Все дипломатические представители должны были добиваться приема у монарха или главы правительства и категорически отказываться вступать в переговоры с советниками. Иногда посылались люди с тайными поручениями. Они могли принадлежать к самым разным сословиям. Так, в архиве Посольского приказа имеется следующее свидетельство: «Отпущен тайно к цесарю с грамотой московский торговый человек Тимоха Выходец».

В зависимости от страны назначения и важности посольства формировался его состав. Оно могло состоять из двух, трех, четырех человек, а иногда это число возрастало до нескольких сотен. Так, в 1578 г. в Польшу выехало посольство М.Д. Карпова, П.И. Головина и дьяка К.Г. Грамотина, «а с ними дворян и людей 282 человека».[70]

Среди ближайших помощников послов и посланников могли быть приказные дьяки и подьячие различных государственных учреждений (Поместного, Разрядного, Челобитного приказов, Казенного двора, Владимирской и Галицкой четверти). Будучи «товарищами» послов или посланников, приказные дьяки являлись главами посольских походных канцелярий («шатров»).

На них в основном ложилась подготовительная работа при составлении текстов международных договоров во время посольских съездов. Непосредственными исполнителями были подьячие, которые вели все посольское делопроизводство, переписку, оформление статейных списков и т. д. Из них назначался особый «подьячий для письма», что свидетельствовало о внимании, которое уделялось ведению посольской документации. Переводчики и толмачи выполняли свою работу во время переговоров. Особую роль осведомителей при послах играли подьячие приказа Тайных дел, которые «над послы и над воеводами подсматривают и царю, приехав, сказывают».[71]

Во время своего пребывания за границей послы содержались за счет государства, на территории которого они находились.

Их материальное обеспечение в России состояло из денежного жалованья, натуральных выдач и поместных окладов. Последние давались за приказную, военную и дипломатическую службу. Размер денежного и поместного жалованья устанавливался исходя из предшествовавшей дипломатической практики. Когда посольство отправлялось за рубеж, просматривались материалы предыдущих посольств в ту или иную страну, делались выписки «на пример», по которым определялись оклад и размер вознаграждения по возращении дипломата в соответствии с его рангом. Денежное жалованье равнялось прежнему окладу за два года и добавочной сумме «на подмогу», равной годовому окладу.

Система материального обеспечения посольств основывалась на занимаемой должности и зависела от размера предыдущего оклада и чина в большей мере, чем от результата посольства. Показательна в этом отношении челобитная «дворян больших и из городов» (1621) с просьбой не посылать их в разные государства в чине меньшем, если они или их предки до этого имели на посольской службе звание большее по рангу.[72] Обычным явлением были натуральные выдачи жалованья за посольскую службу. Выдавались дорогие иностранные ткани для изготовления верхней одежды, меха, за особые заслуги жаловалась серебряная посуда – братины и ковши.

Чтобы привлечь дворян к столь непопулярной и нелюбимой ими дипломатической службе, правительство предлагало значительные льготы и привилегии. В награду за участие в посольстве выборных городовых дворян из отдаленных мест переводили в чин московских, назначали на более высокие должности, например, воеводами, освобождали от налогов, увеличивали оклады. Так, Д.Г. Оладьин, вернувшись из Польши, из выборных городовых дворян перешел в чин дворян московских; подьячий П. Данилов после посольства к крымскому хану Джанибек-Гирею был пожалован в дьяки; а посланник С.М. Ушаков после возвращения из Империи получил назначение воеводой в Кострому. О существовании определённых привилегий относительно налогов свидетельствовали многочисленные челобитные дипломатов, которые они подавали царю перед выездом за границу с просьбой освободить их от подписных и печатных пошлин.

Лица, выезжавшие за границу впервые, после успешного возвращения неоднократно посылались вновь.

За выполнение отдельных дипломатических поручений выдавались единовременные значительные вознаграждения – «наддачи». В 1664 г. индивидуальные «наддачи» подьячим за выполнение дипломатических заданий составляли 5-6 руб., в то время как за делопроизводственную работу внутри приказа прибавлялось «рубли по два, по три на человека». Кроме того, все дипломаты и служащие приказа получали так называемые «праздничные деньги». Денежные выдачи приурочивались к церковным праздникам (Пасха, Рождество Христово, Крещение и т. п.) и именины членов царской семьи (день ангела царицы, наследников и т. п.). Так, в 1626 г. на Рождество и Пасху старые подьячие Посольского приказа получили по 7,5 и 9 руб., молодые – по 2-3 руб.

И, конечно, все служащие Посольского приказа в соответствии со служебным положением приносили присягу на кресте, т.е. брали на себя различные обязательства – хранить государственные тайны, не красть государевой казны, «переводить вправду» и т. д.[73] Без этого не разрешалось приступать к работе: «в приказех не сидеть и никаких дел не делать».

Представляется очень актуальным и важным рассмотреть, как в работе Посольского приказа решались проблемы диалога различных вероисповеданий и культур Востока и Запада. В процессе оформления государственного аппарата в целом, и Посольского приказа в частности, сказывалось освоение правовых и религиозных традиций не только древнерусских княжеств и наследия Византийской империи, но и дипломатических норм Польско-Литовского государства, татарских ханств, общение с различными государствами Запада и Востока.

Следует помнить, что основой и особенностью мира мыслительной деятельности и нравственных переживаний средневекового человека были такие фундаментальные понятия, как «вера христианская» и «правда». Идея Страшного суда пронизывала сознание и все сферы бытия каждого. Государство было главным средством коллективного спасения. Поэтому верой и правдой надо служить тому, кто «прирождён» быть государём, ибо последний исполняет волю Бога на земле и отвечает перед Судьёй за неисполнение его «подовластными» заповедей Божьих.[74] Измена православной вере – правде приравнивалась измене государственной, т. е. царю, и соответственно являлась богоотступничеством. В этом отношении показательно объяснение И.С. Пересветовым причин падения царств. По его мнению, главная причина падения Византии в том, что греки «правду потеряли», а, потеряв её, стали хвалить «благоверного русского царя». В одном из главных сочинений Пересветова «Сказание о Магомет-салтане» воображаемый спор между греками и «латыняными» заканчивается поразительным по глубине заявлением католиков: «Если к той истинной вере христианской да правда турская, ино бы с ними ангелы беседовали». На что греки возразили: «А есть ли бы к той правде турской да вера христианская, ино бы с ними ангелы беседовали».[75] В этой перемене мест слагаемых и заключается суть объекта средневекового знания и веры.[76]

В XVI в. богословы объясняли отношения между Богом-отцом и Богом-сыном, Иисусом Христом, с помощью метафоры: «Луч, исходящий от солнца, несущий в себе его субстанцию, горящий и не иссякающий». Так же трактовали в Посольском приказе связь, существовавшую между государем и его послом. В 1517 г. бояре на переговорах в Москве говорили С. Герберштейну, что «всяк посланник государя своего лице образ носит». Однако степень отождествления монарха и его представителя зависела от важности посольства. Уже в начале XVI в. в России существовала четкая градация дипломатических представителей: послы, посланники, гонцы. Но при всех случаях, будучи заместителем государя, дипломат как бы становился им самим [государем] при произнесении «речей».