И вдруг — чудо! Азот начал менять цвет у нас на глазах! Этого мы еще не видели. Началось с хвоста. Один цвет наползал на другой. Не успели мы опомниться, как собака стала голубой!

Толстяк открыл рот, попятился к воротам, и больше мы его не видели.

А Шурка, заметив перемену в собаке, покачал головой и бросил:

— Быть тебе через три дня изумрудным.

Наверно, он сказал это просто так. Но через некоторое время Азот действительно стал изумрудным, а в течение следующей недели сменил еще три цвета.

Нам надоело выкатывать от удивления глаза. Мы хотели знать: почему?..

Помог случай.

…Снова шел урок химии. У Шурки теперь по этому предмету были сплошные пятерки. Анна Павловна улыбнулась:

— Ходят слухи, Журавлев, вы делаете какие-то опыты. Ваши успехи в химии меня радуют..

И Шурку прорвало. Он стал рассказывать.

Ему понравилось, как разные вещества во время реакции меняют цвет, становятся то синими, то розовыми, то зелеными. Шурка решил сделать несколько опытов. Увлекся. И вот у него появилась своя лаборатория в сарайчике. Шурка смешивал, кипятил, перегонял… Однажды он намешал в колбе разных химикатов. Каких? Он не помнит, их было много. Образовалась какая-то серая кашица, и Шурка все это вскипятил. Никаких изменений цвета не произошло. Вещество оставалось таким же серым. И у Шурки пропал к нему всякий интерес. Он засунул колбу в дальний угол и пошел в кино. Через несколько дней Шурка что-то искал в сарае и нечаянно разбил колбу. За это время вода в ней высохла, теперь там было что-то серое и рассыпчатое. Шурка хотел это выбросить, но забыл. А потом, принюхиваясь, в сарай вошел Азот, добрался до разбитой колбы и… нализался.

Анна Павловна слушала рассеянно.

— Девочки, почему вы сидите в классе в платках? — спросила она.

Семь учениц и среди них Шуркина сестра Катя сидели закутанные, как старухи.

— Сейчас же развяжитесь!

Встала Катя.

— Анна Павловна… у нас… у нас болит голова…

— Как, у всех?!

— Да…

— Нужно вызвать врача. Это похоже на эпидемию. — Анна Павловна посмотрела на класс.

— Журавлев, я вас попрошу, сходите…

Катя побелела.

— Анна Павловна, не надо врача… Мы… Мы уже были…

— И ничего серьезного?

— Да…

— Тогда снимите платки.

Катя хотела сказать еще что-то, но в это время кто-то из ребят стянул с нее платок. Мы ахнули! Волосы ее были… изумрудного цвета!

Полетели платки и с остальной шестерки. Мы увидели: у всех девочек волосы разных цветов.

Минуту в классе было тихо, как на похоронах. Потом Шурка бросился к сестре.

— Что… что ты сделала?

Катя молчала.

Девчонки уже ревели.

— Она принесла. А мы попробовали…

Шурка схватился за голову и медленно пошел из класса…

С тех пор Шурка прочно засел в своем сарайчике. Он чувствует, что виноват. Он хочет спасти сестру и других.

…Бедняга Азот, он плохо кончил. Его разорвали соседние псы. Может, от зависти, а может, из-за того, что он нарушил собачьи законы.

Александр Грин

ПАРИ

Рисунки В. Чернецова

— Это напоминает пробуждение в темноте после адской попойки, — сказал Тенброк, — с той разницей, что память в конце концов указывает, где мы лежали после попойки.

Спангид поднял голову:

— Мы приехали?!

— Да. Но куда, интересно знать!

Тенброк сел на кровати. Спангид осматривался. Комната заинтересовала его — просторное помещение без картин и украшений, зеленого цвета, кроме простынь и подушек. На зеленом ковре стояли два ночных столика, две кровати и два кресла.

Было почти темно, так как опущенные зеленые шторы, достигавшие ковра, затеняли свет. Утренние ли, или вечерние лучи пробивались по краям штор, трудно было сказать.

