Макар Афанасьевич подосадовал на себя, что не додумался до такой простой вещи раньше и отправился звонить по знакомым — выяснять, есть ли кто «интересный» среди полуживых.

С этого момента дела пошли веселее — два тела были достаточно быстро найдены. Одно находилось в соседнем городе, и Макар Афанасьевич относительно легко договорился о его перевозке в специальном реанимомобиле. А вот второе обреталось заграницей: несколько часов лету и две пересадки. Пришлось доплатить за доставку. Наконец, после почти недельной нервотрепки, в отдельной палате платной клиники появились два бессознательных тела.

Макар Афанасьевич тяжело опирался на железную спинку кровати и с пристрастием вглядывался в побледневшие черты. Парень, лежащий перед ним, выглядел доходягой: длинные, костлявые руки, впалая грудная клетка, острый кадык. На светлой, не тронутой загаром коже жесткие черные волоски смотрелись неаккуратно. Непривлекательное лицо, жидкие волосенки и уже наметившиеся, несмотря на молодой возраст, залысины.

Второе тело тоже не слишком нравилось Макару Афанасьевичу: крупный нос, красные прожилки на щеках, возраст по виду чуть за сорок, седина, выпирающий «пивной» живот.

Старик неодобрительно поджимал губы и качал головой — оба тела не блистали идеальным здоровьем, кое-что можно будет поправить качественными зельями и мощными артефактами, но все равно это было совсем не то, что желал бы для себя Макар Афанасьевич. Старик вздохнул, сожалея о красивом и легко восстанавливающемся теле инкуба, вот уж, кто был красавчиком, даже и без своего инкубьего шаманства! Но чего нет, того нет. Придется работать с тем, что наличествует. Со вздохом Макар Афанасьевич мысленно выбрал того, кто помоложе и, оставив медсестре белый конвертик с приятным поощрением, отправился домой.

Следующая неделя принесла еще одну хорошую весть — нанятый стариком тать сумел раздобыть шкатулку. Теперь дело оставалось за малым: узнать у Того, Кто Слышит подробности ритуала, притянуть его душу, а после уже получить подробные инструкции касательно Макара Афанасьевича и его нового тела.

С магом старик переговорил на следующую же ночь, хотя для этого сеанса пришлось угробить трех уже вполне созревших бакэдзори (6). Ожившую обувку Макару Афанасьевичу было невозможно жаль — шутка ли, каждому такому созданию более сотни лет! Да и редкость они, по нашему-то времени. Но зато силы в этих созданиях поболее, чем в каких-нибудь домовиках или ауках. Кроме того, бакэдзори у старика были свои собственные: отловил в свое время в одном заброшенном доме, следовательно, не нужно больше никого заказывать, да ждать, пока достанут.

Тот, Кто Слышит новостям обрадовался необыкновенно.

— Ну, что ж… кхм, полагаю, у вас там все готово, уважаемый? — с нескрываемым нетерпением поинтересовался он.

— Да. Я вполне готов призвать… э… вашу душу. Остается один вопрос: когда это лучше всего сделать?

— Я полагаю, что стоит поторопиться! — поспешно ответил собеседник.

Старый колдун усмехнулся: понятно, отчего такая спешка — всегда есть шанс, что партнер внезапно передумает в последний момент. Мысли о ненадежности товарища заставляли нервничать и подгонять друг друга. Они оба несколько настороженно относились к компаньону, ведь знакомство их было заочным. Немного напоминало дружбу по переписке — когда-то давно это было модно, и Макар Афанасьевич с интересом относился к получаемым им от незнакомого, но в каком-то смысле близкого человека, пухлым конвертам.

Сначала старик был слишком озабочен собственным положением, оттого мотивы собеседника его не волновали, но чем ближе становился знаменательный день, тем больше у Макара Афанасьевича возникало вопросов. Например, такой моментик: почему Тот, Кто Слышит не может найти тело там, у себя? Ведь это было бы гораздо проще! Переместиться из привычной обстановки в чужой мир, где все непривычное, незнакомое, возможно — опасное… Требуется смелость. И отчаянность. А еще для такого необходимы весомые причины.

