Скинув свой груз, Славка осторожно попробовал, и опасливо прислушался к ощущениям. Было так, словно отхлебнул сладкого молока с привкусом степных трав, напоенных летним солнцем. Однако же в голове зашумело, намекая на то, что градус в незнакомом напитке все-таки имелся. Славка выдул кухоль до конца, смывая застрявший в горле ком,и захрустел брызжущим соком яблоком - на сало как-то не потянуло. "Где я, дед, в каком времени?", - не утерпел кэп. Его сотрапезник, как раз доканчивавший кухоль, аж поперхнулся медовухой, и поморщился. Но справился - опростал емкость до конца, потянулся за хлебушком.
"А ты не торопись. Еще дед моего деда сказывал, что все беды начались с того, что люди начали время считать, да жалеть его. Сперва рабами времени стали, потом подмяла их вера в воскресшего мертвеца, а доконала жадность да глупость. Жили, сказывают, в каменных клетушках, жрали всякую дрянь, зато на быстрых колесницах раскатывали, да друг над другом изгалялись по-всякому. Веру предков предали, род продали - чем хорошим такое могло закончиться? - философски рассудил пасечник. - Что там у них приключилось, сейчас уж никто не расскажет. Но говорят, земля затряслась повсюду, и снесло все, что они нагородили. Где была твердь нерушимая на много конских переходов, стали острова. Из людей выжили немногие. Потом вернулся лес, да степь, из своих укрывищ нечисть выбралась - какая полезная, а какая не шибко. Вернулись наши боги: мы их привечаем, они нам помогают - все, как в хорошем роду. И ты это примешь, если внутри суть не гнилая. Ведь живем правильно".
- Я, дед, как раз оттуда, где каменные клетушки да быстрые колесницы остались. И ты в чем-то прав - все тогда шло к большой беде, - откликнулся Славка, принимая из рук Жура второй наполненный доверху кухоль. Он даже дна еще не показал, а вконец измучившийся кэп уже уплыл в неведомые дали. Только и услышал, как через вату, укоризненное дедово бормотание: "Что ж ты тяжелый такой, чтоб тебя до куреня тащить...".
Глава вторая. Крестовый остров.
...Проснулся в холодном поту. Рядом остывала уютная ямка, продавленная женским телом. Пышка уже хлопотала по хозяйству, бегая туда-сюда во дворе - видать, набирала дрова печурку растепливать. Утренняя зарница осветила небо розовым и золотым, стихало стрекотанье цикад. Славка еще полежал немного, слушая, как сердитый овинник гоняет норовящих забраться в только высушенное сено мышей. Однако залеживаться не приходилось - дорога ждала, а ворочать веслами в солнцепек то еще удовольствие.
Нашарив рубаху и штаны, кэп облачился, и сунул ноги в разбитые кроссовки, доживающие последние месяцы. На поляне милой хозяюшки не увидел, и осторожно отворил дверь в хату. Женщина возилась у печки, а ее ненаглядная Младочка дрыхла беспробудно. "Ивица", - тихонько позвал с порога. Пышка оглянулась, и все мигом поняла. Поднялась, уронив полешко, подошла ближе и крепко поцеловала. "Не хочу прощаться. Счастья тебе, и...помни - тебе здесь всегда будут рады". И пальчиками оттолкнула с крыльца, в последний миг впихнув в руки узелок с пресными лепешками из чилимовой муки.
Столкнув с берега лодку, кэп проверил, на месте ли острога. Заменил свежими уже подсохшие водоросли, обмотанные вокруг средоточия истребленной кикиморы, и оттолкнулся "правилкой" от берега. Возвращаться в большую реку тем же путем необходимости не было - многочисленные протоки да ерики вели из озера, в озеро до самого Черного моря. Но так далеко ему не требовалось, зато требовалось проверить "наводку" на Крестовый островок. Вскоре показался и главный ориентир - остов церквушки с проржавевшим насквозь крестом, чудом удерживающимся на "маковке" строения.
Петляя по извилистым протокам, "водитель" плоскодонки к полудню добрался до места. И прямо-таки жаждал передохнуть в теньке. Однако островок задал каверзную задачку: причаливать оказалось совершенно некуда.
