Джеймс улыбнулся, любуясь Эмили. Затем улыбка плавно сошла с его лица, и вот он уже хмурится, глядя в свою тарелку. Эмили догадалась, о чем он думает, точнее, о ком.

— Она сделала тебе больно, Джеймс? Та твоя женщина, которую я напоминаю? Она сделала тебе больно?

— Нет.

— Тогда почему ты больше не с ней?

— Так получилось.

— Но почему? — Эмили увидела в его глазах боль. — Ты же наверняка любил ее.

— Не хочу об этом говорить.

— Это нечестно. Это… — Эмили вдруг замолчала, потому что поняла или, скорее, почуяла правду. — Она умерла. Ведь так? Вот почему ты не с ней.

Джеймс молчал.

Молчание. Гробовое молчание.

— Да, — резко бросил он. — Она умерла.

— От чего? От рака? — Увидев, как он вздрогнул, она схватилась за край стола. — Да? Скажи мне, да?

— Прости. Я не мог… Я просто не мог тебе об этом сказать.

Эмили едва сдерживала слезы. Вот еще — плакать! Разнюнилась! Ну и пусть — пусть он заботился не о ней… И пусть целует не ее, и… Она ничто для него… Просто немножко похожа, вот и все!

— Не презирай меня, — сказал он.

Презирать?! За что? Но мучительное чувство того, что ее прекрасный возлюбленный на самом деле предает и ее, и ту, другую, — это чувство пронзило ее сердце, и саднящая боль растеклась по всему телу.

Все не так… И, о боже, что с этим делать?!

— Прости, — снова сказал Джеймс.

Эмили встала и сразу почувствовала головокружение.

— Мне надо прилечь. — Ноги не слушались ее, Эмили потеряла равновесие. И Джеймс, как взаправдашний ангел-хранитель, подхватил ее на руки, укутал своими крыльями…

Он отнес ее на кровать. Эмили не выдержала — разрыдалась, и Джеймс принялся убаюкивать ее, крепко обняв. Она чувствовала, что он в смятении, и прижалась к нему, и снова Джеймс что-то шептал о прощении, а кончил тем, что стал губами подсушивать ее слезы.

Нет, он не предавал ее. Во всяком случае, намеренно. Эмили спросила примирительно:

— Ты смотришь на меня и видишь ее? Ты путаешь нас друг с другом?

— Может, сначала так и было, но теперь все по-другому. Я знаю, что ты — это ты, и знаю, что именно ты мне нужна. Но все то, что происходит между нами, меня пугает.

Это пугало и Эмили. Джеймс стал частью ее, и… что бы она делала без него? Как выжила бы без своего защитника, своего темнокрылого ангела?

— И ты меня прости, Джеймс. Я больше не буду спрашивать тебя об этой женщине, раз ты ее любил. Но когда-нибудь ты сам расскажешь о ней. Обещаешь?

— Обещаю, — сказал Джеймс и отвел взгляд, полный любви и тайной тоски.

Прошло три дня. Эмили сидела, закрывшись в своей студии. Правда, студией эту комнатушку назвать было трудно, но ее украшали принадлежности самой свободной из профессий, а это чего-нибудь да стоило. Эмили любила творческое уединение, и здесь находила его сполна.

Кроме уроков рисования в старших классах, она не получила никакого художественного образования. Но это не помешало ей продать кое-что из своих работ.

Может быть, Джеймс пойдет с ней на следующую ярмарку ремесел. Может быть…

Она вглядывалась в карандашный набросок, над которым работала около часа. В полуобнаженной фигуре с темными крыльями, захватившей ее воображение, угадывался Джеймс Далтон.

Дверь в комнату распахнулась. Эмили закрыла альбом и повернулась в кресле. Это был Кори. Переминаясь с ноги на ногу, он спросил:

— Ты рисуешь, Эмили? Вот здорово! А знаешь, что мы делаем?

— Что?

— Ты должна угадать!

— Мы, художники, никогда не угадываем такие мелочи. Мы угадываем сразу все — весь мир…

— Ладно, я не знал, Эмили… Мы готовим ужин!

— Правда?

— Ага. И ужинать мы будем в патио. Джеймс купил свечки для стола. Он хочет, чтобы было красиво и кое-кому понравилось. Ясно кому! Он говорит, что девчонки любят свечки и все такое. Я тоже так считаю. Еда будет — пальчики оближешь! Так что приходи через десять минут, ладно?

