– Я пойду в сад, почитаю, – ответил он и направился к двери.

– Спасибо тебе, Павлик, – крикнул ему вдогонку Петя.

– За что? – удивленно обернулся тот.

– И за то, что остался со мной, и за то, что согласился на дерево лезть. Без тебя я бы струсил.

– Ты бы для меня сделал то же самое, – улыбнулся брат.

– Верно, – согласился Петя. – Но все равно спасибо!

К несказанной радости ребят, об их приключении никто не узнал. Пете, несмотря на тайную стремительную прогулку, было намного лучше, и Марья Алексеевна в который раз восхваляла доктора Лакиера и его волшебные порошки.

На следующий день во дворце снова был прием, куда были приглашены и Никольские. Из дома Папкова Андрей Петрович и Марья Алексеевна вернулись в хорошем расположении духа, единственное что – госпожа Никольская казалась бледнее обычного.

– Подождите, подождите, мальчики, – остановил полковник сыновей, готовых осыпать родителей вопросами. – Дайте вашей матушке прийти в себя, разве не видите, что ей нездоровится?

Марья Алексеевна прилегла на кушетку.

– Ах, детки, это был удивительный прием, и государь с государыней такие приветливые, такие обходительные! – промолвила она, откидываясь на подушку.

– Да, очень приятно, что государь не забывает верных слуг своих, – подтвердил Андрей Петрович, расположившись в кресле напротив жены.

– Но вот что удивительно, – продолжала Марья Алексеевна. – Его величество с таким интересом расспрашивал отца и о тебе, Петя, и о тебе, Павлик, будто знаком с вами лично!

Мальчики переглянулись.

– А ведь государыня больна, неизлечимо больна, – вдруг понизив голос, добавила она. – Мне это по секрету сказала Вера Кирилловна Никишина, а та слышала случайно разговор фрейлин ее величества.

– Марьюшка, ну это уже лишнее ты говоришь! – недовольно поморщился Андрей Петрович. – Зачем обращать внимание на то, что говорят старые сплетницы!

– Это Вера Кирилловна-то – сплетница?! – всплеснула руками госпожа Никольская. – Как тебе не стыдно, Андрюша, так говорить!

– Ну ладно, только не волнуйся! Борис Львович запретил тебе нервничать! – Андрей Петрович многозначительно взглянул на супругу. – Может, уже скажем им?

– О чем? – хором спросили сыновья.

– Петенька! Павлик! – Марья Алексеевна сжала руки сыновьям. – У вас скоро будет сестренка!

– Почему ты уверена, что сестренка? – перебил супругу Андрей Петрович. – Может быть, братец?

– Нет, Андрюша, сестренка, я это сердцем чувствую. Ну как, детки, вы рады?

Петя и Павлик запрыгали по комнате.

– Рады?! – закричал Петя. – Еще как рады!

– А давайте назовем ее Елизавета – в честь государыни императрицы, – предложил Павлик и вопросительно взглянул своими голубыми глазами на Марью Алексеевну.

– А это ты здорово придумал, дружок! – откликнулась она. – И как это нам самим не пришло в голову, а, Андрюша?

Все согласились, что это очень удачная мысль.

Мальчики очень надеялись, что их приключение на Греческой улице останется тайной для родителей, но на следующий день привычную тишину в доме Никольских нарушил крик Андрея Петровича, только что вернувшегося из дома Папкова:

– Петр! Павел! Немедленно идите сюда!

Мальчики, почуяв неладное, бросились в отцовский кабинет, откуда доносился голос отца.

– А, вот вы где! – полковник был вне себя от гнева. – Это надо же было так опозорить семью! Прихожу я к государю, а он мне рассказывает, как видел моих сыновей на дереве в палисаднике царского дворца! В день приезда государыни! Да я от стыда чуть сквозь землю не провалился! Ну Петр – еще ладно, но от тебя, Павел, я такого вообще не ожидал! – Андрей Петрович в изнеможении опустился в кресло перед камином.

Петя и Павлик стояли перед ним опустив головы.

– Что же вы молчите, объясните свое поведение, судари! – в згляд Андрея Петровича был как никогда суров.

– Отец, – робко начал Петя, – мы ничего плохого не сделали. Мы только хотели хоть одним глазком взглянуть на торжество! А моему здоровью это совсем не повредило. И не ругай, пожалуйста, Павлика. Это была моя идея, он долго не соглашался.

– Но лезть на дерево в чужом саду, да еще царском! Уму непостижимо! – полковник никак не мог успокоиться.

– Простите нас, пожалуйста! Мы больше никогда-никогда вас не ослушаемся, – сказал Павлик.

