— Тебе придется тащить сестру, Олененок, ты должна быть сильной, — сказал Игорь, передавая Ольге Риту.
Он бросился вперед, и темное человеческое тело, перегородившее им дорогу, взмахнув руками, отлетело в сторону, потом отлетело второе. Проход был свободен.
— За мной, быстрее! — крикнул он.
Ольга не знала, откуда у нее взялись силы — тело сестры, повисшее на ней, было очень тяжелым, но она быстро продвигалась вслед за спиной Игоря.
В коридоре на их пути оказался невысокий тщедушный турок.
— Выход! — заорал Игорь. — Где выход! Экзит, экзит, ну, живо, — он тряхнул его за воротник.
Турок молча показал, они побежали дальше и уперлись в какую-то дверь. Игорь плечом выбил ее, дальше начинался какой-то коридор, узкий, с многочисленными дверьми. Двери распахивались, оттуда высовывались головы, светловолосые, темноволосые, и тут же прятались обратно.
— В самом центре гадюшника находимся, — сказал Игорь, вновь прибавляя скорость.
— Экзит! — слышала Ольга далеко впереди его разъяренный голос.
Тащить сестру становилось все тяжелее, и Ольга уже изнемогала, ей казалось, что коридор никогда не кончится.
Вдруг впереди забрезжил свет, раздались крики, удары. Ольга остановилась, но сзади на нее кто-то навалился, стал вырывать из рук Риту.
Ольга закричала, и в тот же момент перед ней возникла показавшаяся ей громадной фигура полицейского в каске, со стеклянным забралом. Он взмахнул дубинкой, и человек, напавший на Ольгу, громко закричав, упал на пол. На платье Ольги из его рассеченного лба брызнула кровь. Появился второй полицейский, и они вдвоем завели лежащему на полу мужчине руки за спину и защелкнули на них наручники.
«Мы спасены», — подумала Ольга, и на нее навалилась усталость, она даже не смогла подняться, только подползла к сидящей у стены и опустившей голову на колени Рите.
— Риточка, малышка моя, мы спасены, ты понимаешь! Как они вовремя пришли. — Она обнимала сестру, но та по-прежнему ни на что не реагировала. — Скоро мы будем дома, — говорила она сестре, — они переправят нас в посольство, а там — к себе домой. Ольга и забыла в этот момент, что никакого дома у них не было, но это были такие мелочи по сравнению с тем, что они перенесли.
Полицейские что-то громко кричали на турецком, стучали во все двери по обе стороны коридора, а если двери сразу не открывались, двумя-тремя ударами вышибали их, вытаскивали из комнат полуодетых мужчин и женщин. В суматохе Ольга потеряла Игоря из виду.
— Игорь, Игорь! — закричала она и вдруг увидела, как двое полицейских ведут его по коридору прямо к ней, руки у него скованы за спиной наручниками, как и у всех, кого обнаружили в комнатах.
— Игорь! — Ольга вскочила, схватила полицейского за обшлаг рукава. — Он не виновен, отпустите его!
Но полицейский грубо отпихнул ее, она упала на сестру.
— Мы оказались здесь случайно! — кричала им Ольга. — Мы русские! — В панике она забыла, что говорит на непонятном полицейским языке. — Отпустите нас или проводите в посольство, у нас есть для вас нужная информация о хозяине борделя.
— Русски? — полицейский понял лишь одно слою, подняв забрало, посмотрел Ольге в лицо. — О’кей, русски, — он засмеялся и быстро что-то сказал своим товарищам, подошедшим к нему на крик.
Ольгу, а затем еле держащуюся на ногах Риту грубо подняли за плечи. Ольга все пыталась объясниться, перейдя на свой ужасный английский, но ей вывернули назад руки, и она почувствовала, как на ее запястьях защелкнулась сталь наручников. Происходящее было настолько невероятным, что Ольга замолчала, молча смотрела, как то же самое проделали с Ритой. Ольга ловила взгляд Игоря, когда их гурьбой повели на улицу.
— Все будет хорошо, Олененок, мы выпутаемся, — сказал он, перехватив ее взгляд, и тут же один из полицейских с размаху ударил его по губам, что-то заорав, видимо, приказывая молчать.
На улице стояла большая группа людей, многие в спешке были полуодеты, и у всех за спиной были скованы руки. Среди толпы Ольга различила Артура и Ахмета. На лице Артура была крайняя степень испуга, такое лицо у него было, когда Игорь наводил на него пистолет. Ахмет улыбался, злорадно посматривая на Ольгу и Игоря из-под густых бровей и слизывая языком вытекающую из разбитой губы кровь.
Ольга подняла голову и увидела чужое звездное небо и ярко освещенные лучами прожекторов огромные минареты. Плечами, кое-как, она и Игорь поддерживали Риту, не стоящую на ногах.
