- Куда мы вообще пойдём в шесть утра. Нихрена не работает.

- Мак работает, - Игорь натянул стащенные со спинки стула джинсы.

- Не пойду я в твой мак, там дорого.

- Там есть бургеры.

- Ты меня слышишь? Там до-ро-го. Хочешь бургер, я тебе на кухне сделаю, щаз, только в магаз сгоняю.

- Я заплачу… ну не зыркай на меня так.

Андрей вздохнул:

- Просто пошли куда-нибудь во двор. Я видел, у тебя есть кола, сделаем бутеров и хватит.

- Холодно уже на улице стоять.

- Значит, пошли постоим на балконе – далеко идти не надо.

Игорь обернулся, плавно подошел к студентику и, крепко сжав его, притянул к себе. Опустил лоб на плечо. Погладил:

- Ты всю ночь не спал.

Тот фыркнул:

- Я в курсе. Я думал. Курил. Загадил тебе весь пол, кстати. А ещё эти дурацкие обои, - он почувствовал, как от беззвучного смеха у мужчины затряслись плечи.

- Обои… обои причём?

- Я не знаю, - пробурчал, - меня от них тошнит.

- Хмм… Хочешь, давай переклеим. Не думаю, что мать будет против.

Анжи замер, чуть напрягшись. Задумался.

- Не, не надо. Мои тараканы.

Игорь поднял голову, серьёзно заглянул в глаза:

- Давай переклеим. Ты можешь здесь всё что угодно делать. Курить, загваздать всю квартиру, накидать своих шмоток, книг, выкинуть все вещи, кота заведём… только переезжай.

Секунда. Две.

- Я не могу.

- Но почему? - зло, почти отчаянно, сжимая с болью пальцы на чужих предплечьях.

Анжи тоже психанув, вырвался:

- Да ты что, больной, хочешь, чтоб я как содержанка, как приживец, ненавижу это! Господи, как же я это ненавижу! Я не захочу сюда возвращаться!

Он заткнул себя и, молча одевшись, вышел.

Нужно валить, пока не наговорил глупостей.

Сколько раз уже – эти быстрые перемены настроения – ни с кем у него так не было, чтобы в одну секунду – и любовь, и ярость, и гнев, а потом спокойствие, штиль, затишье, чтобы снова…

Игорь догнал его в подъезде. Обнял сзади, одной рукой за живот, теплым дыханием касаясь шеи:

- Прости. Ну прости меня. Пойдём, сделаем, что захочешь. Совсем всё.

Анжи остановился. Прикрыл глаза, от Его слов стало ещё хуже – будто он женщина, которую успокаивают. Ненормальная истеричка.

Но он же сам виноват – распсиховался, даже не дал шанса поговорить и свалил по-английски. Та ещё… барышня.

Но нет. Нужно просто привыкнуть. Это Андрей – мальчик, а Анжи - Анжи никто. Не мальчик, не девочка. Анжи можно психовать. Лишь бы Игорю было проще. Ведь проще ему – с девушками?.. Это страшный коллапс, как сделать так, чтобы ему было проще? Стать женщиной? Нет, никогда, не позволит гордость. Это так… болезненно.

Убей меня. Убей меня уже. Так я тебя л…

Анжи собрался, радуясь, что Игорь не видит его лица. Выдохнул. Склонил набок голову:

- Ничего. Пойдём на улицу.

На улице было не так уж и ужасно, просто холодно и насыщено такой предрассветной темнотой, которой по утрам напитаны веки.

Где-то дальше – на лавочке в парке, закутавшись в лохмотья, спал бомж, а в новостройке на балконе шестнадцатого этажа курил, замерзая, мужик.

В мягкой, естественной тишине Андрей слышал, как тикали наручные часы Игоря, которые тот сонно надел по привычке. Или ему казалось, что слышит, так как ещё он явственно ощущал, как насмешливо тикает мировой часовой механизм.

Они неспешно вышли из двора, перешли дорогу и добрались до круглосуточного супермаркета. Игорь оживился, бросив:

- Подожди, я сейчас, - и умчался.

Андрей засунул руки в карманы пайты и поёжился. Холодные шесть утра.

Шесть утра, из которых он не поспал ни часа.

Большие бордовые часы на витрине кафе застряли на отметке три-сорок.

Игорь вышел очень быстро, с пакетом и кивнул в сторону усаженной деревьями аллейки:

- Пойдём туда.

- Окей.

