…Дождь. Свинцовые тучи, закрывшие небо. Странная погода для зимы. Словно природа сошла с ума. С утра весь дом гудел, как улей. Ничего не происходило, ничего не случилось, все было, как всегда, просто что-то такое витало в воздухе… Джино не было еще с вечера, Люминор заперся у себя, погрузившись в какие-то бумаги, Йатер тоже засел в подвале, выполняя очередное отцовское задание.
Иногда Крестнику даже было жаль младшего сына Джино. Без матери и настоящего детства, запертый в доме, как в золотой клетке, под неусыпным контролем отца, видящего в нем всего лишь средство достижения собственных целей. Страшная жизнь. Не удивительно, что братья так быстро нашли общий язык, вопреки предсказаниям Джино, считавшим, что слишком большая разница в силе и возможностях не дадут им сойтись. Люминор всегда будет ревновать и завидовать, а Йатер – пренебрегать, не считая за равного. Что ж, приятно было сознавать, что Джино ошибся. Хотя он всегда был хреновым психологом. Все то, что он считал разделяющими факторами, на самом деле объединяло братьев. Хотя… Йатер верил в то, что избран. Во все то, что вколачивал ему в голову отец. Во всю эту мистическую чушь. В отличие от Люминора, который всегда знал, что и откуда взялось на самом деле, но у которого хватало ума не пытаться рассказать об этом брату или отцу. Он, как и сам Крестник, исправно ходил на все эти тайные собрания, совершал обряды, изображая из себя отъявленного дьяволопоклонника. Впрочем, вершин мастерства Крестника в этом Люминор так и не смог достичь. Если уж первому поверил Сагара…
Сагара… Дождь прекратился всего на несколько минут. Словно какая-то невидимая рука остановила его. И в эти несколько минут к дому подъехала машина. Дом замер. Затаился, словно потенциальная добыча, прячущаяся от приближающегося хищника. Крестник никогда не был особо чувствительным к подобным ощущениям, но сейчас оно пробило его до самого позвоночника. И когда наконец открылась дверь… Он действительно почувствовал себя добычей. А его хищник…
Джино, стоящий на пороге рядом с незнакомым мужчиной, казался идеалом уродства и грубости. Все изящество и благородство, которые Джино безуспешно пытался привить Йатеру, были сконцентрированы в незнакомце. В посадке головы, в развороте плеч и идеальной осанке. В каждом черном волоске, в ресницах и темно-карих глазах, которые смотрели в никуда, но видели все. Хищник… Настоящий, идеальный хищник, в когти которого Крестник с удовольствием попался бы сам. Но кто он и что здесь делает?
Словно услышав его мысли, Джино шагнул вперед:
- Это Сагара. И теперь он с нами.
Это было началом безумия. Своим появлением Сагара разбудил вулкан, эмоции били через край, обжигая всех, кто находился рядом, и даже тех, кого они не касались. Всех. Кроме Сагары. Его же, казалось, ничто не могло затронуть в этой жизни. Ни работа, ни секта, ни то, что Джино держит его при себе в качестве страховки на случай потери контроля над Йатером… Ни страсть Крестника, ни бешеная ревность Люминора, который единственный не просто догадывался, а ЗНАЛ.
Свое первое признание Крестник помнил очень смутно. Кажется, он напился. Или это произошло после очередного ритуала, после которого кровь кипела. Он действительно не помнил. Только слова:
- Я люблю тебя…
- Сожалею.
Закрытая дверь комнаты Сагары. Полный отчаяния и ярости взгляд случайного свидетеля – Люминора. Вот и все.
Потом эти признания с губ срывались сами и все чаще. И каждый раз Сагара отвечал либо безразличным взглядом, либо словом, от которого иней ложился на волосы Крестника. Они брали друг друга измором. Полные страсти взгляды Крестника, следившего за каждым движением и каждым жестом Сагары. Тот отвечал головной болью. Не сильной, но изматывающей. За якобы случайные прикосновения «бил» наотмашь воспоминаниями Крестника, которые тот уже похоронил. Ярость, страсть… Покой приносила только кровь. Чужая, своя – было уже все равно. Покой и почти наслаждение. Он сходил с ума и был рад этому. Джино ничего не замечал, Йатер недоуменно хмурился, Люминор боялся и переживал, а Сагара… Только улыбался. Пока однажды Крестник не стер эту ухмылку с его губ окровавленными пальцами. А потом забил ее внутрь жестким поцелуем. Первым поцелуем. Это было сладко. Это было больно…
Всегда больно. Сколько было таких поцелуев – сорванных, украденных, случайных. Чужие губы всегда были холодны и упрямо сжаты. Крестник вздохнул и открыл глаза. Свидание с памятью окончено. А ему все еще нужно принять решение. Хоть Сагара и не торопит его с выбором, времени уже почти нет.
