- Спи.

 Бабушка смотрела укоризненным взглядом всегда печальных и мудрых глаз. На солнце они переливались изумрудами. Волосы всегда собранные в тугой пучок спадали на плечи свободным каскадом медных волос. Она ласково улыбнулась и мелодичным голосом заговорила нараспев:

 - Эйре, Эйре, мой любознательный лучик, ты все забыла. Вспомни, чему я учила тебя. Вспомни....

Ее голос эхом разнесся над поляной и затих в кронах деревьев. Листья зашелестели, перебивая друг друга. Бабушка смотрела серьезно и строго. Губы тронула грустная улыбка и, развернувшись, она медленно пошла к деревьям, обступившим поляну. Я бросилась за ней:

 - Бабушка подожди. Бабушка..., - по щекам побежали слезы, - Что я должна вспомнить? Обернись...

 Голос потонул в шуме ветра и сердитом шелесте деревьев. Они тянули свои ветви, обвивали руки и ноги, хлестали по лицу. Я отбивалась и вырывалась, как могла. А потом с неба грянул гром, в его раскате слышалось:

 - Живым здесь не место. Уходи.

 - Уходи, - вторила, шелестя листва.

 Проснулась с криком, по щекам до сих пор бежали обжигающие слезы. На голову легла рука и успокаивающе погладила. Я перевела взгляд на его обладателя и от страха вжалась в подушки. Незнакомец убрал руку и, отойдя от кровати, сел в кресло. Растягивая звуки, глубоким мелодичным голосом произнес:

 - Эйре, не бойся, - я поперхнулась и изумленно прошептала, - откуда вам известно? Кто вы?

 - Мое имя ничего не скажет тебе. Можешь звать меня Конол. Руэдхри наверное рассказывал об отшельнике с гор. Это и есть я. Слышал вы шли ко мне.

Я шокировано взирала на «старика». Он выглядел молодо. Если не приглядываться, то мужчине можно было дать от силы тридцать лет. Лицо не испещрено морщинами, волосы не тронуты сединой, только немного посеребрены виски. Лишь глаза выдавали возраст. На них лежал отпечаток скорби и прожитых лет. При имени мужа я вздрогнула и, запинаясь от волнения, спросила:

 - Хаято... что с ним?

 - Не тревожься. Руэйдхри спит. Я усыпил его. Он находился на грани истощения и не контролировал свою силу. И если бы я опоздал на долю секунды произошло бы непоправимое. Вырвавшаяся сила убила его. Повторилась бы трагедия, погубившая наши цивилизации. Я, наверное, утомил тебя. Отдыхай. И не злись на внука. Он еще глупый юнец.

Я в третий раз ошарашено смотрела на загадочного отшельника не в силах вымолвить ни слова. Он встал с кресла и подошел к кровати, прикрыв ладонью мои глаза, тихо сказал:

 - Спи. Тахока не простит мне твоих волнений. Ты еще слаба.

 В этот раз меня разбудил шум голосов. Я повернула голову. Тахока нервно вышагивал по комнате и, эмоционально жестикулируя, вполголоса что-то доказывал Конолу. Языка я не поняла. Впервые видела Тахока таким взъерошенным и возбужденным. В голове всплыл образ единорога. Боже! Сколько еще этот мир будет удивлять меня. Я перевела взгляд на второго спорщика. Он сидел в кресле, прикрыв глаза, и будто не слушал гневные речи оппонента. Наконец он открыл глаза и сухим, спокойным тоном отчеканил каждое слово. В этот момент он очень походил на Хаято, тьфу наоборот Хаято на него походил.

 Первым мое пробуждение заметил Волчик. Он лежал возле ног Конола и невозмутимо дрых, но как только мои глаза скользнули по присутствующим, он поднял голову и посмотрел на меня. Оба мужчины разом смолкли и в выжидательном молчании обернулись. Смутившись, натянула одеяло до подбородка. Знахарь тепло улыбнулся и, взяв со стола чашку, подал ее мне:

 - Юля прости. Мы увлеклись. Выпей до конца. Позже принесу ужин. А пока пойду, проведаю второго болезного.

Тахока забрал опустевшую чашку и поспешно покинул комнату. Мы остались втроем. Огонь в очаге горел, весело потрескивая головешками. Я внимательно наблюдала за профилем туата. Он задумчиво смотрел на трепещущее пламя, наконец, прервал затянувшуюся тишину:

 - Как ты себя чувствуешь, Эйре?

 - Спасибо, намного лучше.

Повисло неловкое молчание. Не выдержав, я первая заговорила:

 - Конол, вы так и не ответили на мой вопрос. Откуда вам известно это имя? Меня так называла только бабушка. Даже мама не знает об этом имени.

