— Меня достали твои рассуждения о людях. Ты нас прямо-таки ненавидишь!

— Ты не человек более, — спокойно заметил Лисец.

— Я человек! Кожа зеленая, но это ничего не меняет!

— Не только покровы у тебя иными стали, — снова вставил леший, Николай поймал себя на том, что еле удерживается от топанья ногами — обыкновенно до такого состояния его могла довести лишь родная матушка.

— Не важно, насколько изменится мое тело. Характер, душа, если хочешь, неизменны! Слушай… я не ощущаю себя иным. Для меня… ну, что-то поменялось, детали какие-то, однако, я все еще не потерял себя. И мне очень… очень неприятно, когда ты так огульно гребешь всех под одну гребенку!

— Осерчал, значит, все же, — произнес Лисец задумчиво и вдруг оказался совсем близко, мгновенно преодолев разделявшие их метры, как он делал, когда лес еще был цел и давал ему силы.

Николай даже сделал полшага назад так это было неожиданно, а леший до боли сжал его кисть, вздох ожег кожу костяшек:

— Останься сегодня, Николаюшка, коли позволишь, я поведаю тебе, отчего столь зол стал на человеков.

Николай с неохотой отнял руку, медленно вытянув ее из пальцев лешего и достал мобильник:

— Але, Дюш? Я не смогу. Тут у меня дела нарисовались. Да, в другой раз, обязательно, давай, пока!

Леший заулыбался чуть ли не в первый раз с момента пробуждения и, снова захватив руку Николая, потянул его на разложенное покрывало — они частенько на нем сидели и грелись на солнышке, которое продолжало светить так же ярко, как летом.

История лешего была длинной, путанной — слишком много имен, подробностей и старинных слов, не всегда понятных Николаю, — и очень печальной. Получалось, что на протяжении многих лет леший пытался то завести себе «любезного друга», то пригреть красну девицу, но все как-то неудачно. Девица сбегала, соблазненная привлекательным водяным, ввергая лешего в неистовство и изрядно подпортив добрососедские отношения с ближайшими хозяевами воды. Добрый молодец чуть не продал лешего с потрохами заезжему колдуну. После этого леший несколько десятилетий даже путников не пугал — отсиживался в землянке, так как боялся мести товарищей погибшего чародея. Потом были спасенные лешим брат и сестра — они просто ушли, поняв, что из себя представляет гостеприимный хозяин, приютивший их на пару ночей; а леший уж было начал мечтать, как отлично заживут они все втроем, как он будет учить парня различать травы, а девочку — собирать грибы, да притирки из мухоморов лечебные изготавливать. Добила Лисца совсем уж дикая история — симпатичный парень ответил взаимностью лесному хозяину, однако, жить в лесу, среди елок, отказался. В деревне со временем догадались о связи парня и лешего: кто-то что-то видел, пошел слух в итоге несчастного парня забили обозленные мужики. Потом они, конечно, пожалели о том, что убили зазнобу лешего, но парня уже было не вернуть.

— Даже дикий зверь пару ищет, чтобы не коротать век в одиночестве, — проникновенно проговорил Лисец, ненавязчиво поглаживая пальцы Николая, — если я и тебя потеряю из-за чужой злобы, у меня просто сердце лопнет!

— Я все понимаю… знаешь, ты мне сейчас так маму напомнил! Ой, чуть не забыл сказать — она завтра приедет. В общем, мужайся, это будет нелегко.

— Э? — лицо лешего выразило крайнюю степень изумления, это было так забавно, что Николай не удержался и фыркнул в кулак.

— Мама, говорю, моя приедет. С папой, конечно, куда ж без него. Думаю, вы с ней сразу найдете общий язык — она тоже считает, что меня нужно завернуть в вату, дабы я не повредился, и так оставить на всю жизнь.

