Подчеркнем, что в наши дни к самым существенным особенностям идеологической войны, развязанной противником, надо отнести следующие: во-первых, противник в качестве главных, решающих избрал различные формы идеологических диверсий; во-вторых, в современной обстановке идеологические диверсии неразрывно, органически связаны с разведывательной и иной враждебной деятельностью империалистического лагеря, являясь одним из важных компонентов «тайной войны», «тайного фронта» — бескомпромиссной классовой борьбы двух миров — социалистического и капиталистического.
Долг каждого советского гражданина перед Родиной, перед народом, перед своей совестью — не проходить мимо любого проявления, рецидива буржуазной идеологии, не говоря уже о явной идеологической диверсии.
Быть бдительным!
Политическая бдительность заключается не только в умении своевременно распознавать тщательно замаскировавшегося врага, вовремя предотвращать его преступные действия, но и в том, чтобы стойко противостоять любым формам влияния буржуазной идеологии.
Сергей Ананьин
ЧЕМОДАН ЦАРЯ ВЛАДИМИРА
ДРУЖНАЯ ВЕСНА
Весна 1919 года в Крыму выдалась дружной.
Когда с гор побежали звонкие ручьи, в садах зацвели персики и распустились первые розы, жители Ялты вдруг стали свидетелями необычайного зрелища: аристократическую набережную и тенистые аллеи приморского парка неожиданно запрудили кавалерийские лошади. В одиночку, парами и целыми табунами они прогуливались по фешенебельному русскому курорту.
Пробежав резвым аллюром сотни километров по степям Украины и Крыма, лихие скакуны доставили к морю своих седоков и теперь оказались предоставленными самим себе. Гнедые, вороные, буланые, серые в яблоках и в белых чулках, они заглядывали в кафе, с любопытством рассматривали себя в зеркалах, украшающих вестибюль гостиницы «Ореанда», и грелись на пляже. В целом лошади вели себя благопристойно, если не считать одного разнузданного жеребца, который в приливе восторга разнес копытами стеклянную витрину фруктового магазина братьев Кариакиди.
В то время когда созерцательно настроенные кабардинские, скакуны и обозные тяжеловесы наслаждались комфортом жемчужины Тавриды, их изрядно потрепанные седоки, отбросив в сторону благородные навыки светского воспитания, спешили погрузиться на стоявшие в гавани суда союзников. Бухта кишела французскими пароходами, турецкими фелюгами и шаландами греков коммерсантов, стремившихся воспользоваться внезапно представившейся возможностью заработать на оптовых перевозках.
Те, кому не доставалось места на палубах хорошо оснащенных пароходов, довольствовались шаландами и даже рыбацкими баркасами. Но ни пароходы, ни фелюги, ни шаланды не могли вместить всех желающих отправиться в морское странствие. Поэтому даже неказистые моторки и облупленные ялики внезапно подскочили в цене и продавались по стоимости королевских яхт.
Над палубами судов и суденышек возвышался лес головных уборов. Казачьи папахи торчали вперемежку с пехотинскими фуражками, драгунскими киверами и штатскими котелками.
По берегу носился обезумевший от страха бравый казачий есаул, которому не досталось места на судне.
— Станичники! — не своим голосом кричал он. — Побойтесь бога! На кого покидаете?!
Видя, что на его зов никто не обращает ни малейшего внимания, есаул стал спихивать в воду валявшееся на берегу бревно.
Первыми гавань покинули французские пароходы. За ними тронулись шаланды, яхты и фелюги. Когда эскадра вытянулась в кильватерную колонну и французский флагман повел ее на Константинополь, на горизонте показался дымок. Навстречу беженцам к крымским берегам на всех парах спешил военный корабль английского королевского флота «Марлборо». Поравнявшись с флотилией бегущего воинства, корабль выбросил на мачте сигнал: «Приветствую доблестных союзников!» — и на полном ходу проследовал мимо.