— Не отравился? — спросил Тенброк.

— Нет, как видишь. Идеальное сонное снадобье. — отозвался Спангид, все еще осматриваясь. — Который час?

— Часов нет, — угрюмо сообщил Тенброк, обшарив ночной столик. — Их унесли, как и всю нашу одежду… Таулис честно выполняет условия пари.

— В таком случае я буду звонить. — Спангид нажал кнопку стенного звонка.

Тенброк, вскочив, подбежал к окну и отвел штору. Окно было из матового стекла.

— Даже это предусмотрено! — воскликнул Тенброк, бросаясь ко второму окну, где убедился, что фирма «Мгновенное путешествие» имеет достаточный запас матовых стекол. — Слушай, Спангид, я нетерпелив и любопытен. Пари непосильно для меня. Кажется, я спрошу! Однако… пять тысяч?!.

— Как хочешь, но я выдержу, — отозвался Спангид, — хотя мне так сильно хочется узнать, где я, что, если бы не возможность одним ударом преодолеть нужду, я тотчас спросил бы.

Тенброк, закусив губу, подошел к двери. Она была заперта.

— Следовательно, еще нет шести часов утра, — сказал он, с облегчением хватая свой, оставленный Таулисом портсигар и закуривая. — Вероятно, Таулис еще спит..

— Пусть спит, — отозвался Спангид. — У нас есть сигары и зеленая комната. Мы везде и нигде. Мы можем сейчас лежать в одном из прирейнских городков, на мысе Доброй Надежды, среди сосен Иоллонстон-парка или снегов Аляски. Кажется, Томсон насчитал девяносто три пункта. Угадать немыслимо… Нет материала для догадок. В шесть часов вечера, согласно условию пари, Таулис дает нам съесть по серой пилюле, и спустя какое-то небудущее для нас время мы очнемся на восточных диванах Томсонова кабинета, куда легли после ужина. Покорно, как овцы, как последние купленные твари, мы протрем свои проданные за пять тысяч глаза, устроим наши дела. И месяца через три добрая душа Томсон, может быть, скажет нам: «Вы были на одном из самых чудесных островов Тихого океана, но предпочли счастью смотреть… И, стало быть, выигрыш ваш. Не желаете ли повторить игру?..»

— Проклятие!.. Это так! — сказал Тенброк. — Я понимаю тебя. Тебе свалилась на плечи куча сестриц и братьев, которых надо поставить на ноги, но зачем я?.. У меня солидное жалованье. Знаешь, Спангид, я спрошу. Тогда узнаешь и ты, где мы.

— Ты забыл, что в таком случае нас, по условию, разделят: тебя увезут, а я должен буду съесть серую пилюлю.

— Я забыл, — тихо сказал Тенброк. — Но я все равно не выдержу. Искушение слишком огромно.

— Всю жизнь буду себя презирать, однако стерплю, — вздохнул Спангид.

— Не ругайся, Спангид. Предприятие, где я служу, не так прочно, как думают. Представился случай — я уцепился. Ты же мне его и представил. Идея была твоя.

— Ну, хорошо, что там… Вот и Таулис.

Повернув ключ, вошел Таулис, агент Томсона, сопровождавший спящих путешественников на безупречных аэропланах фирмы. Одет он был так, как на «отъездном» ужине у Томсона, — в смокинг: климат страны не вошел с ним.

— В долю, в долю! — закричал Тенброк. — Две тысячи долларов на честное слово тайны! Где мы?

— Видите ли, Тенброк, — ответил Таулис, — среди моих многих скверных привычек есть одна, самая скверная: я привык служить честно. Мы — в Мадриде, в Копенгагене, Каире, Москве, Сан-Франциско и Будапеште.

Таулис вынул часы.

— Шесть часов. Пари сделано. Игра начинается. Чай, кофе или вино?

— Водка, — сказал Спангид.

— Кофе, — сказал Тенброк, — и газету!