 - Бабушка!? - Он удивленно вскинулся и недоверчиво протянул. - Она бабушка? Впрочем, так и должно быть. Как она себя чувствует?

 - Бабушка умерла десять лет назад, - ответила тихо.

На мгновение его лицо побледнело, а глаза переполнила горечь. Он отвернулся и с надеждой в голосе спросил:

 - Она прожила счастливую жизнь?

 - Да.

Что я могла еще ответить. Мне было девять. Дашке пять. Мы тогда не особо понимали, почему родители не пускают нас в гости к бабушке. А потом были похороны. Кладбище. Чужие люди со скорбными лицами. Зареванная мама. И мы испуганно  жавшиеся к отцу. С тех пор я боюсь кладбищ. Не люблю похороны. Я бабушку то плохо помню. Только руки, пахнущие душистой чуть терпкой травой. Глаза всегда грустные, но такие добрые. И улыбка родная и ласковая.

Конол сидел, молча погрузившись в свои мысли. Вопрос остался открытым. Откуда-то он знал бабушку. Но последние годы жизни ему были не известны. Новость о смерти выбила его из колеи. Кто же ты бабушка!? И как связана с этим миром? Почему никогда не рассказывала? Хотя....  В мыслях промелькнули отдельные фрагменты сна. Что она хотела сказать? Чему учила? Я не помню. Ничего. Попыталась хоть что-то вспомнить. Туман. Смутные силуэты. Смазанные фразы. Приступ боли выдернул из вязкого плена. Со стоном откинулась на подушку. Волчик стоял рядом. Синие глаза горели. Он прыгнул на кровать и, положив тяжелую голову на грудь, улегся под боком. Я задохнулась. Злобно шипя, старалась отпихнуть его.

  - Эйре не стоит. Прими его помощь, - над головой раздался голос Конола, положив ладонь на лоб, он прикрыл глаза, - о чем ты сейчас думала?

 - О бабушке. Я ее совершенно не помню.

 - На воспоминания наложили сильный запрет. Что- то вроде замка. Мне не под силу его открыть. Даже Сваргальф не смог. - Конол задумчиво качая головой, взял мою руку в свои ладони и что-то прошептал. Кольцо сдавило палец, я закусила губу, а отшельник поднес его к глазам и потрясенно выдохнул. - Кольцо Луга.

 - Что-то не так? - спросила испуганным голосом.

 - Дейдре она..., она запечатала твою силу. Дейдре что же ты наделала? - тихо пробормотал он, а затем мелодичным голосом добавил, - Кольцо не причинит тебе вреда. Оно защитит от посягательств чужой силы, но и твоей не даст проснуться. Сила пробудиться лишь в твоих потомках, при условии, что отцом станет обладатель такой же силы.

 Я не огорчилась сему факту. Прожила без какой-то там силы и проживу дальше. Конечно, интересно узнать, что за силой могла обладать. Стать всесильной и всемогущей. Но..., бабушка бы не стала, так поступать без причины. И шестым чувством ощущала, что права. А вот Конол возбужденно прошелся по комнате, сцепив руки за спиной, внезапно его лицо озарила довольная улыбка, и он снова уселся в кресло в самом лучшем расположении духа. Решив, что получу ответ на ранее заданный вопрос, заговорила:

 - Конол, вы так не ответили на вопрос, как вам стало известно имя Эйре?

 - Это не сложно. Я хорошо знал Дейдре. И мне не составило труда понять, как она могла назвать свою дочь. Я думал ты - ее дочь.

 - Пожалуйста, расскажите, какая она была? - я жалостливо посмотрела на Конола.

 - Ты очень похожа на нее. Такая же добрая и светлая. - Его взгляд потеплел, а лицо озарила мечтательная улыбка, он заговорчески подмигнул. - Бабушка рассказывала тебе сказки?

 - Да. Наверное, -  ответила неуверенно.

 - Тогда договорились. После ужина на сон грядущий я поведаю тебе преданье старины глубокой.

До ужина время пролетело не заметно. Я периодически впадала в дрему. Волчик перелег в ноги, и я теперь могла свободно дышать. Но перед тем как он убрал голову, я благодарно почесала его за ухом. Не знаю, что он делал. Но мне заметно стало лучше. Конол молча, сидел возле очага, задумчиво барабаня пальцем по подлокотнику. Даже когда в комнате появился Тахока, он не пошевелился. Ужин мой состоял опять из бульона и травяного отвара. Есть совершенно не хотелось. Осилила только полчашки бульона. Знахарь неодобрительно покачал головой, но неволить не стал, за что я была безмерно благодарна. Пока он убирал со стола глиняные баночки, я решила разузнать о самочувствие Хаято. Тахока многозначительно посмотрел в сторону Конола и нарочито громко поведал: