— Это тебе, подарок, — сказал Дима. — Я сам отвезу ее в твою халупу, пусть немного украсит интерьер, и у меня тоже останется такая же, будет украшать мою хижину.
— Спасибо, Дима. — Ольге было очень приятно его внимание. — Но ты потратил уйму денег…
— Я не сказал главного, — Дима заговорщически улыбнулся. — Я, когда фотографировал, был уверен, что это будут бесподобные снимки, и, как только ты ушла, я стал их печатать. Я был потрясен тем, что получилось, и на следующий же день побежал в «Лизу». Они были потрясены не меньше. Фотографии они берут. Мало того, они приглашают нас сотрудничать, они открывают раздел «Романтическая страничка» и отдают его нам. Наш союз принесет нам счастье. Они заплатили, смотри, часть денег твоя, — он пододвинул Ольге несколько долларовых купюр.
Ольга, не сдерживая радости, бросилась Диме на шею, и он закружил ее по комнате.
— В редакции, где смотрели снимки, оказался случайно редактор «Космополитена», он попросил меня зайти, представляешь?! Это же фортуна! Мы принесли друг другу счастье! — Он опустил Ольгу на пол. — Давай отпразднуем наш маленький триумф, — предложил Дима.
— Давай, — согласилась Ольга.
Ей было весело, особенно после того, как она только что лежала в своей комнате без всякой надежды на будущее. Не получилась звезда экрана, не сбылась ее мечта, но можно стать фотомоделью. Это все-таки лучше, чем умирать с голоду, и она сможет вернуться к Косте. Сама, не от отчаяния и безысходности, а потому, что ей этого хочется, иначе почему ей все время снится этот сон?
Дима скоро вернулся с бутылками пива, батоном хлеба и копченой колбасы и открыл дверь в маленькую комнатку. Оля думала, что там находится фотолаборатория, но комната оказалась жилой. Здесь стояла такая же, как у Оли, старенькая раскладушка, покрытая старым шерстяным одеялом. Ольга вспомнила, как два месяца тоже спала без постельного белья — не хватало денег, чтобы купить его. У нее не было даже одеяла, и она укрывалась курткой. Дима был богаче, у него были и чашки, и тарелки на самодельных полках, и даже набор вилок и ножей. В комнате был круглый столик на трех ножках, два, под стать столу, стула.
— Это еще из гарнитура моего деда, — сказал Дима.
— А где остальные части гарнитура? Продал? — спросила Ольга.
— Да нет, все стоит на месте, в моей квартире. У меня есть нормальная двухкомнатная квартира, я сдаю ее, чтобы были деньги на жизнь и на фотоаппаратуру. Мое любимое дело пока не приносило мне даже маломальского дохода, но теперь все изменится.
Они пили пиво, закусывая бутербродами, и строили планы на жизнь. Дима все больше нравился Ольге. Тем, что был так же предан своему делу, как и она сама, и согласен ради него бедствовать, обходиться минимумом; тем, что он не отчаивался и надеялся на лучшее. У них было много общего. Вечерело, в подвале отключили свет.
— Как всегда, — проворчал Дима и привычно полез за свечкой, зажег, сел напротив Ольги на стул и ахнул:
— Олька, какая может фотография получиться…
То, что он так горел делом, было в нем самым удивительным — он думал о работе, даже когда сидел с девушкой и пил пиво. Ольга сама была такая же, и она в очередной раз восхитилась им.
Он, уверенно действуя в темноте, достал кучу фотоальбомов. Ольга и Дима склонились над ними, и перед Ольгой предстали полуобнаженные красавицы.
— В этом нет никакого позора — это ведь искусство, — говорил Дима.
Ольга и сама это чувствовала. Отличить искусство от порнографии она могла интуитивно, так же, как пошлость от чистоты. Это когда-то давно, лет семь назад, она была наивной глупышкой и удивлялась, почему связь Алика и Вики не кажется ей такой же возвышенной, как любовь Ромео и Джульетты.
— Попробуем? — в один голос сказали они, и пока Дима возился с аппаратурой, настраивал вспышки, подсветки так, чтобы не затмить свечу и чтобы казалось, будто свет отбрасывает именно она. Ольга разделась перед огромным зеркалом, распустила волосы, сняла с окна тюль, прикрылась. Дима закончил настройку, подошел, окинул ее взглядом, снял тюль с одного плеча, обнажил одну грудь, часть живота, вставил в фотоаппарат голубой фильтр, стал снимать.
— Ты, как русалка в голубых волнах, — сказал он, закончив съемку и подходя к ней. — Ах, русалка, ты принесешь мне счастье.
