Внезапно он подался чуть вперед и с нескрываемой яростью прошептал:

— А теперь послушай меня, тварь. Ты отсюда не выберешься. Ни за что и никогда. На стенах и на полу — пентаграммы. Ты ведь их уже чуешь, так? В комнате несколько десятков охранных амулетов. Да-да, можешь не коситься. Они там, на стеллаже.

Он откинулся в кресле и светским тоном добавил:

— Впрочем, зачем тебе знать все наши сюрпризы?

Сознание раздвоилось: часть моего «я» была обескуражена и напугана абсурдностью ситуации. В то же время я продолжал автоматически считывать интонации. Что-то из сказанного им было правдой, но я чувствовал ложь в его голосе. Марк блефовал, но не во всем.

Заметив мое смятение, он хрипло рассмеялся и подмигнул.

— Ну что, купился? Шучу я, дружище.

И снова полуправда. Что же здесь происходит? Зачем все это?

— Я прошу объяснений, — как можно более твердо произнес я. Получилось не очень, если честно.

— Да ну?! — делано изумился он. — Вот прямо просишь? Ай-яй-яй, как же мне быть? Наверное, придется объяснять.

Марк встал, прошелся по кабинету. Вернулся, снова сел в кресло. Отодвинул ящик стола, порылся в нем, после чего выставил тарелку из прозрачного пластика, а рядом положил тонкую черную папку с документами.

— Хорошо. Вот тебе такое объяснение. Сидел ты себе в ресторанчике, выпивал. И вдруг отравился. Пирожным. Или даже так: набухался. До поросячьего визга. В зюзю. В слюни. А добрые граждане вывели тебя на улицу и сдали ментам. Очнулся в вытрезвителе, откуда тебя и выпустили, составив протокол. Это не проблема, сам понимаешь. Протокольчик хоть щас составим. Ну как?

Я молчал.

— Ладно. Тогда другой вариант. Если все сложится удачно, я тебе кое-что покажу. — Он похлопал по черной папке. — И расскажу. Только вот расклад будет рисковый. Шанс, что ты останешься жив — пятьдесят на пятьдесят. Считай, что это такая подписка о неразглашении. И возможность узнать все. О том, какой язык ты слышал на пленке. Кто на ней записан. Я отвечу на любые вопросы.

— И даже про смысл жизни? — я попытался иронизировать.

— Конечно.

Не люблю людей, которые улыбаются, как манекены. Которые всегда носят костюмы. У которых ледяные глаза и безупречные манеры.

Он достал из правого кармана своего пиджака пластиковый флакон. Вынул из левого кармана второй, точно такой же. Не торопясь, Марк очень аккуратно открыл каждый из них. Затем так же аккуратно, один за другим, перевернул над тарелкой. Налил из графина воды в стакан.

— Все, что тебе нужно сделать, выбрать одну из таблеток. Выберешь правильную — будешь жить. А если нет — не обессудь. Тогда мы напишем другую бумагу, из которой станет ясно, что ты неожиданно потерял сознание и скончался по дороге в больницу. Сердце встало у парня, вот незадача. Итак, выбирай. Левая или правая?

Вот он, момент истины. Точка невозвращения. Не знаю, почему, но я даже не испугался. Кажется, он забыл о том, что я умею. О том, как я могу сделать свой выбор.

— Левая или правая? — с нажимом повторяет Марк, и его нацеленные на меня зрачки похожи на дульные срезы пистолетов.

Я сижу в кабинете без окон за огромным столом из темного дерева. Марк стоит напротив, упираясь ладонями в столешницу, и сверлит меня фирменным гэбэшным взглядом. Передо мной — небольшая тарелка из прозрачного пластика с двумя абсолютно одинаковыми таблетками и стакан с водой.

— Левая или правая? — говорит Марк. — Выбирай.

Одна из таблеток — быстродействующий смертельный яд. Вторая — безвредна.

Так надо, настаивает он. Выбирай. Прямо сейчас.

Я отворачиваюсь. Я делаю вид, что мне страшно. Я смотрю в сторону, будто пытаясь найти подсказку, но ее нет и быть не может.

На стеллаже, стоящем справа от стола, выстроены игрушечные фигурки солдатиков. Коллекция. Целая армия, собранная из представителей разных эпох.

Я разглядел македонского гоплита, выставившего вперед свою сариссу, варвара-алеманна с гигантской франциской и венгерского гусара на галопирующем жеребце.

— Не тяни время. Левая или правая? Считай это проверкой твоей удачи. А если не повезет — извини. Тогда будем считать, что в твоей жизни смысла было совсем немного.

И тут я понял, что влип. Задача лишь казалась простой, несмотря на мой талант слухача и эмпата. Левая — смерть, это ясно по тому, КАК он произносит это слово. Вот только правая — тоже нечто страшное. Непонятное. Пугающее. Во всяком случае, об этом говорили его интонации.

Я беру одну из таблеток и проглатываю ее. Затем…

Затем наступила тьма, а перед ней было что-то еще. Очень важное. Главное. Но вот что?!

04.10.2012

…Я сижу в инвалидном кресле. Я не чувствую своих ног, руки покоятся на коленях. На правом большом пальце — массивное серебряное кольцо. Я подношу пальцы к глазам. Я разглядываю морщины на тыльной стороне ладоней. И когда я сгибаю руки в локтях, черная кожаная куртка на мне противно поскрипывает.

— Левая или правая? — спрашивает Марк, и его расширенные зрачки похожи на дульные срезы пистолетов. — Дракон или феникс?

Он продолжает говорить, но я улавливаю только смысл. Звуки выплывают из его рта, повисают в воздухе. И тают, бесследно расплываясь белесым паром.

Ты отсюда не выберешься, тварь, говорит Марк. Тогда, на Локусе-2, ты предал меня и поплатился за это.

Локус-2. Это название было знакомым. В сознании возникла картинка: руины сгоревшего дворца, имперские гвардейцы в красно-синем, лежащие тряпичными куклами на ступенях. Трупы. И вонь.

…очнулся от того, что меня довольно бесцеремонно похлопывали по щекам и совали под нос вату, пахнущую нашатырем. Лицо Марка не в фокусе, но постепенно обретало резкость.

— Поздравляю, ты чист, — улыбнулся он.

Я по-прежнему находился в знакомом кабинете, но состояние было такое, как после жестокого похмелья. Кажется, головная боль стала у меня чем-то вроде привычки. Очень-очень вредной.

— Чист? — спрашиваю я, с трудом разлепляя губы. — Марк, я бы хотел все-таки узнать, что здесь происходит. Кто ты на самом деле. Где я.

— Я бы на твоем месте озадачился другим вопросом. Да ладно, шутка. Не нервничай. Все путем.

Он пододвинул ко мне стакан с водой и снова уселся в кресло напротив. Вот почему когда мне говорят «не нервничай», хочется немедленно удариться в панику?

— В нашей Конторе есть некий отдел. Особо секретный, ясное дело. Назовем его для удобства инквизицией. Как ты понимаешь, название неофициальное, но аналогия понятна. Работа у нас специфическая. Оккультизм, мистика. Паранормальные явления.

— Бесов гоняете? — усмехнулся я и залпом осушил стакан.

— В том числе. Дальше рассказывать?

— Ясен пень, как ты изволишь выражаться. До понимания пока что как до Луны пешком.

— Кстати, о Луне. Знаешь, почему в СССР прикрыли лунную программу? Потому что возникло одно интересное обстоятельство. А открылось оно благодаря экспериментам в области психофизиологии.