Однако охота у Славки долго не ладилась. И следующая, и еще несколько рыбин махнули хвостами, и уплыли, не прощаясь. Острога, словно заколдованная, никак не хотела попадать в их тушки, и Славка постоянно мазал, упарившись и злясь то ли на самого себя, то ли на орудие, к которому никак не мог приноровиться. Дед философски молчал, направляя дубовик к очередному клеевому местечку. Лишь когда кэп окончательно разуверился в своих способностях, случился прорыв - зубья остроги попали точнехонько, куда надо. И у него, будто по волшебству, все сразу стало получаться: похоже, глазомер приноровился.
Щук для сохранности обернули сорванной на берегу крапивой. Потом на привале наставник показывал старательному ученику, где отыскать дикий чеснок и ароматные травки в приправу, какой зеленью от комарья натереться. Учил обходить омуты, чтобы омутинника не растревожить, и к нему в гости не попасть. Показывал, по каким протокам легко пройти, а какие водорослями густо заросли - до полной непролазности. В заболоченные озерки не совались:те кишели нечистью, и там с концами можно было пропасть.
Переночевали на плоском песчаном островке, повечеряв под бабкины пироги свежей юшкой из щучины, приправленной пшенкой. А на второй день добрались, причалив в заливчике, на холме у которого высилось натуральное городище, обнесенное земляным валом и бревенчатым частоколом с вышками. Такого Славка здесь еще не видывал.
- А что ты хотел? - авторитетно изрек наставник. - Соль всем нужна, но не все за ней с миром приходят - кому-то и без труда поживиться охота. Тем паче, городище богатое, вот и лезут. С низовий "чернота" наскакивает, из степи грабители-северяне часом пробиваются. Отпор давать надо, вот Первуша селище и огородил - зазвал подмогу, и из своего прибытка честь-честью с трудниками рассчитался.
Вытянув дубовик на берег, Птах повел Славку за собой, в обход городища. Обогнув холм, кэп только крякнул - за огороженной высоткой тянулась цепочка розовых озер, соединенных между собой канавками с дощатыми "шлюзами". Красотища - неописуемая! С краю последнего в цепочке водоема жилистые мужики в кожаных штанах лопатами закидывали такую же розоватую соль в тачки, вывозили на берег по доскам, и скидывали в общую кучу. А в предпоследнем озерце творилось что-то невообразимое.
Густая соляная ропа, из которой жаркое солнце еще не успело выпарить последние остатки влаги, словно вскипало буграми. Бугры на мгновение преображались в цветочные бутоны, человеческие (а может, и нечеловеческие) фигуры, фантастические конструкции (в одном из которых завороженный Славка опознал даже макет жилой многоэтажки). Замирали в воздухе, а после так же мгновенно всасывались обратно в ропу. И все начиналось сначала.
- Ты у нас первый раз, что ли? - к путникам приблизился загоревший дочерна местный - но не в коже, а в обычной для этих мест одежке, и даже с кинжалом на поясе. - Первый раз все на такое чудо и впрямь наглядеться не могут. А это просто анчутки все лето резвятся. То ли соль им наша глянулась, то ли забава у них такая. Хотя людей наших они не трогают, и мы им не мешаем - не дразни лихо, пока оно тихо.
- Если вы за солью, то платите, и можете набирать - вон соль, вон мешки рогожные, - сменил тему, как оказалась, здешний управитель. Птах извлек кисет, висящий на шее, бережно развязал веревочку, и высыпал на ладонь одинаковые кусочки серебра. Десять кусочков перекочевали в руку управителя и невесть куда исчезли - Славка даже глаза вытаращил при виде такого циркового фокуса. Но удивляться было некуда - дед сунул в руку широкую деревянную лопату, сам ухватил другую, и они принялись без особой спешки заполнять десяток мешков малиновой, чуток припахивающей водорослями и морем солью.
Море шумело где-то поодаль, бродяга-ветер доносил отзвуки прибоя и резкие крики чаек. Перетаскав соль в дубовик, они пошли на Белогрудов. И прибыли обратно без приключений - разве что времени на дорогу больше ушло.