– Ладно! В последний раз прощу! – с мягчился наконец Андрей Петрович. – Спасибо государю, что он не предал ваш поступок огласке, иначе весь город надо мной потешался бы! Одно не могу взять в толк, откуда он только узнал, что вы мои сыновья?

Мальчики переглянулись, а Андрей Петрович вынул из нагрудного кармана сюртука изящные часы.

– Вот, хотел показать вам.

– Что это, отец? – спросил Петя, подходя ближе.

– Подарок его величества, – с гордостью ответил полковник.

Петя и Павлик в восхищении разглядывали великолепные золотые часы, крышка которых была усыпана драгоценными камнями: тут были и прозрачные, как слеза, алмазы, и красные, как кровь, рубины, и голубые, как небо, сапфиры… Никольский нажал на крохотный рычажок, и взору ребят предстал вырезанный из слоновой кости циферблат. На внутренней же стороне откидной крышечки часов была выгравирована украшенная завитками заглавная буква «А» с изящной короной над ней.

– Это вензель императора, – прошептал Павлик.

– Какая честь нашей семье! – восторженно отозвался Петя, зачарованно глядя на часы.

– Мало того! – произнес отец торжественным голосом. – Эта вещь была изготовлена специально для государя, и он не расставался с ней в течение нескольких лет! А теперь подарил мне! – Андрей Петрович бережно закрыл часы и убрал их обратно в карман.

– Чем же вы, отец, заслужили эту милость? – спросил Петя.

Андрей Петрович, словно что-то вспомнив, стал вдруг серьезным.

– Много будешь знать, скоро состаришься! – ответил он довольно резко. – И вообще, что вы тут стоите? Мне пора возвращаться в дом Папкова. Государь поручил мне надзор за дворцовым караулом. Вас же я настоятельно прошу… нет, требую, чтобы вы обходили этот дом за версту!

– Но почему, отец?! – разочарованно воскликнули мальчики.

– Садовник во дворце случайно обмолвился, что в день приезда императрицы в царском саду бродили какие-то мальчишки. Догадываетесь, кого именно он видел?

Петя и Павлик опустили головы.

Тут в кабинет вошла Марья Алексеевна.

– Ну что, Андрюша, удалось ли тебе поговорить с государем насчет Гриши? – поспешно спросила она мужа.

– Да, Марьюшка, просьбу зятя я выполнил. Надо сказать, государь не был в восторге, что я прошу за Полонского, но все же согласился взять Гришу на службу в свою канцелярию и написал соответствующее распоряжение. Григорию Никандровичу необходимо как можно быстрее отправиться в Петербург.

Андрей Петрович достал длинный узкий конверт, скрепленный царской печатью, и показал жене. Марья Алексеевна бросилась на шею мужу:

– Спасибо, Андрюша, ты не представляешь, как обрадуется Гриша! Так я пошлю за ним? Пусть приходят на обед вместе с Катенькой, тогда и письмо отдашь ему, да?

Андрей Петрович пожал плечами:

– Пошли. Уж он-то время зря терять не будет! Сегодня же, наверно, начнет собирать чемоданы, – язвительно добавил он.

Но госпожа Никольская не обратила на это внимания:

– Надо сказать Глаше, чтобы приготовила что-нибудь праздничное, – размышляла она вслух.

И, поцеловав руку мужа, Марья Алексеевна побежала на кухню.

Никто, казалось, и не заметил, как омрачилось лицо Павлика, когда он услышал про возможный отъезд Григория Никандровича и его дочери.

До обеда оставался еще час, а Полонский уже примчался в дом кузины. Андрей Петрович пригласил его к себе в кабинет.

В гостиной остались госпожа Никольская, Катенька и прибежавший Павлик. Марья Алексеевна устроилась в кресле перед камином и взялась за спицы – готовить приданое для будущей малышки. Катенька и Павлик присели на диван. Полонская была младше него на два года. Это была очень красивая худенькая девочка, с темно-русыми кудрями и серыми глазами. Госпожа Никольская очень любила племянницу за кроткий нрав, унаследованный от покойной матушки. Когда Катенька только родилась, Марья Алексеевна хотела обручить ее с Петей, но духовник семьи, отец Алексий, объяснил, что по церковным канонам это невозможно. Сейчас же, сидя в своей гостиной и наблюдая за беседой приемного сына и племянницы, Марья Алексеевна от души радовалась, что та помолвка не состоялась. От ее проницательного взгляда не ускользнуло и то, как горят глаза Павлика при разговоре с гостьей, и то, как смущенно рдеют щеки девочки.