Крестник выехал из комнаты и направился в парк. Колеса кресла тихо поскрипывали, предупреждая о его появлении. Сагара предложил их смазать, но Крестник отказался. Этот скрип говорил ему о том, что он еще жив. Спустившись по пандусу, Крестник повернул на широкую дорожку, чья поверхность была достаточно гладкой, чтобы тряска не доставляла совсем уж непереносимого дискомфорта. В парке было холодно, но это даже к лучшему.
Почему?! Почему ОН отпустил?! Что увидел в памяти этого мальчишки такого, что отказался от него? Мысль об этом не давала покоя. Крестник уже почти смирился с тем, что это странное создание присутствует в жизни Сагары. И с тем, что останется в ней навсегда. Если это сделает Сагару счастливым… То, что представил Сагара в качестве объяснения – полная и абсолютная чушь. Здесь было что-то еще… Да и то, что случилось дальше, тоже. Хоть Сагара искренне верил в то, что говорил. У всего этого был и есть еще один смысл. Размытый, укутанный тенью. Но сейчас ему эту тень не развеять. Жаль. Ладно, к черту все.
За спиной зашелестели листья. Крестник немного напрягся, а потом снова расслабился. Шаги были до боли знакомы. Спустя секунду волос почти невесомо коснулись. Улыбка приподняла уголки его губ, но потом тут же исчезла, сметенная гримасой боли, исказившей лицо. Огонь, внутри был огонь, перед глазами стояли сполохи. Дыхание перехватило, и Крестник резко дернулся. И тут же страшно закричал. Треск собственных ломающихся костей забил уши, по телу прошла дрожь, и он просто перестал чувствовать его. Бившееся в агонии сознание умоляло о конце, но какая-то его часть сходила с ума от понимания, а потом и шока. Шаги… Были знакомы. Нервная поступь, слишком легкое дыхание… Нет…
Пелена огня перед глазами спала, но зрение не желало приходить в норму. Только черно-белые полосы… ЕГО волос. От шока боль немного притупилась, и Крестник смог вдохнуть. Вцепившись судорожно сжатыми пальцами в подлокотники кресла, он медленно, с огромным трудом выпрямился, окидывая безумным взглядом вытянувшегося перед ним юношу. Льдисто-голубые глаза улыбались.
- По…чему? – горло нещадно драл огонь, все еще полыхающий внутри. Но сейчас Крестник почти не чувствовал боли. Он уже знал, что это конец. Но…
- Никто не отберет его у меня, - губы Йатера дрогнули, и Крестник узнал эту улыбку. Точно также улыбался он сам, совершая очередной кровавый ритуал. Улыбка безумца. – Людей так легко обмануть. Вы все мне поверили. Считали маленьким мальчиком, не принимали всерьез. А я умею ждать, - Йатер опустился перед Крестником на корточки. – Отец сам подписал себе приговор, приведя его.
- Но… - пусть тело не слушалось и уже просто умирало, рассудок отчаянно пытался понять. – Как же Шайн?
- О, этим я даже горжусь. Это был МОЙ план. Бедный мальчик, он был всего лишь отвлекающим маневром и моей местью. И той ниточкой, которой я привязал ЕГО к себе. Он так беспокоился за этого мальчика…
Глаза Крестника широко распахнулись. Не может быть, этого просто не может быть… Йатер… обманул ВСЕХ?! Или…
- А ОН… знает?
Чистый, искренний смех раскатился по парку:
- Конечно. Неужели ты думаешь, что ту силу, которой я владею, мог дать мне простой мальчишка? Нет, Винсент…
Крестник дернулся, зашипев от огрызнувшейся на это движение боли. Вот даже как… Так, значит, еще до Шайна Йатер и Сагара… Черт… Черт, черт, черт!! И Сагара…
- Зачем был нужен весь этот фарс?! – крик спугнул птиц в парке. – Ты же пытался его убить, по настоящему убить!!
