31. Горсей — причина заключения Томаса Уиннингтона к большому разорению последнего.

Горсей выхлопотал, чтобы бросили в тюрьму Томаса Уиннингтона, вновь прибывшего в Москву, и наложил на него оковы, потому что этот Уиннингтон раскрыл Компании злоупотребления ее слуг в России. С целью убедиться, что Уиннингтон не пользуется никаким послаблением в тюрьме, Горсей ежедневно посылал к нему своего слугу посмотреть, не сняты ли с него оковы. Это заключение стоило Уиннингтону по крайней мере 100 фунтов стерлингов.

32. Горсей — виновник заключения Ричарда Силька, его жены и детей и понесенной ими потери в 1000 рублей.

Он устроил заключение в тюрьму одного англичанина, Ричарда Силька, его жены и детей, причем Сильк должен был заплатить царю 1000 рублей, что было подстроено Горсеем в отмщение за совет Силька Роберту Пикоку искать поддержки [против Горсея] в ком-нибудь из Боярской думы и держать себя осторожнее относительно лукавств и проделок Джерома Горсея.

33. Его боятся все англичане в России как общего доносчика.

Он [стал] виною заключения многих в тюрьму, из-за чего люди нашей нации считают его общим доносчиком, и никто не хочет жить при нем добровольно, потому что он вместе с тем очень опасен и злобен в мести, если имеет па кого-нибудь неудовольствие.

Не следует ни в коем случае допускать Горсея вернуться в Россию; необходимо, чтобы ее Величество избрала надежного джентльмена и послала бы его туда восстановить добрые отношения и торговлю.

34. Боярская дума (the counsayll of Russia) предостерегает Компанию, чтобы она задержала Горсея в Англии.

Иностранный купец.

Он, кроме того, бунтовщик и поселяет раздоры в Боярской думе, вследствие чего Компании сказано одним из членов, чтобы Горсея держали вдали [от России], так как он не будет полезен этой земле. Царь в своих грамотах требует ответа через другого посла.

В царских грамотах также сказано, чтобы был послан какой-нибудь другой джентльмен из дома ее Величества, для восстановления союза и прекращения несогласий с купцами, обеспокоившими королеву и царя.

Краткое перечисление дел, исполненных Джеромом Горсеем (в качестве посла) от ее Величества к Императору России; истинные причины, почему Андрей Шалкан (Andro Shalkan,)[461] в грамотах Императора писал столь резко против дальнейшего его использования в этом деле; и как случилось, что расходы, которые он лично понес, до сих пор не оплачены Компанией

В то время, когда м-р доктор Флетчер был послан с поручением от ее Величества к Императору Московии, мне было доверено лицами, весьма почитаемыми в Англии, помочь ему всеми моими знаниями в исполнении его посольства; что я и делал как мог лучше. В результате древний враг нашего народа, которого мы называем Канцлером, некий Андрей Шалкан, видя, что против него [поднято] большое дело из-за учиненных им злоупотреблений, решил, что все действия посла против него совершаются по моему наущению. Итак, он, чтобы предотвратить это и отомстить [мне], совместно с моим подлым слугой[462] решил сочинить во вред мне некую речь, звучавшую враждебно для Императора и государства[463], якобы произнесенную мною в разговоре с послом. [Слуга] чтобы добыть свою подлую свободу, сделал это чрезвычайно вероломно.