Вывалив эту новость на лешего, Николай пригорюнился, задумавшись о завтрашнем дне. Он справедливо предполагал, что маман, узнав о настоящем положении дел — до того сестра потчевала родительницу уверениями, что все в целом в порядке, только сын немного приболел, — устроит настоящий тайфун. Однако, когда мама появилась на пороге, она не стала скандалить и обвинять сына в пренебрежении собственной безопасностью, вид зеленого сына настолько ее потряс, что она очень тихо села на ближайшее посадочное место и выслушала все, что Николай рассказал о произошедшем. Лисец в это время сидел неподвижно, только мрачно сверкал зелеными искрами в глазах.

— То есть: это не лечится? — прервал опустившееся на комнату молчание отец Николая.

— Нет.

— И как же ты? Жрать что теперь будешь, с работы, я так понимаю, тебя поперли? — снова спросил глава семейства.

— А мне есть и не надо. Солнышко, водица… не, я, конечно, могу съесть что-то «нормальное», но необходимости такой нет, — вздохнул Николай, украдкой взглядывая на застывшую в каком-то нездоровом ступоре мать.

Последнее заявление заставило мать встрепенуться, и встреча покатилась по ожидаемому сценарию: мама причитала и наскакивала на сына с упреками, Николай злился и огрызался, постепенно переходя на крик, отец некоторое время поддерживал мать, потом шум его утомил, и он взялся за распаковывание вещей. Из пакета возникла бутыль водки, а папа наоборот — исчез в направлении места более умиротворенного, чем домик, в котором разворачивалась настоящая баталия. Скандал набирал силу, мама разошлась до такой степени, что пострадало несколько банок и одна чашка.

Наконец, совершенно измученные скандалом, стороны вынужденно снизили накал, а потом и вовсе присели друг напротив друга за столом. Мама, вздыхая и морщась от подступающей головной боли, вытащила из сумки наливочку — она водку не употребляла, разлила себе и сыну, теперь тон их беседы был почти мирный. Еще часа через два, выговорившись и навздыхавшись, изрядно захмелевшие, они хватились запропавших «мужиков».

Пропажа обнаружилась на скамеечке у веранды. Такая же пьяная, только чуть более веселая, чем Николай и Виктория.

— И чего ты радуешься? — угрожающе вопросила Виктория мужа, но тот, наученный многими годами брака, не убоялся.

— Эх, бабы! — протянул он с намеком на хрестоматийное «дуры» в качестве продолжения. — Колька же теперь почти бессмертный! Как Кощей! Ты-то об этом, небось, даже не подумала?!

— Разве? — растерянно спросил Николай у Лисца, ибо ему тоже это в голову не приходило.

— Ну, не как Кощей, не знаю я вообще такого, — проворчал Лисец, — но, пока жив лес — живы и мы с тобой. Только знай, деревья подсаживай.

Виктория с новым интересом уставилась на Лисца, отчего тот даже поежился, такой фанатичностью загорелись глаза женщины:

— Ну-ка! — произнесла она, подсаживаясь к Лисцу. — То есть — правда? И не заболеет, и не умрет? Что ж вы мне сразу не сказали! Это же!.. удача! Выпьем за счастливую встречу?

Мама погостила недолго — вымотав из лешего всю душу расспросами о «возможных превращениях», как она это назвала, Виктория уехала к родным пенатам, пообещав прислать с отцом удобрение для лучшего роста саженцев.

— Так я не уразумел — родительница твоя решилась русалкой стать, верно я понял ее намеренья? — в некотором обалдении спросил Лисец, которого деятельная и напористая женщина привела в некоторое смущение.

— Ну, понимаешь, она всегда говорила, что хочет жить вечно. Ни больше, ни меньше. Мы, конечно, всегда смеялись, но, думаю, она от своего желания не отступится. Может, и не русалкой, но кем-то долгоживущим, она точно заделается, — Николай с удовольствием подставил спину ласковым солнечным лучам.

Он переоделся в недавно купленные плавки и теперь нежился под сытным светом, ворочаясь из стороны в сторону. Леший смотрел на него с интересом, но ничего не предпринимал.