Инертность местоблюстителя престола вызывала негодование не только черноокой Станы, но и остальных членов семейства. Не полагаясь больше на государственную мудрость занятого рукоделием главнокомандующего, великие князья в ноябре 1922 года собрались на совет у Кирилла Владимировича Романова. Князь Федор на совещании не присутствовал, В этот день он был занят исполнением своих прямых обязанностей — дежурил с таксомотором на вокзале и по этой причине передал свой голос великому князю Роману Петровичу.

Поскольку все собравшиеся были членами одного семейства, совещание проходило без процедурных формальностей за чашкой чая.

— На династию и Россию обрушилось страшное бедствие, — говорил князь Александр Михайлович. — Революция забралась в умы и сердца людей. Мне кажется, что даже у местоблюстителя престола появились какие-то вольтерьянские настроения.

Роман Петрович, выделявшийся среди всех Романовых крошечной головкой и грубым низким голосом, беспокойно заерзал на стуле.

— Ну это уж слишком! — прогремел он. — Великий князь Николай Николаевич — вольтерьянец!.. Я и передавший мне свой голос князь Федор…

— Не вольтерьянец, а вегетарианец, — сострил Андрей Владимирович. — Объедается спаржей и вяжет варежки!

— Таким образом, — овладевая инициативой, заговорил Александр Михайлович, — связь династии Романовых с судьбой Русского государства если не навсегда, то, во всяком случае, в настоящее время парализована. Местоблюститель престола — человек слабохарактерный. Нужна твердая императорская рука. Считаю уместным напомнить основные российские законы, которые с полной ясностью указывают, что право на престол принадлежит старшему члену нашей семьи, каковым в настоящее время…

Николай Николаевич проводил дни, сидя в глубоком кресле у окна, со спицами в руках.

Александр Михайлович сделал паузу, втайне надеясь, что присутствующие назовут его имя. Но тут Кирилл Владимирович, до этого равнодушно смотревший по сторонам, неожиданно поднялся со своего места.

— Таковым в настоящее время являюсь я! — глухо сказал он. — А посему, исполняя долг совести перед господом богом и народом русским, я, великий князь Кирилл Владимирович, принимаю принадлежащий мне как старшему в роде титул императора всероссийского!

Обладатель двух голосов Роман Петрович пробасил:

— От своего лично имени и от имени передавшего мне свой голос князя Федора выражаю решительный протест!

— Все, все! — махнул на него рукой Кирилл. — Время позднее, пора расходиться!

Нетрудно догадаться, что эта своеобразная коронация монарха несуществующей монархии не сопровождалась малиновым перезвоном колоколов. Домашний спектакль прошел незамеченным даже для соседей.

…Подвластная князю Кириллу территория империи состояла из трех меблированных комнат, арендованных у вдовы погибшего в Африке французского пехотного капитана. Империя простиралась от прихожей до опочивальни, омывалась городским водопроводом и граничила с мясной лавочкой мсье Шарля, у которого государь пользовался неограниченным кредитом.

В отличие от безынициативного Николая Николаевича, который всецело был поглощен шансонетками и кабаре, Кирилл ударился в другую крайность. Он увлекся игрой в солдатики. Самодержец трехкомнатной империи не забывал повышать в чине офицеров армии и флота, давно уже переквалифицировавшихся в швейцары, издавал высочайшие рескрипты и принимал петиции на высочайшее имя.

Не был обойден августейшей милостью и мсье Шарль. Желая показать мяснику, что его заслуги перед престолом ценятся высоко и принимаются близко к сердцу, Кирилл возвел французского лавочника в потомственные русские дворяне.

Правда, титул дворянина мсье Шарлю никакой реальной выгоды не давал, но в рекламных целях мог пригодиться. И действительно, вскоре над мясной лавочкой француза появилась новая вывеска; «Мясная торговля Шарля Дворянинова».

