— Обязательно, Александр Семенович! Мы здесь долго не задержимся.

— Но я все же прилечу к вам! Боюсь, не раньше чем завтра. Сейчас бы уже был с вами, да Симбаленд не принимает… Так что до утра служите в единственном числе. Дайте, пожалуйста, трубку мистеру Эдвину. Хочу поблагодарить его за оказанное вам гостеприимство.

— До свидания, Александр Семенович. Жду вас завтра.

— До свидания, Виктор Петрович.

Пока Роберт соревновался с послом в любезностях, Виктор напряженно думал о разговоре. «Желаю дальнейших успехов…» Значит, посол считает, что впереди у него серьезные трудности… «В вашем положении, пожалуй, можно»… Впереди — борьба…

Как только Роберт положил трубку, Виктор спросил:

— Теперь мы можем ехать на аэродром?

— О да, конечно! Подожди нас на веранде, Сью! Мы только докурим сигары.

Сюзанна встревоженно взглянула через плечо на Виктора.

Дверь закрылась.

— Я предпочитаю немедленно ехать на аэродром, мистер Эдвин, — недовольно сказал Виктор, вставая.

Роберт несколько секунд стоял к нему спиной, держась за ручку двери, и оттого, что он, кажется, не решался обернуться, Виктору стало душно. Он понял. Перед ним стоял враг. Враг его, сапиенса, людей. «До утра служите в единственном числе», — вспомнилось ему.

Роберт медленно прошел по большому темному ковру, жестом предложил Виктору снова сесть в кресло. Виктор отрицательно покачал головой. Роберт усмехнулся и неторопливо сел.

— У меня создалось впечатление, мистер Кленов, что вы не собираетесь делиться с нами научными достижениями космических гостей, — глухо сказал он. — Я не хочу вам угрожать, но…

— Наш гость проведет очень подробные беседы на самые различные темы, — перебил его Виктор.

— Когда? Где?

— Я не предполагал советоваться с вами об этом, мистер Эдвин.

Виктор ничего не боялся сейчас. Корпус катера останется закрытым, пока он сам не скажет сапиенсу, что людям, подошедшим к аппарату, можно верить. Было просто неприятно и досадно…

Сюзанна, не отрываясь, смотрела сквозь стекла веранды на озеро. Половину неба закрыла туча, и от этого вода стала черной. По озеру беспрерывно бежали мелкие с разорванными гребнями волны. Такие же волны, только крупнее, шире, колыхали заросли тростника, и он шумел однообразно, уныло. Но еще неприятнее шумела от ветра бамбуковая роща. Она трещала и тарахтела тонкими мертвыми стволами, как будто кто-то торопливо тряс в мешке высохшие кости.

Роберт все не приходил…

Сюзанна понимала, что за дверью кабинета идет тот разговор, которому она безуспешно пыталась помешать.

Брата теперь не остановить… Как норовистый конь, закусив удила, он понесется в пропасть, увлекая за собой и ее. Если русский доверит ему секреты космических гостей… В Касилье люди забросали Роберта камнями. Что они сделают с ним теперь? Убьют? Растерзают?

А если русский не согласится? Роберт не успокоится, пока не вырвет у него решения своей задачи… А хозяева картеля? Они-то ни за что не выпустят добычу из рук!.. Что же делать?

День кончался. Роберта все не было…

Наконец она услышала его шаги и быстро повернулась к двери.

Лицо Роберта горело, взгляд был тяжелым и неподвижным, лоб пересекала глубокая морщина… Он подошел к стеклянной стене и стал, как перед этим она, смотреть на озеро, сердито постукивая пальцами по раме.

— Мы не поедем на аэродром? — осторожно спросила Сюзанна.

Он отрицательно покачал головой.

Сюзанна все поняла. Роберт пытался силой вырвать у русского то, что ему было нужно.

— Уедем отсюда, Роб, — попросила она. — Уедем! Ты где-нибудь найдешь место инженера. Тебя теперь везде с удовольствием примут на работу. Уедем, Роб. Мне страшно… Я боюсь за тебя.

Роберт отошел от стены, сел в плетеное кресло.

— Иди ко мне, девочка… — позвал он.

Сюзанна взобралась к нему на колени и прижалась к груди. Он мягко и ласково обнял ее за плечи.

Так он делал давно-давно, когда она была совсем еще маленькой. Он ей рассказывал тогда сказки.

— Рассказать тебе сказку? — предложил он.

