— Спасибо, Ириша, сейчас поедем, садись в машину, простудишься, — сказал Костя, шагнул к дверце, повернулся к жене: — Скажи свой номер телефона, если тебе будут звонить, я смогу переадресовать их.

— Там, где я живу, нет телефона, — призналась Ольга.

— Даже так… — удивленно сказал Константин.

Ольга заметила, как Ирина, приспустив заднее стекло, смотрит на нее, отбросив вышколенную вежливость, и в ее взгляде насмешка и торжество.

«Метит на мое место, — подумала Ольга. — Может быть, она сможет дать Косте то, чего не могла дать я, ведь он достоин самой нежной и теплой любви».

Джип уехал, а Ольга, продрогнув до костей, еще долго ждала троллейбус, а потом долго ехала в почему-то не отапливаемом салоне. Остальные пассажиры тоже были нахохлившиеся, как замерзающие птицы. «Все так живут, и нечего делать трагедию из этого, — уговаривала себя Ольга. — Я просто вернулась к жизни, которой живут все обычные люди».

Куда-то торопиться, решать какие-то сложные неразрешимые вопросы больше не нужно было: Ольга лежала в объятиях мужчины, он молчал, но она знала, что он любит ее и готов сделать для нее все, чтобы ей было хорошо. Ее захлестывала волна ответной любви и нежности к этому надежному сильному человеку, которому принадлежала она и который принадлежал ей, и она обняла его, ища его губы.

«Ах ты, бедная овечка, что же бьется так сердечко…» — громко завела над ухом какая-то из сестер Свиридовых. Ольга испуганно села на раскладушке, заменяющей ей кровать. Никакого мужчины рядом не было — это был сон, мечта… А за стеной мама будила семилетнего отпрыска, не желающего просыпаться в школу к семи утра, и включила на полную мощность телевизионную программу «Доброе утро». Ольга могла поспать еще час, она легла и закуталась в одеяло, но непонятные проблемы влюбленной овечки терзали нервы даже при заткнутых ушах. Ольга ворочалась на раскладушке, стараясь делать это осторожно, — раскладушка была старенькая, петли часто отрывались. Ей подарила ее баба Таня, купившая ее, когда сама была в Ольгином возрасте. Но и это было лучше, чем ничего. И Ольга думала, что раскладушка, как и трехкомнатная коммуналка, — явление временное, но со временем она поняла поговорку, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Уже два года снимала Ольга эту маленькую комнатушку, неподалеку от метро «Аэропорт», со старыми ободранными обоями, шкафом с незакрывающейся дверцей и стулом с отпадающим сиденьем. Ольга была уверена, что быстро сможет сделать ремонт, купить мебель, но пока все оставалось по-старому, и столом служил ей тот же стул — она накрывала его картонкой, пододвигала к раскладушке и незатейливо трапезничала, лишь бы не умереть с голоду. «Все вот-вот изменится», — думала она, но уже два года ничего не менялось.

Очень хотелось спать, но еще сильнее хотелось вернуть ускользнувший сон, где не было проблем и невзгод, потому что их брался разрешить за Олю сильный умный мужчина. Ночью поспать почти не удалось: сосед слева — одинокий мужчина пятидесяти лет, как обычно, привел ночных гостей, и компания весело шумела, звеня бутылками и стаканами, а потом, до четырех утра, громко скандалила, выясняя, кто в компании кого уважает, а кто нет. В полпятого произошла небольшая драка — драться в полную силу они уже не могли, и вскоре собутыльники захрапели, а в семь утра включилась «овечка».

Ольга встала, потеряв надежду продолжить сон, отдернула шторы. Пейзажем служил девятиэтажный дом, перекрывающий вид на парк, но по длинной яркой тени, которую отбрасывал; дом, Ольга поняла, что за домом светит яркое солнце. Она открыла окно, теплый июньский ветер ворвался в комнату. Ольга сделала зарядку. Сегодня у нее тяжелый день и ей нужно быть в форме, ей нужно быть красивой, свежей и бодрой. Но ни бодрости, ни свежести после трехчасового сна она не чувствовала, и когда пошла умываться в общую ванну и протерла зеркало, на котором семилетний Мишенька, умывающийся перед ней, зубной пастой написал: «не хочу учиться, а хочу жениться», ужаснулась, увидя свое осунувшееся лицо с глубокими темными синяками под глазами, с явственно проступившими от усталости первыми морщинками у губ и у век. Ее волосы, которыми она всегда так гордилась, выглядели сухими и тусклыми и висели безжизненной паклей.

