Ярослав вполне соглашался с мыслями своего боярина и решил заботливо заняться внутренним устройством родной Твери.

— Я без тебя, княже, — сказал Матура, когда они с Ярославом объезжали Тверь, — старый-то детинец, что когда-то татары разорили на том берегу Волги, поправил да для тебя там отроков поселил, что охоту твою наблюдают.

— Ишь ты, боярин, какой затейливый: спасибо тебе, что между другими делами не забыл и об этом.

— Поедем туда, княже, сам посмотришь.

И оба всадника спустились на ледяной покров реки.

Остатки старинного сруба бывшего детинца, надрубленные новыми бревнами, весело выглядывали среди густых елей.

Заметив приближающихся князя с Матурой, служилые отроки выбежали им навстречу.

— Да ты их сюда много перевел, — весело проговорил Ярослав, — вот Анкиндин, Симеон, Борис, Ростислав…

— Все тебе, милостивец князь, готовы послужить с радостью, ловчею охотой тебя потешить, — вкрадчиво отозвался Матура.

Старый боярин хорошо знал нрав князя и, желая ему добра, старался отвлечь его от всяких распрей с соседями то трудами на пользу княжества, то охотою, столь любимою князем.

Матура понимал своим чутким умом, какая опасность представлялась для не окрепшего еще княжества от легкомыслия Ярослава, охотно бросавшегося в раздоры с князьями.

Боярин угадывал, что, выручив своих детей из татарского полона, князь снова, пожалуй, заскучает и опять начнет вмешиваться в междоусобные раздоры. Способ отвлечь его от этих опасных раздоров он и придумал в ловецкой охоте.

— Хорошо ты все уладил, боярин, только одно забыл. С недоумением посмотрел Матура на князя.

— Кажись, все приготовлено!

— Ан нет, здесь у детинца какой же лов, а дальше никакого приюта ни для отроков, ни для ловчих моих не поставлено!

— Поедем, княже, по ловчему пути, — обрадованным голосом сказал Матура, — сам увидишь.

И они поскакали дальше, вдоль реки Тверцы.

— Вот, княже, меня укорил, а я так все помню.

И Матура указал на несколько небольших домиков, выстроенных на берегу.

— А вот и слободка твоего ловчего пути, где ты можешь всю заправу с ловчими сделать, прежде чем пойти на лов.

— Прости, Матура, незанарок поклепал на тебя, — промолвил князь, — вижу, что ты обо всем позаботился.

За слободкой начинался густой сосновый бор.

— Все у тебя, княже, будет под рукою: и сохатые здесь не переводятся, и туров не мало, а медведи так те даже и белого дня не боятся!

— Чего же медлить, Матура? О завтра день и вели приготовиться ловчим.

— В твоей воле, господине княже, коли изволишь, все будет сделано.

Всадники повернули коней и отправились восвояси.

Некоторое время они ехали молча, но Матура решил про себя, что надо воспользоваться благоприятной минутой, и первый прервал молчание:

— Все, кажись, теперь попривел ты в порядок, княже: с соседями в мире состоишь, Тверскую землю укрепляешь, детей своих из неволи вызволил, а вот про одно и забыл…

С изумлением взглянул Ярослав на боярина.

— А ну, про что? — добродушно спросил он его. — Мне что-то невдомек.

Не сразу ответил хитрый Матура.

— Что ж замолчал, сказывай! — нетерпеливо промолвил Ярослав.

— Боюсь, чтобы не прогневать твою милость.

— Сказывай, не бойся ничего.

— Видишь, дело-то какое, княже, — нерешительно заговорил боярин, — шестой год после покойной-то княгини твоей вдоветь изволишь, непригоже, княже, тебе вдовому оставаться.

— А! Ты вот о чем, — улыбнулся Ярослав.

— Княжичи и княжна малолетки, кто за сиротами-то присмотрит, коли родимой матушки нет?.. — продолжал Матура.

— Что ж ты, боярин, женить меня хочешь?

— Не я один, княже, вся Тверь так говорит: бояре, гости, выборные люди — все хотят молить тебя, чтобы ты вступил в брак вторично!

— Довольно, Матура, оставь эти речи! — с досадой проговорил князь. — В моей воле и вдовство, и женитьба.