Это шутливое предложение сразу вернуло ее к действительности.

— Нет, Роб. Скажи лучше, почему ты не поехал на аэродром? — попросила она.

— О, да ты теперь совсем большая, — грустно сказал Роберт, и ей показалось, что руки его на ее плечах стали тяжелыми и неподвижными, как деревяшки. — Раньше ты не требовала у меня отчета.

Она уже поняла, что все потеряно, и ей сразу стало неудобно и неуютно на коленях у брата. Но она все еще надеялась, теперь уже испуганно и отчаянно.

— Скажи, — потребовала она.

Роберт, кажется, сделал движение, пытаясь освободиться или, может быть, просто сесть удобнее, но она отчаянно вцепилась в него.

— У борьбы свои законы, Сью, — глухо сказал Роберт. — Это страшные законы. Чтобы быть хорошим, как добрые герои сказок, надо быть или сказочно сильным, или отказаться от борьбы…

— Но почему же, Роб? — Она встала и подошла к окну.

— Потому, что чем меньше мы думаем о средствах, тем больше у нас шансов победить.

— Да, конечно, — подумав, тихо сказала она. — Так, конечно, проще победить. Но… Но я не понимаю тебя. Зачем это тебе? Сегодня, сейчас! Он появился так неожиданно… Случайно. Его могло и не быть! Разве ты не можешь не бороться? Просто помогать ему.

— Уж не влюбилась ли ты в нашего гостя? — спросил Роберт.

Сюзанна почувствовала по его голосу, что он улыбается, но хорошо, без насмешки.

— Нет, Роб. Впрочем… Не знаю! Но сейчас не в этом дело. Это гораздо серьезнее. Я чувствую, вижу, что он… он неуязвим! А ты… ты погибнешь, Роб.

— Ну, меня не так просто победить, Сью. Ты могла убедиться в этом хотя бы в Касилье.

— А если я тебя попрошу? — спросила она. — Очень попрошу?

— Я не смогу исполнить твою просьбу, — вздохнув, сказал он. — Извини, мне надо идти.

Сюзанна не оглянулась, когда он встал. Шаги его стали удаляться. Уже в дверях он остановился:

— Сью!

— Да, — не оборачиваясь, сказала она.

— Из дома сегодня выходить нельзя.

Сюзанна сказала только:

— Хорошо, Роб.

— И ночью — тоже!

Она молча кивнула.

Роберт ушел.

Сюзанна долго стояла у стеклянной стены, наблюдая, как в черных красках тучи, нависшей над озером, играли багровые лучи заходящего солнца. Кажется, мыслей у нее не было совсем. Только потом она поняла, что думала все это время не о брате, а о Викторе… О старике французе Регамэ… Об отце и маме, которых она не помнила… Как это будет хорошо, если люди совсем перестанут умирать от рака! И хорошо, если людям вообще не нужно будет отравлять свою юность борьбой за право жить… Думала об озлобленных, несчастных безработных у биржи труда в Касилье, бросавших в Роберта камни. О том, что Виктору, когда он вернется к себе, люди будут бросать цветы. Горы цветов… Русские, говорят, любят дарить цветы. А это очень красиво — идти по дороге, усыпанной цветами! Как в сказке, где добрые всегда побеждают злых…

Это были не мысли, а обрывки воспоминаний или мелькающие видения, пока одна мысль, пугающая, страшная, но неизбежная, не овладела ею. Она вспомнила о людях, укрывшихся в скалах, об их предводителе О’Мбата и о том, что Нтомби, ее служанка, когда они остаются вдвоем, называет ее иногда не этим неприятным словом «пунзи», а ласковым «номи» — «подружка». Нтомби совсем черная. Если она укутается во что-нибудь темное, ей будет легко ночью незамеченной добраться до поселка у озера…

Роберт решительно подошел к столу и снял трубку телефона.

Надо было действовать. Рубикон перейден!

И бросил трубку на рычаг.

Еще есть возможность не начинать борьбу. Можно объясниться с русским, извиниться, сказать, что не подумал, ошибся… Будет стыдно, но он, Роберт, по совести говоря, заслужил это.

А что будет потом?

О том, что автоматизировать все производственные процессы симбалендских урановых рудников не удастся, знал пока он один. Он не видел возможности сделать это! Управление получалось слишком сложным, несовершенным и медлительным. Оно не успевало приспосабливаться и к быстро меняющимся производственным процессам.