Ощетинившийся пушками английский корабль миновал Ялту и бросил якоря напротив Ливадийского дворца — летней резиденции бывшего российского монарха. С корабля спустили командирский бот. На берегу у груды саквояжей и шляпных картонок взволнованно толпилась группа мужчин и женщин. Это были те члены свергнутого российского императорского дома, которых не постигло справедливое возмездие. Окруженные фрейлинами и камергерами, великие князья и княгини проявляли явное нетерпение, желая поскорее покинуть «Великие, Малые и Белые Земли».
Первыми гавань покинули французские пароходы. За ними тронулись шаланды, яхты и фелюги.
Едва бот причалил к берегу, как у родовитых беженцев появилось непреодолимое желание прыгнуть на легкое суденышко и оказаться под защитой английского королевского флага. Но всякие беспорядочные действия и в особенности прыжки высокорожденным особам возбранялись дворцовым этикетом. Первой на судно должна была ступить мать бывшего русского царя — вдовствующая императрица Мария Федоровна. Но Мария Федоровна в эту историческую минуту, к общему неудовольствию, все еще пребывала в своих покоях.
Где-то за Ай-Петри гремела артиллерийская канонада.
Командир корабля нервничал.
— Господа! — с холодной английской вежливостью сказал он, поглядывая на часы. — Ровно через сорок пять минут корабль поднимет якоря. Британия не может рисковать лучшим кораблем королевского флота!
Великий князь, генерал от кавалерии Николай Николаевич, ступая через три-четыре ступеньки, поспешил в покои императрицы. Мария Федоровна в теплом халате и в чепчике сидела на террасе в соломенной качалке и на ломберном столике раскладывала пасьянс.
— Ваше величество! — почтительно обратился к ней Николай Николаевич. — На рейде вас ждет английский корабль!
— Но вы же знаете, князь, — возразила Мария Федоровна, — что я не переношу морской качки?!
У Николая Николаевича задергалось правое веко.
— Разрешите напомнить, — сказал он, — что здесь нам грозит опасность. Мы не можем медлить ни минуты!
Из-за Ай-Петри снова донесся гул канонады. Генерал от кавалерии с тревогой посмотрел на море. Из труб английского корабля валил дым. «Марлборо» готов был в любую минуту скрыться за горизонтом.
Когда вдовствующая императрица появилась на причале, воспитанные в духе преданности конституционной монархии рослые английские матросы взяли на караул.
Несмотря на то, что английский корабль не был приспособлен для перевозок сиятельного груза, на нем все же нашлось достаточно места, чтобы разместить родовитых пассажиров. Особы, некогда владевшие великолепными дворцами в разных концах России — от южной Таврии до Северной Пальмиры, потеснившись, разместились в трех офицерских каютах и двух матросских кубриках.
Выйдя в открытое море, «Марлборо» вскоре настиг армаду золотопогонных беженцев. На мачте английского корабля взвился сигнал: «Желаю счастливого плавания!» Обогнав пестрое сборище судов, «Марлборо» взял курс на Константинополь.
…Поскольку легкие турецкие фелюги, ялики и моторки не были приспособлены для дальних переходов, беглое воинство покинуло их, едва эскадра причалила к берегам Турции. Расположившись биваком под жарким солнцем Галлиполии, потрепанные белогвардейские полки пытались сохранить видимость боевых формирований. В ожидании высочайших указаний пехотинское и казачье офицерство устраивало карточные сражения, коротало время на тараканьих бегах.
Светлейших пассажиров «Марлборо» высадил на берег туманного Альбиона. В Лондоне стояло сырое холодное утро. Позеленевшие от морской болезни пассажиры сошли на берег. Прибытие высоких гостей в дружественную державу на этот раз не сопровождалось пушечной пальбой и фейерверком. Рядовой чиновник английского министерства препроводил их в довольно скромный отель и дал понять, что отныне они должны заботиться о себе сами.