У берега плотно стояла стена рогоза, молодого и сухого камыша вперемешку, еще и перевитая для прочности ежевичными лианами. С трудом найдя пологое местечко, Славка через эту стену буквально проломился, ожесточенно орудуя то веслом, то ножом, и наконец-то "выпал" под густую тень старушки-вербы. С натугой переведя дух, путник растянулся на мягкой траве, предварительно обозрев ее на предмет змеек, паучков и прочей нежелательной живности, расплодившейся на островках повсеместно в неимоверных количествах. Удачно мимо вербы бежал суетливый ручеек с чистейшей водой - кэп быстро отфильтровал через ткань достаточно, чтобы и самому напиться, и фляжку на пару литров из выдолбленной тыквы наполнить.
Жара еще не спала, так что ходить никуда не хотелось. Но Славка победоносно лень отринул. И двинулся осматривать остатки храма, прихватив на всякий случай не раз выручавшую острогу. Намеревался переворошить обломки на полу: было сказано верное слово, что в руинах церквушки есть серебро и на окладах, и в утвари. Пройдя за ограду, от которой остался только заплывший землей овал - будто старушечий рот с несколькими известняковыми камнями-"зубами".
Да только добрался до притвора, как вокруг послышались подозрительные шорохи, сухой стук и потрескивание, словно вокруг возились муравьи величиной с хорошего пса. Оглянувшись, Славка остолбенел: из-под растрескавшихся надгробий, из холмиков земли поспешно лезли и выкапывались скелеты, которым, по всей видимости, воздалось по их гундяевской вере. Чуя живую плоть и кровь, скелеты всей оравой ползком устремлялись к прибывшей "закуске". Правда, кэп присутствия духа не терял, и закуской становиться не собирался. Шагнул на пробу внутрь храма - когда-то слышал, что нечисти и нежити внутрь хода нет, и фильмов на эту тему кучу пересмотрел. Однако преследователи даже не думали останавливаться на пороге, так что стоило применить более убедительные методы.
На пробу ткнул особо настырного ползуна острогой, с маху отбив у него сустав правой руки. Скелет задержался ненадолго: приставил кость обратно, встал на ноги (!), и со скверной целеустремленностью поплелся к живому. Славка перевернул острогу обратным концом, и от всей своей моряцкой души угостил костяк дубовым черенком, да по черепушке. Во второй раз расчет оказался верным: череп разлетелся на куски, и скелет по косточке осыпался в пыль. Заодно лишившись и противоестественных гастрономических пристрастий.
Удрученно вздохнув (работы-то! работы привалило!) Мастер пошел вокруг церквушки, щедро раздавая богатырские удары по сухим выбеленным черепушкам. У кое-кого из "новых знакомцев" видок, конечно, был еще тот. Отошедшие в мир иной записные модницы при жизни до того щедро "штукатурили" себя разнообразной косметикой да кремами, что, кожа на мертвых лицах и впрямь стала почти нетленной. В сочетании с зияющими дырами на месте глаз и отвисающими челюстями это зрелище восторга не вызывало. Всякий раз Славку передергивало, когда приходилось вторично упокаивать такую вот "супермодель".
Вдохновляло, однако, что справляться с почившими покорительницами мужских сердец, равно как и их возможными воздыхателями удавалась без труда. Опасность они представляли бы, если бы только вцепились неожиданно, или навалились кучей. Но минувшие века, а может, тысячелетия, скелетам ни прыти, ни умишка не добавили. Зато Славка понял, почему на Крестовый остров добытчики не наведались раньше - видать, знали, кто тут хозяйничает, и рисковать не хотели.
За час Славка успокоил (то бишь упокоил) всех, кто опрометчиво высунулся за халявной кормежкой. На жаре упарился так, что пришлось идти к лодке, и выхлебать с половину воды из тыквы, а затем пополнять запас. Да еще отмывать изгвазданную острогу - ее держак оказался порядком измочален о злосчастные черепушки. Потом настойчивый кэп предпринял вторую попытку разгрести руины. Дело, как выяснилось, того и впрямь стоило: подобрал несколько фигурных пластин с чеканкой, когда-то окантовывавших полностью съеденные шашелем образа. В куче обломков известняка и трухи непонятного происхождения удачно отыскался мятый потир - тоже серебряный. Больше ничего полезного на глаза не попалось. Но находки и так оправдывали и потраченное на них время, и возню с опостылевшими мертвяками.
