Кому-нибудь могло запросто представиться, что между этими двумя что-нибудь да было. Но он бы ошибся.

Андрей не считал Людмилу больше, чем другом, а Люда и вовсе не верила в подобные чувства.

И когда, оттанцевавшись, объевшись и наговорившись, все группками выбрались из кафе прогуляться по ночному городу и собраться ближе к рассвету — встретить его вместе, именно тогда Люда настойчиво и незаметно потянула Андрея от остальных мальчишек в заросли и сквозь них в мрачное заброшенное здание, у устья балки.

— Сюда точно никто не придёт, — шепнула немного дезориентированному мальчишке и, перешагнув через порог, обернулась.

Прямо посмотрела в глаза. Она всё ещё стояла на каблуках, хоть по дороге несколько раз цеплялась, рискуя упасть, за ветки.

Андрей смотрел в ответ совсем недолго — а потом и не понял, кто потянулся к кому первым.

Чужие губы на ощупь — мягкие, с привкусом стёртой персиковой помады и мятного освежителя.

Чужие скулы — с бархатистой напудренной кожей.

Она вся — как заводная кукла, которой у Андрея никогда не было, которую он, в принципе, и не хотел.

Однако… увлёк в тёмную глубину коридора, торопясь, углубляя поцелуй, потому что сзади, после минутного ступора нагрянул — а вдруг кто-то придёт и… не успеем. Не надышимся-не нацелуемся.

Её голос — дрожащий, но уверенный:

— Честно, я всегда хотела, чтобы первый раз — с тобой. Хорошо, что мне не предлагали, как Вике. Её, ещё раньше — и Петька, и Артём, а она, хорошо, не соглашалась. Я бы, не знаю… со стыда сгорела. А ты, с тобой — всё будет. Ты — нежный.

Пока она говорила, Андрей попытался расстегнуть пуговицы на блузе, но их будто зачаровали, и он сразу почувствовал — насколько ничего в этом не смыслит, насколько — не умеет. И мотнул головой, с досадой:

— Дура. Ничего я… не нежный.

В морозном воздухе — и жарко, и холодно. И пар от выдоха.

Руки у обоих дрожат, а губы — тянутся.

Маленькая ладонь неуверенно легла на возбуждённую плоть, и, резко выпустив воздух сквозь зубы, Андрей зарылся лицом в подтянутую лифчиком грудь. Расстегнул-таки пару средних пуговиц.

Их ещё не успели бы — не должны были кинуться. Значит — есть время.

Время перед концом света.

Андрей увлёк Люду дальше, вглубь голого каменного здания, где сквозь провалы кирпичей просвечивало — ещё не солнце, но уже не луна.

Им теперь не холодно. Только страшно и чего-то хочется.

Например, остаться здесь, вот так, навсегда.

В одном движении.

Когда одна тёмная, распластанная на сыром полу, фигура, схватив за выпроставшуюся рубашку — вторую, часто и нервно дышит.

В одном взгляде — когда этот взгляд — одинаковый, такой же мутный, как и мысли: «Поскорее бы… поскорее бы это сделать, поскорее бы узнать, что это и не умереть невинным. Ведь завтра — уже скоро, уже близко, уже совсем рядом».

Настолько рядом, что его можно пощупать.

А завтра — Конец света.

Бетонка холодная, но ещё холоднее — Людмилины руки. Она обняла ими Андрея за шею, чтобы не свалиться — не на пол — в пропасть.

В тот самый Армагеддон, который с часом рассвета раскидает их всех, бесприютных, бездомных, по разным кускам вселенной, чтобы, возможно, вернуть выживших не раньше, чем через миллионы лет спустя.

========== Глава 1: Брошенное ==========

Hе надо помнить, не надо ждать,

Hе надо верить, не надо лгать,

Hе надо падать, не надо бить,

Hе надо плакать, надо просто жить.

Я ищу таких как я

Сумасшедших и смешных,

Сумасшедших и больных,

А когда я их найду

Мы уйдём от сюда прочь,

Мы уйдём от сюда в ночь.

Мы уйдём из зоопарка.

Егор Летов — «Зоопарк»

Лето прошло в один день, точно его сожрала плотоядная гусеница, обещавшая вот-вот стать бабочкой — да всё никак.

Андрей даже не помнил толком этого лета.

