Москва наследовала древнюю новгородскую торговлю с балтийским побережьем. Однако ливонские купцы держали в своих руках движение товаров и не слишком охотно пускали русских людей к морю, а иностранцев – на Русь. К тому же ливонцы не пропускали в Москву мастеров, а также серебро, оружие и другие «заповедные» товары. Московское правительство желало освободиться от ливонского посредничества, завладеть морскими гаванями и вступить в прямые торговые сношения с Европой. В 1558 г. русские войска вошли в Ливонию и началась война, затянувшаяся на целых 25 лет.
С первых же дней войны в правительстве образовались две партии. А.Ф. Адашев и его окружение считали необходимым продолжение военных действий в Крыму. Начальник же Посольского приказа И.М. Висковатый, воспользовавшийся поддержкой московских дворян, был решительным сторонником Ливонской войны. Под ударами русского оружия Ливонский орден распался. Победное завершение войны в Ливонии казалось совсем близким, но А.Ф. Адашев, руководивший войсками, не воспользовался благоприятным моментом; вскоре наступление приостановилось.
Иную позицию в ливонском вопросе занял И.М. Висковатый. В 1559 г. в Москву прибыло датское посольство и представило предложения по делам Ливонского ордена. В ответ И.М. Висковатый заявил, что Дания не должна была принимать жалоб ливонцев – подданных московского государя. Обратившись к иностранным государствам, ливонцы, по мнению дьяка, уподобились неверным слугам, которые, украв имущество своего господина, продают его (имущество) другому. И.М. Висковатый надеялся, что его решительность поможет Москве отстоять свои интересы в Прибалтике и вынудит европейские державы признать русские завоевания, сделанные в первые годы Ливонской войны. Однако добиться успеха дипломатическими средствами не удалось; ситуация складывалась неблагоприятно для Московского государства.
После утверждения 28 января 1561 г. польско-литовской унии стало очевидно, что надо готовиться к возобновлению военных действий. 21 мая 1562 г. Иван IV «пошел на свое дело Литовское» в Можайск. При царе находилась посольская походная канцелярия, которую вместо И.М. Висковатого возглавлял дьяк А. Васильев. Оставшись в Москве, И.М. Висковатый принял датское посольство и после предварительных переговоров отправил датчан в Можайск. Тот факт, что он в отсутствие царя оставался при дворе, принимал иностранное посольство и, возможно, вершил другие дела, свидетельствовало о доверии к нему и о его привилегированном положении.
В то же время И.М. Висковатый принимал самое активное участие в ливонских делах. Чтобы обратить все силы против Литвы, он предпринимал по тем временам достаточно неожиданный шаг. 12 августа он выехал в Данию для подтверждения договорной записи. Для XVI в. поездка за границу непосредственного руководителя внешней политики – явление весьма знаменательное. В столь ответственном и важном посольстве И.М. Висковатого сопровождал его родной брат Третьяк. Благодаря успешным переговорам был заключен союзный договор с Данией и достигнуто 20-летнее перемирие со Швецией. Участие в посольстве расширило представления И.М. Висковатого о реальном соотношении сил в Европе. Его личный дипломатический опыт, несомненно, способствовал в дальнейшем развитию и совершенствованию посольской службы.
Война с Ливонией шла с переменным успехом, победы сменялись поражениями. Военные неудачи 1564 г. на реке Уле, под Оршей, набеги татар, побег командующего русскими войсками в Ливонии князя А.М. Курбского в Литву сильно пошатнули позиции России. В 1566 г. в Москву из Польши прибыло Великое посольство для ведения переговоров о выходе из Ливонской войны и заключении мира. Польские послы не желали уступать России морской порт Ригу, и переговоры зашли в тупик. Опытный дипломат, И.М. Висковатый на Земском соборе настоятельно рекомендовал заключить перемирие, не требуя у Польши спорных ливонских городов, но с условием вывода оттуда польских войск и нейтралитета Польши в Ливонской войне. Однако участники специально созванного Земского собора высказались против уступки ливонских земель и заверили правительство в том, что ради полного завоевания Ливонии они готовы на любые жертвы. В дальнейшем дипломатическая прозорливость Висковатого подтвердилась. Неудачные переговоры 1566 г. способствовали объединению на Сейме в городе Люблине Польши и Литвы в сильное государство – Речь Посполитую (1569).
