— В безопасности в Москве, где и ты должна быть. Хотя я не могу винить в этом Маркова, да? Ты упрямая дурочка, — Владимир так звучно целует мой лоб, что это нейтрализует едкость комментария.

Всё ещё во внимании, Пол говорит:

— Восстание уже подавлено, наследный принц?

— Не совсем, но они уже бегут, — пальцы Владимира сжимаются вокруг моих. — Нашему отцу преданы все, кроме горстки полков и в тайне несколько из них уже подписали соглашение о том, что они оставят расположение Сергея и сложат оружие. Конечно, Отец не готов услышать это, но дадим ему еще день или два, чтобы остыть. Когда он узнает, что ты в добром здравии, я осмелюсь сказать, что он будет наполовину согласен.

Внезапно я осознаю — это напоминание о том, что жесткий и строгий Царь Александр V возможно, искренне верит, что я его дочь и будет по меньшей мере волноваться о моем благополучии. Но это не меняет того, что он не настоящий мой отец.

— Профессор Кейн в порядке?

— В целости и сохранности. И представлен к медали, после того как он спас Петра. Такая сила духа под обстрелом! Я бы никогда не поверил, что он не военный, — Владимир кивает Полу, отпуская его, это совершенно очевидная вещь для него, но этот жест кажется таким властным, таким надменным. На самом деле он только иллюстрирует то, какая пропасть лежит между домом Романовых и всеми остальными в России, пропасть между мной и Полом, которую мы никогда больше не сможем преодолеть.

Я смотрю через плечо Владимира на Пола. Его серые глаза встречаются с моими только на секунду, прежде чем он поворачивается к бедной усталой лошади.

— Пойдем со мной, — говорит Владимир. — Дадим тебе кофе, и добавим туда пару капель бренди. Ты сможешь рассказать мне всё о своем диком побеге.

"Не всё", — думаю я.

Царь рад, что я жива, или так он говорит. По большей части он в ярости потому что я здесь, а не в Москве, но он хотя бы направляет свой гнев против меня, а не Пола.

— Почему ты решила, что можешь приехать сюда? — сотрясает он воздух за обедом в своей палатке, суп подан в металлических чашах. — Женщина на фронте! Смехотворно!

— А как же медсестры? — протестую я и Царь смотрит на меня, как на безумную. Никто не возражает ему. Может быть, ему стоит слышать другие мнения чаще. Обыденным тоном я говорю: — Где расположение полковника Азаренко? Разве он не здесь?

— Он вернулся в Санкт-Петербург чтобы командовать дополнительными силами, но скоро к нам присоединится, — говорит Владимир. — Завтра, по нашим ожиданиям.

— Теперь беспокоишься о передвижениях войск, да? — ворчит Царь Александр, но я это игнорирую.

Так, полковник Азаренко в дороге. Но какова вероятность того, что Жар-птица Пола с ним? Если его полк по пути вступит в сражение? Его могут убить, и это безусловно будет скорбным событием для его семьи и всё такое, но, должна признать, сейчас я сходила с ума от мысли о его смерти по большей части из-за того, что знание о местонахождении Жар-птицы умрет вместе с ним.

Когда все расходятся после ужина, вместо того, чтобы пойти в маленькую палатку, приготовленную для меня, я говорю Полу:

— Я хочу навестить профессора Кейн.

Он кивает:

— Очень хорошо, миледи.

Его спина прямая как штык, его выражение лица настолько пустое, что оно выдает его, любой, кто обратит на это внимание, заметит, что что-то между нами изменилось.

К счастью, вокруг нет других офицеров, чтобы заметить его поведение. Пол следует за мной на расстоянии нескольких шагов, пока мы направляемся к палатке, которая, по словам Владимира, принадлежит моему отцу. И несмотря на то, что я живу в этом измерении уже несколько недель, даже несмотря на то, что я называю его профессор Кейн, когда Пол открывает дверь палатки, и там сидит папа за походным столом, пишет при свете свечи, я бросаюсь вперед, чтобы обнять его. Папа смеется, сохраняя здравый смысл.

— Ваше Императорское Высочество. Мне сказали, что вы в безопасности. Слава Богу.

Я бормочу ему в плечо:

— Я так рада Вас видеть.

