— Да. Только со мной потом подробностями не делись, — Руслан поморщился как от зубной боли, а я быстренько представил возможные варианты развития событий, если соглашусь.

Первый: джинн вернется, как ни в чем не бывало и ни в чем меня не упрекнет. Никогда. Никогда? Маловероятно. Второй: джинн передумает, вернется обратно, застанет самый разгар действа и устроит членовредительство. Летальный исход более чем вероятен. Третий: джинн вернется, посмотрит на меня со смесью горечи и презрения, скажет, что я его разочаровал, а потом он порвет со мной и более никогда не согреет своей лаской. А потом вообще все печально: Ка-Пуш прознает о расставании, порадуется и прибьет меня втихаря… Ух, что-то у меня позитивные варианты не вырисовываются.

— Знаешь, Руся, я, наверное, откажусь. Вениамина еще испугаем, он к такому непривычный. Да и дома после этих дурацких оргий вечно свинарник, кто-нибудь из людей обязательно испачкает ковры или стены, пить-то не умеют. Придется клининг вызывать, а они дерут такие деньжищи, ты не представляешь! Лучше мы с Веней в салон сходим, я его почти уболтал.

— Зар, подумай хорошенько, больше такого не предложу!

— Ой, я уже подумал! Говорю же — мороки много, а удовольствия кот наплакал.

Руслан удивленно хмыкнул и больше к этой теме не возвращался. Занял себя строительством флигеля для Вени. Ну, чтобы он мою обстановку не губил.

Основная трудность была в том, что требовалось учесть особые потребности парня, а Руслан, как оказалось, никогда не имел дела с каминами и печами. Несколько раз все перестраивал, добиваясь хорошей тяги. Итогом стараний джинна стало просторное помещение с высоким потолком и большим камином. На стенах разместились газовые факелы, во многочисленных нишах всегда горели толстые свечи, а по каменному полу бодро носились саламандры. Для меня джинн тоже обустроил уголок — поставил уютное кресло, рядом разместился столик, на котором не переводилось вино и закуски. А вокруг «инкубьего закутка» джинн вычертил защиту, чтобы любопытные огненные ящерки не палили мою обувь. Сначала мы до этого не додумались и несколько пар ботинок, а также одни брюки, были безвозвратно испорчены. Руся попытался починить сапоги, но у него получился какой-то неудобный ужас — в колодках дорогой джинн совсем не понимает.

В принципе саламандры мне нравились — шустренькие и игривые существа. Наблюдать за ними одно удовольствие. Только вот они горячие и глупенькие — совершенно не понимают, что их прикосновение причиняет боль, потому и ластятся как котята. Вене это только приятно, на ожоги он не обращает внимания, а я вынужден прятаться в защищенном углу. Там, в этом закуте, я и просиживал чуть ли не целыми днями. А что еще делать-то? Вениамину нужен постоянный присмотр, ему становится лучше с каждым днем, уже какой-то интерес к окружающей реальности появился, но все еще требуется напоминать о приеме лекарств. А еще мне боязно, что он заиграется с элементалями и обожжется слишком сильно; в мой дом после появления в нем джинна почти никто не заходит, кроме Мирки, так что, случись чего, помощи бедному Вене будет ждать не от кого. В общем, я сам вызвался приглядеть за парнем, Руслан благодарно покивал головой, но почему-то не удивился. Странно, что ревнивый джинн нисколько не беспокоится о том, чем мы занимаемся с парнем, пребывая практически наедине — саламандры не считаются. И немного непонятно, отчего меня не на шутку волнует судьба постороннего, в общем-то, человека. Получеловека.

Я так прирос к своему креслу, что родня забеспокоилась — Мирка забегал несколько раз, звал с собой на танцульки, я вежливо отговорился. Традиционный поход в салон красоты мы совершили вместе с Веней — я побоялся оставлять его одного. Мирка глядел на меня, прищурившись, и все недоверчиво покачивал головой.