«Не хватает витаминов, — подумала Ольга. — Вот и попробуй держать себя в форме и конкурировать с молоденькими девушками, если тебе уже двадцать пять».

Она попробовала принять контрастный душ, чтобы привести себя хоть как-то в порядок, но в дверь то и дело, торопя ее, барабанил Мишенька, которому хотелось помыть руки именно в ванной комнате, хотя раковина была и на кухне. Короткий душ лишь наполовину снял головную боль, но кровь прилила к щекам, и они чуть порозовели. Завернувшись в ситцевый халатик, подаренный ей на день рождения Клавой, Ольга пошла на кухню, намереваясь позавтракать. У нее оставался в хлебнице кусок батона, в холодильнике — колбаса и сыр. Предвкушая кофе с бутербродами, Ольга открыла холодильник. Ее полка, средняя, была пуста.

— Вероника Петровна, вы не брали? — спросила она Мишенькину маму, которая готовила для сына кашу.

— Что ж я чужое брать буду, мы не бедствуем, — поджала губы соседка, но желание посплетничать оказалось сильнее обиды: — Это наш алкаш со своими дружками ночью за закуской вылазку делали. Я от них уже давно на ночь все продукты в комнату прячу.

Хлеба тоже не оказалось на месте, и Ольге пришлось довольствоваться чашкой кофе. От кофе аппетит разыгрался еще сильнее.

У Ольги были какие-то мелкие деньги, но в магазин зайти она не успевала, на Юго-Западной находилось фотоателье, директор которого решил заняться, параллельно с основным, новым бизнесом: работать в рекламе, и он согласился попробовать Ольгу в качестве фотомодели. Ольга старательно наложила макияж, пытаясь скрыть усталость, надела свой единственный красивый костюм. Он был бежевый, модного фасона и нейтральный — для всех случаев жизни.

До ателье пришлось ехать очень долго — на автобусе, потом разыскивать его между пятиэтажными домами. В одном из подвалов и разместилось будущее светило рекламы, худощавый молодой мужчина, ненамного старше Ольги.

— Мы будем рекламировать духи фирмы «Аэлита», — сказал он, протянув Ольге круглый флакончик. — Снимки согласен взять журнал «Лиза», если, конечно, они получатся, — неуверенно прибавил он.

Вот с такими людьми и с такими рекламными агентствами приходилось работать Ольге. Крупные агентства все, как один, почему-то отказывали ей, снимая девушек, как казалось Ольге, гораздо хуже ее. Возможно, у них были связи, а возможно, они делали то, чего так и не научилась делать она — сначала показать личную заинтересованность не в деле, а в человеке, с которым предстояло работать.

Ольга размышляла, стоя посреди маленькой комнаты фотоателье, где было дешевое фотооборудование — не было ничего, что могло бы создать подходящий фон, атрибутику. Фирма «Аэлита» никому не известна, эта фирма, которая только что открылась, тоже. Даже если и случится чудо и фотографии примут в журнал, на большие деньги рассчитывать не приходится. Но Ольга была рада, когда, обзванивая агентства, получила наконец «да» вместо «к сожалению, нет, но вы оставьте ваш телефон, мы внесем вас в банк данных».

Фотограф не предпринимал никаких действий, он нерешительно ходил вокруг Ольги, не зная, как приступить к рекламе духов.

— У вас есть шляпка? — спросила его Ольга, взявшая инициативу в свои руки. — Например, соломенная…

— Не знаю, ах, есть… А зачем? — спросил фотограф.

— Принесите, пожалуйста, — ничего не объясняя, сказала Ольга.

Шляпка была из плетеной соломки, с ажурными полями, как раз то, что требовалось. Ольга поэтому и любила свой костюм. Когда ей приходилось иметь дело вот с такими умельцами, у которых не было подходящей одежды, ее костюм можно было изменить несколькими деталями. Шляпка на голове, чуть завитые волосы — романтический стиль; белый платочек в кармане, сумочка, очки — стиль деловой.