Потом полицейские стали загонять арестованных в машины с крутящимися мигалками — мужчин отдельно, женщин отдельно, и их отделили от Игоря. Какая-то женщина, незнакомая Ольге, теперь помогала ей держать Риту, а потом их всех затолкнули в машину.
Прошло не меньше двух дней, а может быть, гораздо больше, Ольга потеряла счет времени. От сокамерниц она узнала, что полицейские Стамбула время от времени предпринимали рейды по избавлению города от таких вот злачных мест, и Ольгу взяли вместе с проститутками в облаву, совпавшую с попыткой Ольги и Игоря освободить Риту. Первые часы Ольга была полна надежды, что скоро во всем разберутся и всех попавших по недоразумению, отпустят. Но уже скоро ей начало казаться, что она попала в страшный бесконечный сон.
Унижения и издевательства, которые ей пришлось вынести в полицейском управлении, казались ей высшей точкой кошмара. Всех задержанных доставили туда для допроса, но, как Ольга ни старалась со своими минимальными знаниями английского что-то разъяснить, ее никто не слушал. Не слушали даже тех, кто говорил на чистом турецком. У нее отобрали сумочку, документы, не снимая наручников, поставили лицом к стене вместе с другими женщинами, Ольга крутила головой, разыскивая сестру, но чья-то рука грубо ткнула ее лицом в кафель стены, и все же она успела увидеть Риту — та стояла неподалеку, прислонившись к стене всем телом и пошатываясь. Чужие мужские руки обшаривали тело Ольги с головы до ног, похотливо задерживаясь на груди и бедрах. «Я не вынесу всего этого», — подумала Ольга, но дальнейшее было страшнее — их всех завели в маленькую комнату, и две женщины-турчанки стали их раздевать, сняв, наконец, наручники. Их оставили совсем обнаженными, а одежду брезгливо бросили на пол. Рите стало совсем плохо, она опустилась на кафель пола, прошептав: «Кружится голова, все сильнее» — и упала без чувств. Подхватив ее под руки, одна из женщин в униформе ее куда-то поволокла. Ольга бросилась вслед за ней, но другая женщина перегородила ей дорогу.
— Это моя сестра, понимаете, сестра! — Ольга, забыв обо всем, опять кричала на русском и пыталась бороться с женщиной, но подоспевшая к ней на помощь вторая ловко вывернула Ольге руки за спину, и на них опять оказались наручники, затем, голой, ее куда-то повели.
От ужаса и унижения Ольга потеряла сознание, а когда пришла в себя, обнаружила, что она лежит, а сверху, как это бывает в больнице, бьет прожектор. Она хотела пошевелиться, встать, но почувствовала, что руки и ноги у нее чем-то пристегнуты, а ноги раздвинуты, как на приеме у гинеколога. Над ней склонилось лицо немолодой уже турчанки в белом, бросились в глаза ее пробивающиеся усики над верхней губой. Турчанка говорила что-то, повторялось часто одно какое-то знакомое слово, Ольга его где-то слышала и поняла, что она имеет в виду наркотики.
— No! — воскликнула Ольга. — Наркотики no!
Но в тот же момент острая боль пронзила ее между ног — это турчанка заглядывала туда, вставив специальное зеркало.
«Они ищут что-то прямо в моем теле, вероятно, наркотики», — догадалась Ольга.
Ничего не обнаружив, ее отстегнули, погнали дальше, в общий душ. Обернувшись, Ольга видела, что на ее место легла другая женщина.
Стоя под прохладным душем на склизком полу, Ольга думала, что ничего хуже уже не может быть. Потом ей швырнули полотенце, все в каких-то пятнах, а когда она, брезгливо держа его двумя пальцами, все же заставила себя им вытереться, ей вернули ее одежду после дезинфекции, пахнущую отвратительным резким запахом, похожим на рвоту. Чище одежда не стала, и пятна крови, которой залил ее юбку мужчина в коридоре, стали бурыми и заскорузлыми. Ольга покорно оделась, она уже поняла свое бесправие здесь, и ее, больше не заковывая, куда-то повели. Она едва понимала, где она, что с ней. Ей хотелось лишь уснуть, по-настоящему, чтобы проснуться в нормальном человеческом мире, к которому она привыкла: пусть дядя Коля хоть до шести утра поет с друзьями военные песни, пусть Мишенька сутками играет гаммы, это такое счастье… Ее привели в небольшое помещение, она даже не стала его разглядывать, она легла на пол, оказавшийся ледяным, и отключилась в странном тяжелом сне, похожем на летаргию. Она видела, как наяву, сцены из своей жизни: она уезжает на поезде, а маленькая девочка, еще даже не подросток, бежит за вагоном и машет ей рукой, стараясь не плакать… Потом девочка превращается в очаровательную юную девушку и счастливо сообщает: «Я стала женщиной, он так божественно целуется».