— Эль, что такое, не пойму? — все время повторял он, а потом, наклонившись к моему уху, тихо прошептал:

— Это все твой жуткий джинн? Он тебе запрещает, да? Надо папу позвать, папуля что-нибудь придумает!

Я попытался уверить Мирку, что ничего мне Руся не запрещает, мне самому не хочется, но разве этого упрямца переубедишь? Втемяшил себе в головенку, что меня околдовали какой-то кошмарной джиньей магией… Положа руку на сердце — причины для подобных подозрений у милого братца имеются. Но в этот раз, я уверен, Руслан ни при чем! Ведь я более не надевал ничего из подарков джинна до тщательной проверки. Руслан кривился, но ни словечком не возражал.

Наверное, Мирка поднял страшный переполох, потому что через несколько дней меня почтил присутствием папочка. После того, как мы с Миркой выросли, он не слишком часто появлялся в нашей жизни, но следил за «беспутными» сыновьями пристально. Вот и сейчас — стоило братцу заистерить, как папуля примчался меня осматривать.

Обойдя по широкой дуге сгрудившихся в кучу саламандр, папа долго и пристально смотрел на Веню. От этого молчаливого разглядывания мне стало не по себе настолько, что я покинул свой «островок безопасности» и встал между Веней и родителем. Конечно, я уверен в том, что папочка не сможет причинить вреда такому чудесному существу, как Вениамин, но перебороть непреодолимое беспокойство не смог.

— Так, значит, вот как ты тратишь свою молодость? Сидишь, как сыч в этом полутемном каменном мешке, в компании элементалей и человека? — укоризненно покачал головой папа.

— Никакой это не «каменный мешок»! Тут очень уютно и свечечки горят. И ящерки милые! И вообще!.. Моя молодость, что хочу, то и делаю! — возмутился я.

— Сын, но ты же понимаешь — это ненормально, — продолжал настаивать папочка, — кроме всего прочего, этот молодой человек, насколько я понял, не совсем контролирует себя, его огненная природа может проявиться в любой момент, даже во время соития, ты понимаешь, на кого станешь похож? Ожоги долго заживают, даже у нас.

— Папа! Что ты говоришь? — ужаснулся я. — Какое соитие, он же болеет, он все равно… все равно, что… что ребенок, вот!

— О.

Папочка коротко выдохнул и замер, задумчиво постукивая по губам подушечками пальцев и размышляя о чем-то мне неведомом. Пока папуля изображал из себя мыслителя, я тихо нашептывал обеспокоенному Вене, что все хорошо и нет: мы не ссоримся. Не ссоримся совсем не из-за него.

— Ни о чем не волнуйся, Венечка. И главное — не пугайся, если папа начнет кричать. Он очень эмоционален, у нас это семейное, но мы не приветствуем физическое насилие, так что дальше криков не зайдет, — успокаивающе ворковал я, Веня хмурился — его опыт общения с отцом был весьма трагичен, и от криков он всегда расстраивался.

— Лизанька! — папа, наконец, оторвался от медитирования на пламя свечи и повернулся в мою сторону, — скоро будет Ночь молитвы.

— Я помню, папочка, конечно же, я приду, как и все.

— В этом я не сомневался. Вот что — тебе пора взять в дом сына.

— Что? Невозможно! Ты же сам еще пару лет назад говорил, что я слишком молод и не готов стать отцом. И что я скажу Руслану? Он будет против, он же вообще такого не понимает…

— Опять этот джинн! — поморщился папочка и достал из ридикюля смартфон, — Руслан? Дорогой, нам надо переговорить по-родственному. Я у тебя… о, добрый день!

Джинн появился моментально, мимолетно чмокнул меня в губы, а папе нежно поцеловал надушенные ладони. Не ожидал подобной теплоты между этими двумя. Папа же вроде недолюбливает гениев?

— Дети! — повелительно обратился к нам обоим папочка, его любовь к театральности снова вылезла на всеобщее обозрение: сейчас перед нами был непререкаемый авторитет, отец семейства, собирающийся поделиться своим родительским наставлением с младшим поколением.