— И я рад видеть Вас, — он обнимает меня в ответ, всего на секунду. — Я слышал, что это героического лейтенанта Маркова надо благодарить за Ваше безопасное возвращение.

Я улыбаюсь Полу, который выглядит еще более напряженным.

— Да, так и есть. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? Разве Вы не должны быть в Москве?

— Его Императорское Величество желает, чтобы я докладывал о событиях моему королю, чтобы быть уверенным, что другие народы услышат правдивую версию о восстании, — папин лоб хмурится от беспокойства. — Но я бы хотел остаться с Петром. Он очень потрясен.

— А Катя? — спрашиваю я.

Папа улыбается.

— Катя была готова нацелить пушку на Великого Князя Сергея собственными руками. Её пришлось тащить с фронта. Какая жалость, что женщины не могут быть солдатами. У неё боевой дух, как у десятка обычных мужчин.

— Я могу в это поверить, — она победила солдата, который пытался меня убить, хотя у того был нож, а у неё только кулаки. Но опять же, никому не стоит недооценивать Катины кулаки.

— Вы скоро поедете к Петру, правда? Ему нужен кто-нибудь, — папа отводит волосы с моего лица назад, потом останавливается, понимая, что ему не нужно так себя вести по отношению к дочери царя.

— Скоро, — обещаю я. Но сначала мне нужно кое-что от Вас. Вы помните кулон, который я дала Вам для починки? Он всё ещё у Вас?

Папа моргает, пойманный врасплох.

— Да, он в моём новом саквояже, но конечно это сейчас не имеет значения.

— Позвольте мне посмотреть.

Его саквояж стоит в углу палатки. Папа открывает его и достает кружевной платок, у меня падает сердце, когда я вижу, что Жар-птица всё еще в обломках. Он соединил некоторые части, но этого недостаточно.

— Он на самом деле достаточно интересен, — говорит папа. — Части составляют механизм, это очевидно, даже хотя я и не понимаю, что он должен делать. Но в его конструкции фантастическая логика, сложная, но неоспоримая. Я не могу дождаться, когда разгадаю остальное.

— Мне нужно, чтобы Вы поторопились. Мне нужно, чтобы он был собран как можно скорее, — мои пальцы скользят по цепочке кулона, это все, что я могу сделать, чтобы не сжать его в кулаке. Я больше не хочу быть вдалеке от этой штуки.

Папа совершенно ясно не хочет противоречить мне, но...

— Ваше Императорское Высочество, у меня есть приказы Царя. Хотя я очень уважаю Вашу любовь к этому кулону, сейчас у нас есть более ценные задачи.

— Нет. Правда, действительно, нет, — как я должна убедить его?

Потом я смотрю на Пола и думаю: "Он мне поверил. Поверит ли отец? Особенно если Пол меня поддержит?"

Итак, второй раз за двадцать четыре часа я говорю кому-то в этом измерении правду, о том, кто я такая, откуда я, и что может делать Жар-птица.

Папа не верит.

— Ваше Императорское Высочество, остановитесь и подумайте, — его голос мягок. — Вчера вы пострадали от ужасного шока. Только лишь страх мог бы сбить с толку большинство людей. Учитывая, что вы почти замерзли до смерти...

— Я в порядке! Я кажусь вам истеричной? — Погодите. Я говорю о параллельных измерениях. Я не должна задавать этот вопрос. Поэтому я направляю его внимание на более стабильного путешественника между измерениями. — А что насчет лейтенанта Маркова? Его сны и воспоминания моего Пола Маркова. Как возможно, чтобы все это было неправдой?

— То, что говорит Её Императорское Высочество, истинно, — подтверждает Пол, все еще стоя по струнке. -Я верю ей.

Папа говорит:

— Простите меня, за то, что говорю это вслух, Марков, но думаю, что Вы бы поддержали Великую Княжну, даже если бы она сказала, что она с Луны.

Я продолжаю попытки.

— Я знаю, что все эти разговоры о параллельном измерении звучат странно, но я в здравом уме, я говорю Вам правду. Поэтому мне нужна Жар-птица прямо сейчас.

Он явно не убежден, возможно, он думает, что я откажусь от своих слов после хорошего сна.