– Болезнь не должна быть слишком продолжительной, – согласился Никольский. – Ведь схожие симптомы были и у полковника Соломки12, и у вашего покорного слуги.

Марья Алексеевна не на шутку встревожилась:

– Почему же ты мне сразу не сказал?

Она дотронулась рукой до головы мужа.

– Боже, да ты весь горишь! Немедленно в постель! Петр, сбегай к Глаше, пусть принесет Андрею Петровичу стакан горячего пуншу. А ты, Павел, позови мне Гаврилу. Нужно немедленно привезти Лакиера, чтобы он осмотрел вашего отца!

Лакиер прибыл через час. Осмотрев Никольского, он покачал головой.

– Крымская лихорадка, так я и думал, – произнес он.

Борис Львович порылся в своем портфеле и достал оттуда несколько бумажных свертков с лекарством.

– Вот, – сказал он, протягивая Марье Алексеевне порошки, – принимать два раза в день, утром и вечером, пить больше жидкости. Думаю, через пару дней Андрею Петровичу станет лучше.

Лакиер оказался прав. Через два дня полковник пошел на поправку. Но государю становилось все хуже.

– Все этот проклятый Воронцов! – кипятился Петя. – Если бы он не затащил государя в свой дурацкий Крым, его величество был бы сейчас здоров! И зачем только император послушал этого проходимца?

В комнату к мальчикам заглянул Гаврила:

– Эх вы! В городе творится невесть что, а вы дома сидите!

– А что творится, Гаврила? Расскажи нам скорей!

Ребята усадили друга в кресло.

– Разве вы не знаете, что государь вернулся из Крыма больным? – начал Гаврила. – Все только об этом и говорят! Императору, видимо, совсем плохо. В церквах третий день служат заздравные молебны. Каждое утро перед дворцом собирается толпа в ожидании известий о самочувствии государя.

– Мы попросим отца освободить нас из-под домашнего ареста и завтра пойдем к дворцу вместе с тобой! – решительно заявил Петя.

К радости мальчиков, Андрей Петрович более не настаивал на наказании, и на следующий день Петя, Павлик и Гаврила отправились к дому Папкова. Улица и площадь перед дворцом были заполнены народом. Но нашим героям все-таки удалось протиснуться поближе к воротам.

Вскоре из дворца вышел Дибич.

– Государь благодарит за беспокойство о нем, но убедительно просит вас разойтись по своим домам! – обратился он к толпе.

Послышались крики:

– Как чувствует себя его величество?

– Когда он выздоровеет?

– Что говорят врачи?

– Государь жалуется на головную боль и жар, – отвечал Дибич. – Облегчения от лекарств пока нет. Однако его величество продолжает заниматься делами. Прошу вас не задерживаться и разойтись!

Толпа, немного пошумев, постепенно рас таяла.

Прошло еще несколько дней. Одиннадцатого ноября глубокой ночью в дверь Никольских громко постучали. Разбуженные шумом мальчики поспешили в прихожую. Андрей Петрович, стоя у входной двери в наспех накинутом домашнем халате, негромко разговаривал с двумя офицерами. В одном ребята узнали полковника Николаева, а в другом – барона Фредерикса. На обоих им указал вчера днем Гаврила, когда они возвращались из дворца.

– Андрюша, что случилось? – с просила жена, когда ночные гости ушли.

Лицо полковника было как никогда серьезным.

– Сегодня ночью от генерала Рота прибыл с секретным донесением Шервуд, – с казал он. – Переговорив с ним, государь дал Николаеву и Фредериксу секретные поручения и приказал выехать из Таганрога. Еще ранее он отправил полковника Чернышева в Тульчин арестовать заговорщиков во главе с Пестелем13. Все намного серьезнее, чем мы предполагали, – голос Никольского дрожал от волнения. – Заговорщики вот-вот начнут действовать. Их цель – убийство императора и истребление всех членов царской семьи!

– Какой ужас! – всплеснула руками Никольская.

