подправляла валуны. Взглянув на реку, она заметила, что шурфовщики исчезли в двух смежных трубах. Чтобы ускорить исследование месторождения, они работали сегодня порознь, привязавшись сыромятными ремнями к вплавленным в лед ломам.
Вдруг девушка услышала на реке скрежещущий треск.
«Подземный толчок», — догадалась она и бросилась к шурфам, разбрызгивая ногами воду, хлынувшую по трещинам на лед.
На бегу заглянула в ближайшую ледяную яму: она быстро затоплялась. В это время из соседнего шурфа выбрался весь мокрый Иван Иваныч и, не замечая Наташи, бросился к ледяной трубе, где работал Прилежаев. Упершись ногами в лом, он изо всех сил тянул за ремень. Но он не подался даже тогда, когда за него ухватилась и Наташа.
— Зацепился! — крикнул Нефедов страшным голосом. Он наклонился над быстро наполнявшимся шурфом: пари Андрея не было видно, одна шапка всплыла.
Мгновенно скинув дошку, девушка нырнула вниз головой в ледяную воду, скользя пальцами по мокрому ремню. Под руку Наташи попался крюк — только этим утром Андрей Николаевич вморозил его в стену, — за него и зацепился ремень.
Нырнув еще глубже, она нащупала длинные волосы.
Через минуту все трое уже обсыхали у костра…
* * *
После ледяного купанья никто даже не простудился: жарко натопленное зимовье, горячая лежанка и лекарства сделали свое дело.
Но зато приключилась другая беда: Андрей Николаевич неожиданно почувствовал острое жжение в глазах.
«Неужели конъюнктивит? — ужаснулся он. — Если не лечить — слепота!»
В аптечке Наташа ничего подходящего не нашла. Одно спасение — сидеть в темноте! Медвежьим пологом обгородили угол Андрея Николаевича. Но и это не помогло: боль не торопясь вонзала зубы в воспалившиеся глаза, а рези в животе усилились: подчас он еле удерживал стоны.
Чем меньше оставалось у Прилежаева надежды на спасение, тем чаще и настойчивее думал он о жене.
На рабфаке он избегал девушек: не мог, да и не пытался найти с ними общий язык. И вот он увидел Валю Тагилову— высокую, со светлыми волосами, на редкость молчаливую и сдержанную. Но Андрею запомнились только глаза: большие, серые и очень строгие… Ему показалось, словно его толкнули в грудь. Совсем новое чувство! Ни восторг, ни печаль, а нечто особенное, непостижимое — миг избрания. Но сказать о своем чувстве он не мог… Видеть Валю хотя бы издали стало для него большим счастьем; Андрей был полон смиренной благодарности человека, который истинно любит…
Они окончили рабфак, перешли в институт. Он все больше привязывался к Валюте, ясно понимая, что она та единственная, без которой немыслима жизнь…
Они поженились, и вот уже скоро семнадцать лет, как они вместе и в радости и в горе.
Неужели они никогда больше не увидятся?
Еще труднее становилось Прилежаеву от черных дум, которые неотступно, словно гнус таежный, преследовали его и днем и ночью. Разве ему, слепому, добраться теперь до Байкита? А ослабевшим дяде Ване и Наташе не под силу его тащить. Подчас он скрипел зубами: все их труды и муки пропадут даром. И Валюта останется вдовой, одна!..
Чтобы поддержать Прилежаева, Иван Иванович и Наташа стали подкармливать больного: подавали двойную порцию в его темный угол. А чтобы он не догадался, сами ели медленно и долго постукивали ложками по опустевшим чашкам.
Иван Иванович помрачнел и крепко задумался. Ко времени затопления шурфов подводная россыпь оказалась почти разведанной. Богатое золото по всей речке, до самого рогатого кедра тянется. Хоть завтра привози и собирай драгу. Все бы хорошо, но самое главное — время, время они упустили!
— Оплошал старый леший, дьявол чугунный! Изредка и думать не грех! — ругал он себя. — Давно надо было ноги уносить. Правду говорил паря Андрей, что никуда россыпь не девается. Дотянули с «хальным»-то золотом до того, что из харча одна вонючая волчатина осталась, да и той кот наплакал!
Промучившись ночь без сна, Иван Иваныч решил попытаться уговорить Наташу на трудное путешествие по реке до фактории.
Они втаскивали на санях последние пробы по крутой Северной пади. Особенно яркий после бурана солнечный свет сыпался сквозь темную хвою. Казалось, что на синем снегу лежат сверкающие осколки желтовато-зеленого берилла…
— Умаялся, — признался, усаживаясь на пень, Нефедов. — Слыхала ты про геолога Юхтанова? — повернул он прокуренные усы к Наташе.
Она стала припоминать:
— Смутно… Какая-то тяжелая история… На Колыме, кажется?
— На Имтандже в Якутии то было, — показал Нефедов большим пальцем куда-то на северо-восток. — Работы зимой мало случилось. Народ, понятно, кто во что горазд: на охоту ходили, карты чертили, а кто, носами в книжину уткнувшись, посиживал да полеживал…
«Книги! Увижу ли их когда-нибудь?» — ужаснулась Наташа.
— А Юхтанов, — продолжал между тем Иван Иваныч, — вовсе делом попустился. Чтобы о зиме и помину не было, избу изнутри всю ситцами обил — по зеленому полю цветы, да все разные — и заперся. Когда через неделю дверь его взломали, он уже не в себе был. От мыслей все… С тех пор и в уме повредился. Как бы с парей Андреем чего не попритчилось, — глухой голос упал до шепота. — У него теперь душа сильнее глаз болит…
Старик замолчал.
— Знаешь что, доченька, — Иван Иваныч испытующе заглянул в исхудавшее лицо, — двинем-ка мы теперь же до жилухи!
Девушка испуганно отшатнулась.
— Не дойдем!
Старик прочитал растерянность в карих, с золотыми искорками глазах.
— Доберемся!
В голосе дяди Вани была такая уверенность, что Наташа сдалась.
Снова впрягшись в санки, они принялись обсуждать предстоящие сборы. Говорили короткими, отрывистыми фразами: дыхание перехватывало от тяжелого груза.
— Мне еще… два дня… надо, — с хрипом выдохнув, Наташа набрала полную грудь морозного воздуха.
Поднатужившись, они вытянули сани на бугор.
— Пошто?
— Копии снять… на чердак запрятать. Мало ли что может случиться? — объяснила она серьезно.
— Дельно! — одобрил, отирая лоб, Иван Иваныч.
Погрозив затем сжатым кулаком в пространство, он добавил решительно:
— Врешь, беззубая, подавишься! Выдюжим!
Франснс Карсак
РОБИНЗОНЫ КОСМОСА[3]
Рисунки Н. Гришина
Перевод Ф. Мендельсона
VI. СИЛА ПРОТИВ НАСИЛИЯ
Двенадцать добровольцев ходили на разведку к замку и были встречены очередью двадцатимиллиметрового пулемета. В доказательство они принесли неразорвавшуюся пулю.
— Теперь вам ясно? — спросил Луи Морьер, подбрасывая ее на ладони. — Оружие у этих каналий гораздо лучше нашего. Против таких штучек у нас только ружья для охоты на кроликов да еще мегафон для убеждения… Единственное серьезное оружие — это винчестер папаши Борю.