Только немного — подготовку к экзаменам, немного — торжественную выдачу поясов; взгляд, которым они как-то обменялись с Людой — взгляд заговорщиков, чей план удался. А ещё… ещё он помнил, когда всё уже устаканилось с поступлением, хоть на машине было ехать далеко и дорого, отец со средним братом отвезли его на квартиру.

Дешевле жить в общаге, но старший с матерью подняли вой, что младшенький и ногой не ступит в это порочное, грязное место.

Владелица квартиры, женщина средних лет, встретила поселенца радушно, даже хотела помочь затащить вещи, но Андрей вежливо отстранил её, позволив только подержать гитару в сером чехле.

Отец недолго сидел с хозяйкой на кухне, пока Андрей обозревал свои владения. Он даже удивился — целая комната с широкой кроватью, шкафами, столом и шведской лесенкой оказалась в его полном распоряжении.

Он неуверенно оглянулся на облокотившегося на дверной проём брата. Тот весело подмигнул.

— Но, — Андрей рассеянно махнул рукой в сторону комнаты, — это не слишком дорого?

Ваня мотнул головой:

— Ерунда. Мы в последнее время живём не бедно, да и раз ты поступил на бюджет, деньги с учёбы пойдут на жильё.

Андрей успокоено кивнул. Хотел вытащить из сумки сменку и озарённо встрепенулся:

— Я в машине спортивку забыл, сбегаю, пока не посеял.

Ухватив у брата ключ, шмыгнул в подъезд и спустился по лестнице, спрыгивая с последних ступенек. Покоцанная отцовская табуретка не особо привлекала внимание даже в таком районе. Андрей отомкнул бежевого цвета дверь и полез на заднее сидение, по пути захватив полупустую литровую бутылку минералки.

Закинув куртку на плечо, открутил крышку, а когда поднёс горлышко к губам, заслышал возле колеса жалобный писк. Мальчишка сначала не обратил внимания, но звук повторился, и, присев на корточки, Андрей получил пару болезненных мелких царапин, но хапнул из-под колеса котёнка.

Грязное, взъерошенное, с закисшими глазами, создание напоминало чертёнка, но злые, желтые глаза глядели враждебно-жалобно.

Тогда, наверное, в Андрее впервые вспыхнула любовь к котам. Пока она напоминала мерцающий огонёк — рождавшуюся звезду, но и этого хватило. Прижав исчадие ада к груди, он сел боком на заднее сидение и пару минут посидел так, пережидая, пока создание перепаникует, прекратит царапаться и, в конце концов, угомонится.

Позже мальчишка полностью перебрался в салон и полез в бардачок, отыскав там пластмассовый чехол с запасными бабушкиными очками. В чехол он налил минералки и, поставив его рядом с собой на сидение со стороны закрытой двери, опустил кота. Тот жадно вылакал жидкость, от жадности пролив большую часть вокруг себя, и забился в угол. Это, правда, не помешало Андрею сгрести его обратно на колени.

Он просидел в такой неподвижной позе, пока не подошли брат с отцом.

— Что стряслось? — спросил последний, наклонившись над машиной.

— Да вот, — Андрей рассеянно открыл руку и показал им животину.

После недолгого молчания отец только крякнул:

— Мда.

А Ванька озадаченно почесал висок.

Забрать котёнка себе они не могли — мать кошачьих на дух не переносила; просить хозяйку — не вариант, и так уже о слишком многом попросили.

— Ты же не любил котов, — Ваня полез погладить создание, тоже получив по пальцам. — Ишь какой, с характером.

— Не любил, — Андрей пожал плечами. — Но этот мне очень нравится.

Он поджал губы, не зная, как выразить, что лежало на душе — как вдруг близки ему стали эти прищуренные желтые глаза и как хотелось забрать и не отпускать маленький блохастый комок, дрожащий под тёплыми руками.

Снаружи — храбрится, кусается, злится, а внутри — как на иголках, хочется тёплого маминого касания, а нельзя — не маленький.

— Тебе придётся его выкинуть, — подытожил отец.

Андрей не ответил — крепче притянул создание, что тот аж снова по-младенчески пискнул, и, испугавшись своей неуклюжести, парень осторожно, нежно сжал крошечного питомца.

Ваня полез в сумку, отыскал в ней бутерброд с колбасой, протянув его брату.

— На, покорми, только не в машине.