Щедрость нового монарха была тут же использована его ближайшими сподвижниками. Искушенные царедворцы и придворные политики торопились воспользоваться добрым расположением высочайшей особы, чтобы нахватать чинов, званий и орденов. Как знать, рассуждали они, а вдруг пригодятся?

Бурная канцелярско-распорядительная деятельность повелителя меблированной империи продолжалась ровно пятнадцать лет. За эти годы он израсходовал добрый бочонок фиолетовых чернил и тележку бумаги. Запасы канцелярских принадлежностей время от времени приходилось пополнять. Тогда самодержец вешал на руку зонтик и отправлялся в ближайший писчебумажный магазин. Там он покупал на полфранка почтовой бумаги и торжественно удалялся.

Но однажды господин с зонтиком вместо простой почтовой бумаги сварливо потребовал гербовую с изображением двуглавого орла и вензелями Российского императорского дома.

— Прошу прощения, мсье, — засуетился приказчик, — но такой бумагой наш магазин не торгует.

— Как это не торгует?! — возмутился господин с зонтиком. — Не забывайте, что вы являетесь поставщиком двора его императорского величества!

Гневно топнув ногой, старик направился к выходу. Присутствовавшая при этом разговоре дородная дама, выбиравшая тетради для своего сына, проводила старика удивленным взглядом.

— О мадам! — стал жаловаться продавец. — От этих коронованных особ скоро не будет прохода. На своем веку я уже повидал трех Наполеонов, двух герцогов Букингемских, четырех президентов Соединенных Штатов и даже одного китайского императора. А тут еще русский царь!.. А какой был клиент! — приказчик сокрушенно покачал головой.

С этого дня князь Кирилл перестал появляться на улице. Он сидел в своей спальне и, кутаясь в ватное одеяло, словно в горностаевую мантию, без устали строчил указы. Он пожаловал титул графини проживавшей этажом выше прачке и произвел в полковники лейб-гвардии полка зеленщика. Подписав очередной рескрипт, император весело хихикал и прыгал на одной ножке.

Встревоженный поведением Кирилла, камердинер поспешил оповестить членов августейшего семейства. Именитые члены романовского дома не замедлили явиться на зов. Старик лежал на широкой деревянной кровати, уставившись в потолок немигающими глазами, и что-то про себя мурлыкал.

— Ну как, все собрались? — продолжая смотреть в потолок, осведомился Кирилл. — А где наследник цесаревич Владимир?

Вперед выдвинулся рослый увалень в спортивной рубашке с тяжелой челюстью и маленькими злыми глазками. Отрок, похожий на бычка. Это был единственный сын Кирилла — студент Питсборского колледжа Владимир Романов.

— Вот вам государь! — ткнул в него пальцем Кирилл Владимирович. — Согласно соборной грамоте, уложению, приложению и моему высочайшему повелению.

Роман Петрович, как всегда, что-то громко прокричал. Остальные родственники с жалостью смотрели на угасающего старика.

— Ступайте, ступайте, — захихикал его величество. — Нам тут с Владимиром Первым поговорить нужно…

Кирилл лукаво подмигнул наследнику.

Родственники неохотно вышли в соседнюю комнату, где уже собрались охваченные тревожным предчувствием ревнители российского престола: тугоухий полковник Олехнович, произведенный незадолго до этого в генералы, лихой кавалерист с профессионально искривленными ногами, почетный казак кубанского войска Науменко и обладатель самой пышной в империи бороды генерал Глазенап, заполучить которого в швейцары жаждали все парижские рестораны. В дальнем углу, стараясь не привлекать к себе внимания, тихо сидел никому не известный человек в черной пелерине со скорбным лицом.

Всем было ясно, что император не может завещать своему наследнику даже меблированной империи, поскольку имущественное право на нее принадлежало вдове пехотного капитана. Единственное недвижимое имущество, которым располагал Кирилл, был двуглавый орел, прикрепленный к изголовью его кровати.