Свою долю ценного продукта Славка хозяйственно сгрузил в объемистый ларь, отсыпав ведерко соседям, приглядывавшим за его мазанкой, да столько же - кузнецу за острогу. А на следующий день белогрудовский купец зазвал его на весла. Доверху нагруженная ладья с той же солью уходила в верховья на большой торг, и требовался гребец, не обделенный силушкой богатырской. Который при случае и отбиться от лихого люда бы помог. Славка тоже был совсем не прочь. С платой Черевань обещал не обидеть, а к холодам прибарахлиться всякой всячиной требовалось. Хоть холодные зимы, по уверениям деда Птаха, в низовья приходили редко, но порой могли все же нагрянуть. А рассекать по морозу в растоптанных "кроссах" как-то не климатило.
Глава четвертая. Пиратское гнездо, большой торг и дар богини
Чалмоносцы закончили перетаскивать кладь с ладьи. Саму ладью потащили и увели куда-то в совсем уж густо заросшую камышами протоку. Галеру замаскировали тем же камышом. И принялись основательно обустраиваться на берегу: шалаши и помосты для вещей вырастали просто со сказочной быстротой. Навык у незваных гостей, судя по всему, был крепкий. Смуглые шароварщики бегали туда-сюда, как муравьи, но Славка прикинул, что их рыл сорок наберется. Судя по основательности, с которой они обживались на безлюдном островке, заявившиеся на Днепр пираты явно намеревались провести тут не день и не два - появилась у них эдакая база для дальнейших вылазок.
Стараясь не задеть ни одну сухую веточку, кэп мало-помалу отполз к плоскодонке. И дунул из опасного места так, что весла трещали. Сам он на речных хищников управы не нашел бы, а вместе был шанс дать им хороший укорот.
Когда солнце клонилось к закату, на пересечку плоскодонке из-за камышовой гряды выскочила знакомая ладья - Черевань шел в Первушино городище солью грузиться. При виде знакомого гребцы потабанили веслами, и Черевань перевесился через борт: "Куда летишь, Вятша?". Схватившись за брошенный канат, Славка перебрался на ладью, и в нескольких словах изложил купцу и кормчему всю диспозицию. Купец вник, и распорядился поворачивать к Белогрудову: на опасного двуногого хищника требовалось собрать облаву.
Порожняком ладья под парусом, даже с плоскодонкой на буксире, домчала на обжитой остров не в пример быстрее самой плоскодонки. И ранним утром на Белогрудовом уже собирались бойцы в кожаных латах с железными вставками. На кожанке Миролюба Славка приметил сверкающий кусочек нержавейки с эмблемой "Мерседеса" из прошлой жизни, примостившийся там в качестве брони. Включил логику, и понял, где кузнец добывает металл для своей кузни. Славке тоже вручили простенький круглый шлем с кожаным подобоем, да поюзанный доспех, чья кожа по краям успела малость растрескаться.
Предложенное копье (дрын метра два в длину с острым окованным оголовком) кэп не взял. Отказался - навык отсутствовал напрочь. А без нужного навыка копье что тот чемодан без ручки из прошлой жизни: тяжело таскать, но и выбросить жалко. Зато захватил уже привычную острогу, да упаковал в мешковину автомат, нацепив разгрузку с четырьмя полными магазинами прямо на кожанку. Общинники поглядывали, дивились, но ничего не говорили - воину виднее, с чем на ворога идти.
У них с оружием тоже была полнейшая чересполосица - мечи, топоры, да копья. Мелькало несколько арбалетов, кистени с увесистыми гирьками на цепочках. Один только сельский воевода, а в мирной жизни предводитель рыбацкой артели Яромир мог похвастать панцирем да кольчугой, да булавой поистине богатырской величины. Сам воевода тоже был немаленький, так что в его лапище булава смотрелась вполне органично.
Брать ватагу чалмоносцев воевода предсказуемо решил ранним утром, когда сон самый крепкий. Зарядив "калашмат", и дослав патрон в патронник, Славка попросил Яромира не торопиться кидать народ в бой - прежде дать ему "высказаться". На островке все было, как надо: из шалашей доносился ядреный храп, у затухшего костерка сидя кемарил чумазенький "молодой", ткнувшись лобешником в поставленное стоймя копьецо. Щелкнула тетива арбалета, и беспечный "молодой" опрокинулся в угли, зажимая руками пробитое болтом горло. Завоняло паленой плотью. "Слава!" - грозно заорало островное войско, успевшее оцепить место привала находников. Переполох начался знатный.