— Как ты изволишь пожелать, милостивец княже, так и поступай! Где уж мне, худородному, указывать!..

В тоне его ответа звучала обида.

— Ну, полно, боярин, не сердись, я не желал тебя обидеть.

— Твоя воля, княже, не смею я и слова супротив тебя промолвить.

— Поедем-ка скорее, чтоб к ужину не запоздать, — сказал князь, стараясь замять неприятный разговор.

Они ехали молча. Безмолвие бора нарушалось только топотом коней.

Сидя за ужином, Ярослав хотел вызвать на разговор Матуру, но тот упорно отмалчивался.

Хитрый боярин знал, что его молчание тягостно для князя и что тот в другой раз будет поспокойнее слушать советы боярина о женитьбе.

Ярко горела на небе утренняя звезда. Ночную темноту не тревожил еще слабый луч рассвета, когда перед княжескими хоромами уж были приготовлены для князя и его любимого отрока кони. Будить Ярослава не пришлось, он сам проснулся и, быстро одевшись, поспешно вышел на крыльцо.

Шла мелкая пороша. Легко оседланные кони нетерпеливо били копытами о землю и рвали поводья.

— С полем будешь сегодня, княже, — уверенно заметил один из ловчих.

— Пошли, Господь, добычу, — весело отозвался князь и ловко вскочил на коня.

Не медлил и Григорий. В сопровождении двух конюхов князь и отрок осторожно спускались на Волгу. Лошади испуганно фыркали, скользя по накатанному берегу.

— Крепко заснула она, родная, до весеннего солнышка, — указал на реку своему спутнику князь.

— Смирною теперь притворилась, а придет пора — взревет, взломает лед-то, на хребте своем вниз понесет, берега позатопит…

— Нас от злого соседа али супостата оградит, — усмехнувшись, проговорил князь. — Тверца-то не Волге чета, а тоже все позатопит, все позальет.

Говорившие выехали на другой берег к старому детинцу.

Отроки давно были готовы и, как только заслушали стук копыт, вышли к князю навстречу со смолистыми факелами. Красноватый свет резким пятном лег на белый снежный покров.

— На кого охоту приготовили? — спросил князь.

— На сохатого, княже, — в один голос ответили отроки.

— Так подайте мне копье!

Ярославу подали его любимое оружие. Копье имело особую форму и ярко блестело на огне: оно было выковано в Варяжской земле и привезено князю в подарок вместе с другим оружием.

Ярослав ловким взмахом руки несколько раз примерно ударил им в снег, убедившись, что обычная ловкость его не покинула, он довольно передал копье одному из отроков.

— А рогатину не возьмем с собою?

— Ни вепря, ни медведя, поди, сейчас не выгонишь из берлоги, — заметил Григорий.

Кликнув с собою нескольких отроков, князь поскакал вдоль Тверды прямо к слободке ловчего пути. И здесь его ожидала встреча.

Ловчие были тоже уж давно готовы. Здесь снова пересмотрели все вооружение и затем отправились в путь на лов.

Побледнела уж темная пелена ночи. Звезды гасли одна за другою. По ту сторону реки, в городе, ударили в била к утрене. Князь перекрестился.

Всадники ехали гусем. За слободкой тропка в лесу сделалась еще уже.

Жутко в лесу в эту пору. Зимний сон сковал в нем все живое. Ночь таинственно заворожила его чащу.

— До света нельзя и думать отыскать след зверя, — проговорил Сильвестр, старший княжий ловчий, — подождать придется, пока видно будет.

— Что ж, пождем, — отозвался спокойно князь, — на ловлю ведь выехали!

Сохраняя возможную тишину, охотники спешились, привязали лошадей к кустам и решили ждать полного рассвета.

— Раненько мы с тобой, Григорий, выехали, — снова проговорил князь, — да не спалось что-то, сердце мое так на лов и рвалось.

— Охоч же ты, княже, на эту забаву!

Не терпелось князю, его чуткое ухо заслышало уж приближение зверя.

— Ишь, сохатый-то как ветви ломит! — сказал он, прислушиваясь в тишине леса.

— Кажись, не слыхать что-то зверя, — прошептал Сильвестр, — это лес гудит.

— Лучше тебя я слышу и умею распознать, что поступь зверя, а что ветер.