– Эти безумцы хотят разрушить империю, чтобы на ее обломках построить республику! Не сомневаюсь, что в случае успеха они всю страну зальют кровью, как это было во Франции! – Андрей Петрович в ярости сжал единственный кулак.

– Бог милостив, Андрюша! Будем надеяться, что Николаев и Фредерикс успеют арестовать мерзавцев, – пыталась успокоить мужа Марья Алексеевна.

– Я немедленно отправляюсь во дворец. Государь велел мне исполнять обязанности коменданта, пока Фредерикс отсутствует. Кто бы мог подумать, что все так серьезно! Кто бы мог подумать! – кричал Никольский.

Тут взгляд его упал на сыновей, стоявших в полумраке около двери и дрожавших не столько от холода, сколько от всего услышанного.

– А вы что здесь делаете? – строго произнес Андрей Петрович. – Вы все слышали? – он испытующе посмотрел на мальчиков. – В таком случае я требую, чтобы ни одна живая душа не узнала о том, что здесь сейчас обсуждалось! Это – государственная тайна! – в голосе отца звучал металл.

– Так точно! – пролепетали мальчики.

Они бегом побежали обратно в спальню, забрались в свои постели, но уснуть уже не смогли. Остаток ночи Петя и Павлик проговорили, гадая, успеют ли Николаев и Фредерикс предотвратить переворот, получится ли у Чернышева арестовать Пестеля и его единомышленников до того, как те предпримут какие-либо действия, или, не дай Бог, мерзавцам удастся ускользнуть…

Беда, как известно, не приходит одна. На следующее утро таганрожцы узнали о том, что государю сделалось хуже.

– Это новость о заговорщиках так расстроила его величество! – восклицали Петя и Павлик, кусая губы от досады. Мальчики были готовы на все, чтобы защитить любимого государя, но что они могли сделать?

Между тем Гаврила ходил какой-то таинственный и загадочно посматривал на ребят.

Причина такого поведения выяснилась только вечером, когда, застав Гаврилу одного в конюшне, сгорающие от любопытства мальчишки буквально прижали кучера к стене:

– Давай, Гаврила, выкладывай! Что ты узнал нового?

– Вот не знаю, говорить вам или нет, вы же меня считаете выдумщиком…

– Не юли, Гаврила! Мы приказываем тебе рассказывать! – строго сказал Петр.

– Ночью во дворец прискакал какой-то офицер, после чего в окнах на половине государя зажегся свет, а через час этот самый офицер снова уехал. После этого город покинули и Николаев с Фредериксом. Никто не знает, куда они так спешно направились посреди ночи.

– Дальше!

– Сегодня сообщили, что государю вновь стало хуже, однако Штофреген, один из царских докторов, уверял императрицу, будто болезнь можно считать пресеченной. Он даже позволил сообщить эту радостную новость в Петербург императрице-матери. Затем с самого утра государь позвал ее величество государыню Елизавету Алексеевну к себе, и они проговорили несколько часов, вплоть до обеда. Если бы императору действительно было хуже – неужели у него хватило бы сил на столь долгую беседу? А на днях по приказанию императрицы был зачем-то куплен на рынке старый поношенный плащ…

– И это все? – разочарованно протянул Петя. – Мы думали, ты действительно узнал чтото важное. А ты нам какую-то ерунду рассказываешь! Плащ какой-то…

– Ерунда не ерунда, да только что-то здесь не так, господа, я это нутром чую!

Прошло три дня. Новости из дворца не радовали: лихорадка у царя вновь сделалась постоянной. Четырнадцатого числа в доме Папкова поднялась большая тревога: государь встал побриться и упал в обморок.

– Ничего не могу узнать о здоровье царя, кроме того, что официально объявляют на площади, – сетовал Гаврила. – Завтра отец Алексий пойдет причащать и соборовать государя, его позвали во дворец.

У мальчиков перехватило дыхание.

– И ты что, думаешь, что государь умрет?! – гневно воскликнул Петя.

– Я не доктор, чтобы ставить диагнозы, – пожал плечами кучер.

– Вот и помни об этом, – Петя резко повернулся и выбежал из дома.