И.М. Висковатый слыл одним из образованнейших людей России. При Посольском приказе он создал библиотеку, которой сам постоянно пользовался. Среди собранных там книг были сочинения по географии, «козмографии», русские летописи, польские и литовские хроники, сочинения Дамаскина и Златоуста, Коран и т. д. В дипломатических документах и устных переговорах И.М. Висковатый постоянно употреблял цитаты из Библии и святоотеческих писаний. Дьяк настолько свободно владел слогом церковной литературы, что в свое время даже составлял грамоты для митрополита Макария. Поэтому представляется далеко не случайным тот факт, что он оказался в центре событий, связанных с делом о ереси Башкина.[164]
Летом 1553 г. в Москве состоялся церковный собор, осудивший одного из радикальных религиозных мыслителей XVI в. М. Башкина и его «единомысленных». Среди последних были тверские дети боярские Григорий и Иван Борисовы – троюродные братья и придворные Ефросиньи – матери В.А. Старицкого. Ереси М. Башкина сочувствовал лидер нестяжателей старец Артемий – бывший игумен Троице-Сергиева монастыря. Вновь ожили в памяти царя недавние события заговора Старицких. По мнению собора, М. Башкин и его сторонники отрицали Божественность Христа, церковную иерархию, таинства, критически относились к церковному преданию, житийной литературе. Божественное писание они считали «баснословием», делая исключение только для книг Нового Завета, но и те, как отмечалось на соборе, излагали «неистинно». Одним из тезисов М. Башкина было отрицание полного кабального холопства; более того, сам он держал своих людей «добровольно». Подобные идеи проповедовали несколько раньше Сильвестр и И.С. Пересветов.
Во время суда над М. Башкиным 25 октября 1553 г. И.М. Висковатый в присутствии царя и бояр обвинил Сильвестра и протопопа Благовещенского собора Симеона в пособничестве еретикам. Один из пунктов обвинения был связан с росписями Благовещенского собора в московском Кремле. После пожара 1547 г., во время которого пострадал храм, царь поручил Сильвестру восстановить росписи. Макарий и Сильвестр пригласили иконописцев из Новгородской и Псковской земель. Мастера, работавшие под наблюдением митрополита и Сильвестра, выполнили в Москве много работ; руководствуясь традициями северо-западной школы, они, как казалось многим ревнителям старины, в том числе и И.М. Висковатому, слишком далеко отходили от канона, сложившегося в Московской земле. Так, стены Золотой палаты были украшены вполне светской живописью – аллегорическими изображениями молодого царя в образе справедливого судьи, храброго воина, щедрого правителя. Писали северные мастера и картины из русской истории. Те же иконописцы создали новые иконы и фрески для Благовещенского собора.
Против нововведений, показавшихся И.М. Висковатому заимствованиями с Запада, и выступил дьяк на соборе, осудившем М. Башкина. Дело, однако, вскоре приняло неожиданный оборот. И.М. Висковатый сам стал обвиняемым. Об этом свидетельствует определение церковного собора, данное «диаку Ивану Михайлову... к его душевному исправлению» за то, что он в течение трех лет «от своего мнения о тех святых честных иконах сомнение имел, и вопил, и возмущал народ... в соблазн и поношение многим». Иными словами, И.М. Висковатый приходил в Благовещенский собор и обращался к собиравшимся там людям с обличениями, стараясь как можно более возбудить общественное мнение против еретиков. Слишком ревностный поборник православной старины, И.М. Висковатый был резко одернут самим митрополитом Макарием.
Не убоявшись грозного тона, Висковатый подал митрополиту пространную «Исповедь» с изложением своих сомнений. Дерзкий дьяк, впавший, по словам Сильвестра, в «бесстыдство», потребовал, чтобы его «список был освидетельствован» священным собором, т. е. хотел быть выслушанным и получить официальный ответ. 14 января 1554 г. И.М. Висковатого на три года отлучили от церкви. В первый год он должен был стоять около храма, каяться и просить входивших в храм помолиться за него; во второй – входить в церковь только для слушания Божественного писания; в третий – находиться в церкви, но без права принимать причастие.