Кори убежал прежде, чем она успела поблагодарить его за такое джентльменское поведение. Эмили рассмеялась. Выздоравливать после операции не так уж плохо, если за тобой ухаживают двое преданных мужчин.

Эмили снова погрузилась в работу, отдавшись своему вдохновению.

Когда дверь отворилась снова, она поняла, что десять минут давно прошли.

— Сейчас иду, Кори, — виновато сказала Эмили.

— Это не Кори…

Эмили закрыла альбом и обернулась, чтобы лицом к лицу встретиться с человеком, завладевшим ее воображением.

Фантазия стояла в простой белой футболке, заправленной в потертые застиранные джинсы, и Эмили с удовлетворением отметила про себя, что она, то есть фантазия, чертовски привлекательна.

— Извини. Я уже собиралась выходить.

Эмили встала, невольно прикрывая собой альбом, оставшийся на столе. Джеймс заметил ее смущенное движение и не решился спросить, над чем она работает. Да и вряд ли Эмили сказала бы ему правду. Ей хотелось прикоснуться к нему, отвести прядь волос с его лба, но и об этом она не сказала, и лишь рука ее непроизвольно дрогнула.

— Ты столько времени проводишь здесь…

Неужели подумал, что она его избегает?

— Со мной все хорошо, Джеймс.

— Ты достаточно отдыхаешь?

— Да. — Она очень утомлялась, если много времени проводила на ногах, но и долго лежать в постели тоже не могла. Она проверяла свои реакции, зная от врача, что некоторые пациенты поправляются быстрее, чем другие. — Я просто изнежилась как герцогиня!

Он улыбнулся.

— Тогда разрешите проводить вас к ужину, прекрасная леди.

— Благодарю вас, сэр. — Он взял ее под руку и повел в патио, где за накрытым столом уже давно томился шестилетний мальчик.

Кори проворно пододвинул ей стул, и Эмили догадалась, что тут не обошлось без тренировки под руководством Далтона. Ее брат учился быть настоящим мужчиной.

— Спасибо, господин Кори. — Эмили присела и оглядела стол.

В самом центре красовался букет полевых цветов. Горели белые свечи. Неплохо смотрелись также противень с курицей, запеченной в сливочном соусе, блюдо с зеленой фасолью, посыпанной миндалем, и салат.

— Я потрясена!

— Напрасно, — развел руками Далтон. — Рецепт приготовления курицы мы прочли на суповом пакетике. А фасоль вообще из морозильника.

— Ну и что! Много ли найдется мужчин, настолько прилежных, чтобы разобрать мелкие буковки на пакетике или открыть холодильник, не сломав при этом его ручку! Кстати, надеюсь, с ней все в порядке…

— А на десерт будет мороженое. — Кори так и сиял от радости. — И еще шоколадный соус, и взбитые сливки, и вишни, и всякие сладости.

— Мой желудок уже трепещет, но я буду умницей и поем всего понемногу, ладно?

Эмили отсалютовала мужчинам салфеткой, наколотой на вилку, и, уже про себя, возблагодарила Бога за ниспосланные дары — за Кори и Джеймса, и за это чудо — жить.

За ужином они беседовали о простых вещах, которые могли быть понятны ее брату. Когда же Кори отведал всего, что могло в него поместиться, он отпросился из-за стола, чтобы посмотреть свой любимый комедийный сериал.

Они остались одни.

— Мороженого, герцогиня?.. — спросил Джеймс.

— Спасибо, я повременю.

— А как насчет чаю?

— Вот это было бы хорошо. — За последние дни нежный вкус зеленого чая стал для нее привычным.

— Одну минуту…

Джеймс вернулся через три. Он принес красивую фарфоровую чашку, молоко и мед. Эмили подсластила чай и сделала маленький глоток, а он тем временем открыл бутылку пива.

— Тебе это трудно? — спросила она.

— Что именно?

— Жить у нас.

— Почему это должно быть трудно?

— Я думала, ковбои предпочитают жить поблизости от своей работы.

— Не такой уж я и ковбой.

Эмили подумала о черной ковбойской шляпе и сапогах со скошенным каблуком, которые он обычно носил. Но с пирсингом и татуировкой его можно было с таким же успехом принять и за городского парня. Никакие шаблоны не годились, когда речь шла об ее Джеймсе.