Эти самые причины несколько тревожили старого звездочета. Дело усугублялось тем, что некоторое время назад Макар Афанасьевич осмелился осторожно спросить о внешнем виде своего советчика, ответ он получил весьма расплывчатый, но и того, что было сообщено хватило, чтобы сообразить — Тот, Кто Слышит кардинально отличается от человека. Макар Афанасьевич задумчиво покачал головой — различие телесных оболочек могло стать проблемой. Ведь привыкать к совершенно иному телу придется долго. У слабой души даже может случится шок и последующее за ним нервное истощение. Впрочем, последнее скорее всего обойдет Того, Кто Слышит стороной — излишне впечатлительные не связываются с темной волшбой, которую, несомненно, практиковал далекий собеседник старика.

И все же — что приключилось в ином мире? Что гнало существо, назвавшееся Тем, Кто Слышит, из родных краев?

(6) Бакэдзори— цукумогами в японском фольклоре. В это существо превращается традиционная японская соломенная сандалия дзори по достижении столетнего возраста (обычно кем-то забытая в кладовке), если хозяева плохо заботятся о своей обуви. Бакэдзори бродит ночами по дому и напевает слова: «Карарин, корорин, канкорорин! Глаза три, глаза три, зуба два!»

========== Глава десятая или где-то далеко, в ином мире ==========

Ирца задумчиво мерцал. Его большое студенистое тело медленно дрейфовало по потоку, тонкие чувствительные хваталки безвольно свисали, не ощупывая окружающее пространство, ведь сейчас Ирца не собирался питаться, он намеревался еще раз обдумать то, что должно свершиться.

К тому моменту, как показалась Черная скала, Ирца пришел к выводу, что пока все плывет в русле. Конечно, сама идея о твердом теле, имеющем всего две хваталки, была просто отвратительной, но, к сожалению, более подходящие миры были для Ирцы заказаны. Великий Царь в приступе паранойи заключил пакт о выдаче государственных преступников, а Ирца, по какому-то дикому недомыслию, относился именно к числу этих несчастных.

Отчего Прародительная Жидкость была столь неблагосклонна к Ирце? Сам он полагал вынесенный Воронкой приговор излишне резким. Чересчур категоричным. Ведь он не собирался свергать династию, всего лишь хотел занять приличествующую своему выдающемуся уму нишу. Однако, ограниченные водяники, только и знающие, что день деньской плавать по кругу, создавая Воронку, эти безмозглые рачки, постановили, что свершенный Ирцей ритуал относится к зловредным. И посему ему, многомудрому и долгоживущему, следует завершить свой жизненный цикл, растворившись, став пищей для зелени.

Подумать только: стать пищей для зелени! Большей глупости Ирца не слыхивал, потому он гордо отверг помощь Охраняющих, что осуществляли решения Воронки. Охраняющие растерянно свернули истекающие ядом стрекала. Поведение Ирцы было неслыханно — обыкновенно приговоренные смиренно подставляли тело для последней ласки. Но Ирца был не таков. В глубине студня, составляющего его плоть, токало, по краям бежали синие искры, выражая крайнюю степень волнения; хваталки свивались в кольца. Водяники почуяли сгущение силы — Ирца готовился дать отпор. Он воспользовался древним правом и теперь напружинился, мерно покачиваясь.

Мелкие созданья, обладающие одним общим сознанием и называемые в просторечии Воронкой, ускорили движение; тревожно задергались их короткие щупы. Ирца был признанным ворожеем, даже Водоворот страшили те силы, которыми он повелевал. Ирца позволил себе самодовольно поджать хваталки — было приятно ощущать чужой оторопелый страх. Впрочем, все еще могло обернуться весьма плачевно: стоит рачкам почуять реальную опасность, как они набросятся всей стаей, вгрызутся в Ирцу, будут накидываться снова и снова, не считаясь с потерями, и в конце концов убьют, пусть даже от мощного Водоворота, воронки из сверкающих телец, поднимающейся до края видимости, останется жалкий одинарный круг.