Пока они шли, ещё не до конца проснувшийся Игорь бросал на парня кривые взгляды, и было видно, что он хочет о чём-то спросить, но не решается.

Они подошли к подобию детской площадки, где уселись друг напротив друга на покрашенных в синий колёсах. Мужчина достал из пакета лаваш и пачку крабовых палочек. Поделил всё добро на двоих.

Заедая холодный лаваш мерзловатыми крабовыми палочками, Анжи фыркнул:

- Романтика, блин, - случайно поперхнулся.

Игорь, привстав, добродушно похлопал его по спине, что не убавило в нем язвительности:

- А пластиковое кольцо из-под пивной бутылки ты мне в знак вечного союза не наденешь?

Тот прыснул и глянул на мальчишку с интересом:

- Вечно ты какой-нибудь хрени начитаешься и паришь нам обоим этим мозги, - затем посерьёзнел, или хотя бы попытался, так как с лавашом и крабовыми палочками серьёзным казаться было нелегко: - Я всё хотел спросить – ты же к своим ездил?

- Типа.

- И что они?

- Я рассказал. Они сказали выбирать – ты или они. Видишь, как легко.

Мужчина замер. Тоненькая нить сомнения прошила нутро. Эти его признания – не для того ли, чтобы – в последний раз. Если в последний – так забери обратно! Лучше жить с неопределённостью, но вместе, чем зная, но не имея возможности даже коснуться.

- А ты?

Андрей мучил его недолго.

- А я люблю тебя, - вот так просто.

Тогда Игорь встал и, просто подойдя, обнял Андрея, будто вжимая в себя – сливая с собой.

- Спасибо. Господи, спасибо, что ты у меня такой… Спасибо, что ты у меня есть.

========== Глава 8: Двое - и - обрывки ==========

Двое.

В доме было очень холодно, и они разожгли огонь в камине. Бумаги не было, поэтому в жертву была принесена картонная коробка, в которой хранились дрова. Анжи достал из пакета клетчатый красно-черный плед – прямо в лучших традициях жанра – закутался в него и задумчиво, как в трансе, смотрел как Игорь, присаживаясь на корточки, задерживает над картоном огонёк зажигалки.

Пламя медленно, со вкусом пожирало поверхность – плавило, плавило до почернения, пожелтения, сыпучего пепла. Игорь пристроил картонку помеж брусков дерева, а у Анжи почему-то всплыла в голове строка, мол, человек, никогда не видевший огня, принял бы его за магию.

Магия… тут везде магия.

Домик был, откровенно говоря, убожищный: старенькие, выцветшие, местами отклеившиеся или набухшие обои, пыльная стеклянная люстра в большей из двух комнат, торшер – в меньшей. Алюминиевые ложки с узнаваемой советской гравировкой, железные кружки, накрытая целлофаном мебель, пол грязный, припавший пылью. Хозяева приезжали сюда только на лето или по каким-то особым случаям – знакомые Игоря.

Вот и на этот раз – только они вдвоём. Когда Игорь показывал фотки в первый раз, Анжи особо энтузиазмом не горел, только покрутил пальцем у виска, заявляя, что куда проще снять комнатушки в домике, где всё будет уже подано. Тогда Игорь улыбнулся так, что по коже поползли мурашки и специально понизил голос до глухого баритона, хотя рядом никого не было:

- А ты как там собираешься со мной… жить?

Андрей, смутившись, послал мерзавца в края далёкие, потом закусил изнутри щёку и задумался – ну да, действительно, как? И даже не про то, на что намекал Игорь, а – случайные прикосновения, невольные взгляды - подсознательное отношение – как к чему-то очень близкому, чтобы – бережно, осторожно – от внешнего – к внутреннему, от руки – к сердцу. Да всякий глазастый запросто поймёт, что если они и друзья, то очень… о-очень близкие.

Можно, конечно, сдерживаться – следить за собой везде, замечать, таиться, но это будет уже не отдых, а испытание на выдержку. Привычка – вторая натура.

Да и не спрячешь эти голодные кошачьи глаза.

И вот они здесь.

- …я был очень вспыльчивым… Эй, ты слушаешь?

- А? – вскинулся тот, выныривая из глубокой задумчивости. – Не, прости, а что ты сказал?

Игорь сидел на какой-то подстилке на полу, опираясь локтями на согнутые колени. Он сначала смотрел на огонь, потом повернулся заглянуть в глаза – снизу-вверх – Андрею:

- Говорю, в университете, до тебя, я был очень вспыльчивым.