Оглушенный взрывной волной, Вадим лежал в своем ненадежном убежище. Он решил дождаться ночи, переплыть реку и тогда уж возвращаться на аэродром.

Медленно тянулось время. Острая, пронизывающая боль в руке отдавалась во всем теле. От потери крови и от голода — Вадим уже сутки ничего не ел — кружилась голова, туманилось сознание. На исходе четвертого часа томительного ожидания Русанов услышал рокот моторов. Над землей стремительно мелькнули черные тени, и на поле, подпрыгивая на кочках, приземлились два «мессершмитта-109».

Из кабины выскочили пилоты. Сбросили парашюты. Сделали по нескольку приседаний.

Потом один направился в сторону деревни. Другой, установив двигатель на малые обороты, стал копаться в железных внутренностях своего «мессершмитта». Не спуская глаз с гитлеровского летчика, Вадим вытащил левой рукой наган из кобуры, прицелился и выстрелил. Мимо… Немец стоял около работающего двигателя и даже не обернулся на выстрел.

Вадим встал, перешагнул гребень воронки, зашагал к «мессершмитту», сжимая рубчатую рукоятку нагана. Он подошел почти вплотную, так близко, что отчетливо разглядел капли пота на багровой шее гитлеровца. Не желая стрелять в спину, Вадим громко крикнул одно из немногих известных ему немецких слов: «Хальт!»

Гитлеровец, выронив от неожиданности гаечный ключ, обернулся.

Рука его метнулась к парабеллуму. Но Русанов выстрелил первый…

Что дальше? Эх, был бы он пилотом, а не техником! И вдруг… У него даже перехватило дыхание: а почему бы не попробовать? Летал же он на планерах. Это, конечно, не планер, но терять, собственно говоря, нечего.

Вадим выбил ногой тормозные колодки из-под колес, захлопнул капот, вскарабкался в кабину и, положив изуродованную ладонь на ручку, дал полный газ. Машина взревела и, набирая скорость, побежала по полю.

…Стремительно проносились поля, перелески, какие-то речушки. Высота не превышала двухсот метров. Вадим чуть потянул ручку на себя — машина послушно взяла ввысь. Русанов почти не чувствовал волнения. При странных, конечно, обстоятельствах пришлось ему совершить первый самостоятельный полет!..

Вадим отважился, наконец, взглянуть на приборную доску. Почему-то не обнаружил компаса. Вспомнил, что картушка этого прибора может иметь самый необычный вид, и решил ориентироваться по солнцу. С некоторым трудом ему удалось развернуть самолет так, чтобы солнце светило в затылок. Теперь «мессершмитт» держал курс на восток.

От потери крови к горлу подступала тошнота, туманилось сознание.

И вот впереди показался город. Где-то поблизости должен был быть аэродром. Но тут из-за облачка вывалилась пара краснозвездных истребителей «И-16». Где-то совсем рядом воздух прочертила свинцовая струя. Стало до слез обидно: после всего случившегося погибнуть от своих!

Но, почувствовав, видимо, что-то необычное в этом летящем с неубранными шасси вражеском истребителе, советские самолеты прекратили огонь и пристроились в хвост «мессершмитту».

А Вадим уже направил самолет на летное поле. Теперь только он по-настоящему понял, что ему предстоит. Посадка! На лбу выступила испарина. Обругал себя, что не догадался надеть немецкий парашют, — тогда бы никакой проблемы не было: прыгнул, и все.

Неловко повернувшись, Вадим задел за что-то раненой рукой. Резкая боль сразу привела в чувство.

Подумал: «Надо садиться на брюхо, как на планере…»

На приборной доске нашел рычажок шасси, повернул…

И больше не колебался. Собрав огромным напряжением всю волю, выдержку, хладнокровие, Вадим направил самолет навстречу стремительно набегающей земле.