— Да, запутавшаяся в сетях, — пошутила Ольга.
Он стал снимать с нее тюль, провел пальцами по груди, спросил: «Можно?» Пальцы у него были длинные и красивые, и, когда они коснулись соска, Ольгина плоть, давно не испытывающая мужской ласки, откликнулась на нее. Преодолев порыв, Ольга пошла к стулу, где оставила одежду, пробормотав: «Нельзя».
— Подожди, не одевайся, пожалуйста, — попросил Дима. — Я никогда еще не был с такой красивой женщиной. Я ничего не сделаю тебе. — Он остановил ее и, опустившись на колени, стал робко целовать ее ноги от щиколоток вверх. Прикосновение его губ было мягким, щекочущим, и организм зрелой женщины, так долго воздерживающейся от секса, не мог противиться его поцелуям. Ольга положила руку, гладя Димины волосы, — они были густые и жесткие. Его губы добрались до колен и замерли, а потом нерешительно опускались вниз. Ольга уже изнемогала, и когда Дима в очередной раз затормозил на середине, откинул голову и сказал: «Спасибо, мне так хорошо», Ольга сама направила его голову выше, туда, где становилось все горячее.
— Милая моя, какое ты чудо! Неужели такое возможно? — Димины глаза в пламени свечи и тусклом свете голубых прожекторов казались совсем огромными и черными, и, когда его губы наконец достигли того, куда стремились, и Ольга, не сдержавшись, застонала, он наконец осмелел и, встав, поднял ее на руки и понес к раскладушке. Как ни была возбуждена Ольга, она уже понимала — это не то. Руки у Димы были слабые и тряслись оттого, что несли тяжелую для них ношу, и сквозь сладострастный туман пробивалось опасение: вдруг уронит. Он опустил ее на раскладушку, и она почувствовала облегчение. Он стал ласкать, целовать ее грудь, и ощущение становилось все невыносимее. Тело Ольги уже непроизвольно выгибалось дутой, страсть уже невозможно было сдерживать, а Дима опять все медлил. Ольга была уже в полубессознательном состоянии, но, увидев, что он еще одет, пришла в себя.
— Ты хочешь меня? — чувствуя себя какой-то вульгарной женщиной, насильно затаскивающей мужчину в постель, спросила она.
— Да, конечно, Оленька, почему ты спрашиваешь, я еще никого не хотел так, как тебя, я люблю тебя.
Она потянулась к «молнии» на его джинсах.
«Что же, мне еще его и раздевать придется?» — подумала она. Жар желания угасал.
— Я боялся сделать что-нибудь не так, — пробормотал Дима, — боялся оттолкнуть тебя.
Да, настроения женщины он не чувствовал, был слишком неуверен в себе, потому и думал прежде о себе, а не о женщине.
Он скинул джинсы, футболку, грудь у него была узкая, безволосая.
Ольга закрыла глаза, чтобы снова настроиться на волну близости. Не вставать же и не уходить сейчас, когда Дима наконец решился войти в нее. Движения его тела, пальцы, сжимающие ее грудь в напряжении, снова стали разогревать ее, и пожар заполыхал.
— Ах, Оленька… — сказал Дима и затих как раз в тот момент, когда Ольга вихрем уносилась в кружащуюся, сверкающую огнями бездну. Возврат оттуда был медленным и болезненным, стучало сердце, кружилась голова.
— Дима, Димочка… — Ольга потянулась губами к его губам, рукой — вниз и, когда почувствовала, как Димина плоть налилась пульсирующей твердостью, сама ввела ее в себя. На этот раз и она добилась короткого головокружительного восторга.
Потом молодые люди лежали рядом, стараясь поместиться вдвоем на узкой раскладушке.
«Этого не нужно повторять никогда, мы будем с Димой только деловыми партнерами», — думала Ольга.
Ей казалось, что ее постоянные сны были навеяны отсутствием сексуальной жизни. Но она переспала с мужчиной, а тоска по другому человеку, который сможет решать проблемы, быть надежным защитником, осталась и стала даже сильнее. Дима слишком нерешителен и в сексе, и в жизни. Он, можно сказать, энергичен, предприимчив, но не самостоятелен — его нужно продвигать, направлять, а она всегда не сможет этого делать, ей самой нужен кто-то, кто был бы главным в постели и в обычной жизни знал бы, как ей нужно жить, что делать. С Димой какое-то время они смогут партнерствовать в работе — это лучше, чем ничего. А может, у двоих нерешительных и несамостоятельных людей что-то и получится?