Земля ударила по самолету. Мир раскололся, все провалилось в темноту…

А к «мессершмитту» уже бежали летчики, механики, оружейники. Кто-то из них перевернул на спину вылетевшего из кабины пилота, расстегнул карман комбинезона, вынул документы.

— Ребята! Да ведь это же наш!

Растолкав окружающих, над Вадимом склонился врач. Положил руку на сердце — оно билось.

Это случилось в октябре сорок первого года…

Н. Калиновский

СКАНДАЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ

С МИСТЕРОМ СКОУНДРЭЛОМ

Рассказ-памфлет

Рисунки В. Дувидова

ВЫ могли бы усомниться в этой истории, но вся штука происходила на Пайрид-стрит и в центральной экспериментальной лаборатории «ВЕКАЭМ» — Всеобщей компании электрических машин, то есть, иными словами, на моих глазах.

К слову сказать, бедняга Грендфул незадолго до этого рокового случая отпраздновал свой десятилетний служебный юбилей.

Впрочем, вам, как и всякому другому любителю таких вот историй, захочется узнать все по порядку и обязательно с самого начала.

Сейчас, после официального расследования специальной комиссии государственного департамента, я могу говорить об этом только конфиденциально, с глазу на глаз.

Джонни Грендфул поступил на работу тотчас же после колледжа, который оставил по собственному желанию, после ссоры с ректором.

В нашу лабораторию его привела главным образом ненасытная страсть к бесконечным экспериментам. Это у него осталось от детских игр и, как говорил он сам, после посещения их квартиры монтером, чинившим звонок. Электромагнитные катушки были теми феями, которые увели восторженного мальчишку в заколдованный лес экспериментальной электротехники.

Если бы не его выдающиеся способности в области экспериментов — точнее, их технической подготовки, поверьте мне, он бы давно вылетел со службы.

Дело в том, что это был совершенно незаменимый для опытов человек с готовой репликой «попробуем», от которой профессор Гелоу приходил в восторг.

Ему даже прощали то, что в неслужебное время он делал свои опыты. Вечерами, когда все, кроме дежурного лаборанта, расходились по домам, я не раз был свидетелем бурной и вдохновенной деятельности моего друга.

В тот вечер, когда началась заваруха, я читал в большом зале увлекательный комикс и жевал сандвич, заботливо положенный моей Меги в карман куртки. Было мое ночное дежурство.

Верный себе Грендфул вдохновенно собирал какую-то новую фантастическую схему, произвольно включая в нее целые узлы из чужих установок. Насколько помнится, она начиналась и кончалась одинаковыми специальными камерами типа «магнитной бутыли», в которой действовало силовое поле большой мощности. Сложная цепь трансформаторов, конденсаторов и частотных усилителей, электронных и полупроводниковых выпрямителей протянулась через весь зал лаборатории. Это была необычайная импровизация — винегрет из экспериментальных машин.

Теперь представьте себе: сутуловатый Джонни, разинув от удивления рот, смотрит через глазок на внутреннее пространство первой магнитной камеры. Вот таким он и. запомнился мне в знаменательный момент открытия «эффекта Грендфула».

Выражение его лица бросилось мне в глаза, когда я случайно оторвался от страниц детективного романа. Помню даже фразу, на которой я прервал чтение: «Джо повис над пропастью, сжимая в зубах отравленный стилет…»

— Что ты видишь там, Джонни?

— Она наполовину растаяла, — озадаченно произнес мой друг.

— Кто растаял? — снова спросил я, почувствовав легкое любопытство.

Джонни загадочно молчал, как бы не расслышав вопроса. Он даже не обратил на меня внимания, пока я не подошел и не взглянул с противоположной стороны во второй глазок камеры. В поле зрения, как на предметном стекле микроскопа, лежала… половина логарифмической линейки «Пифагор», и эта оставшаяся половина таяла и исчезала прямо на глазах!

Мы молчали, пораженные необычным явлением, которое наблюдали одновременно.