Но так как Князь[464], который мне тогда покровительствовал, был в это время за четыреста миль [от Москвы], Шалкан воспользовался возможностью представить это дело перед Королем[465], чтобы добиться своей цели. Слуга был перекрещен и награжден, а я послан домой ввиду немилости Короля. Тогда м-р Флетчер, призванный на Совет и обвиненный там, поклялся спасением души, что такого дела не было. Но он неоднократно весьма твердо требовал ответа, какие подробности моего предосудительного поведения могут быть доказаны и каким доказательством такое важное обвинение может быть подтверждено перед ее Королевским Величеством Англии. После этого, когда они находились на очной ставке, упомянутый Андрей Шалкан сказал, что может показать послу письмо, написанное мною собственноручно [и заключающее в себе] государственную измену против Императора и его страны, за что я заслужил смерть, на которую князь Борис Федорович не согласился ради ее Величества. Письмо было показано, и м-ру Флетчеру позволили выписать из него только это место для предоставления Королеве; оно было написано в 1580 г. из московского двора за море агентам Компании[466] и выражало удивление, что Компания позволяет иностранцам, например, фламандцам и французам, мешать [членам Компании] в их торговле и приходить северным путем с кораблями и товарами в порт, который они первые открыли и где долго пребывали. [Эти иностранцы] приносят [членам Компании] большие убытки и расходы, и, если они не решатся, то я сам приму меры, чтобы помочь себе тем или иным путем. За это я был сочтен врагом Императора и страны, и было выражено требование, чтобы я больше не получал поручений. О справедливости и необходимости [этого запрещения] было написано в письме Императора, которое нужно было честно вручить Королеве. Одновременно Князь или Правитель вручил письма, оба через м-ра Флетчера, Компании и мне лично (оно может быть представлено) о том, что он слышал об этом деле и желает, чтобы я не огорчался и не сомневался: он мой друг и всегда им останется, он продолжает любить меня и покровительствовать мне, он извиняется, что не мог видеть меня из-за смерти своего сына[467] и [советует] мне на время удалиться. Когда я приехал в Англию, то поразмыслил, как несправедливо поступил со мной Канцлер. После того как ее Величество очень снисходительно побранила меня и посочувствовала моему злосчастью, я попросил м-ра секретаря Уолсингема учесть, как велико неуважение к Королеве, обнаруженное должностным лицом Императора, неким Андреем Шалканом, что, как я знаю по опыту, ущемляет королевское достоинство ее Величества; в силу чего м-р Флетчер не мог тогда не стараться, чтобы я был послан ее Величеством для выражения возмущения такими [делами], ибо это — единственное средство устрашить их [и прекратить] их наглее поведение, и я, выполняя это, должен был также постараться исправить злоупотребления и вред, нанесенный Компании упомянутым Андреем Шалканом, а после того, как это будет сделано, добиться такого же положения, которое я имел в этой стране прежде, так как из-за моего прошлого внезапного отъезда мое положение стало очень сомнительным. Сразу по прибытки я занялся всеми делами весьма усердно, пока упомянутый Андрей Шалкан из вмешался в них и не стал пространно клясться своим душевным спасением перед лордами-казначеями и другими [вельможами], что он ответит на мои обвинения; и так как с течением времени между знатью возникли большие разногласия, то он воспользовался этим и [пустив в ход] очень подлые средства и измышления, описанные впоследствии некоторыми членами Компании, воспрепятствовал всем начатым мною делам; он утверждал, что, судя по содержанию и виду, бумаги, которые я привез, не были письмами Королевы, не были скреплены ее подписью и печатью и были сделаны без ее ведома; он придумывал всякое зло во вред мне. Как явствует из писем Императора, изготовленных и посланных им, содержащих и возобновляющих прежние дела и различные жалобы, продиктованные его злобой, как может быть легко замечено из общего содержания этих писем и из достоверного рассказа м-ра Флетчера самой Королеве, он стремился приспособить к желаниям Компании свой план, чтобы я не был снова послан Королевой к Императору для разоблачения его дел и чтобы было прекращено начатое против него преследование. Тем не менее князь Борис Федорович, облеченный великой властью, всегда презирал его поступки, которые тот старался искусно скрыть. Письма [князя Бориса Федоровича] не содержат ни одного замечания, которое бы затрагивало мою репутацию, но всегда до сих пор и Император и он писали всецело в мою пользу, на что обращалось малое внимание; но в результате этого случая некоторые лица, не зная полностью содержания письма Императора, предъявляют мне обвинения, подтверждающие сомнения в подлинности писем Королевы, вызвавших подозрения Князя [только] из-за настойчивости Шалкана, хотя они скреплены подписью и печатью ее Величества и утверждены и одобрены достопочтенными лордами Совета. И Князь Борис Федорович может быть только недоволен, что никакого внимания не будет уделено его письмам, всегда столь благосклонным и лестным для меня, и я уверен, что великая любовь и милость, которые он всегда выражал мне перед лицом всего мира, не могли совсем исчезнуть; и, вероятно, он с особой силой выразит свою милость ко мне, если, наконец, узнает сам все зло, которое высказано и сделано против меня. И действительно, как это печально, что из-за подлых измышлений некоторых членов Компании, преследующих свои цели, я, подумать только, лишаюсь денег, выложенных из моего собственного кошелька, несмотря на то что облагодетельствовал этих людей, добыв им свободные привилегии, которыми они теперь пользуются и которые теперь утверждены достопочтенным Лордом-Казначеем Англии благодаря великой любви между его честью и Князем[468]; и, несмотря на издержки и великие расходы, понесенные мною в опаснейшем и утомительнейшем путешествии, которое когда-либо совершал человек и которое было совершено и задумано только для их пользы, как бы по воле божьей, это [дело] ни окончилось; и, если они действительно откажутся [возместить мои убытки], я не сомневаюсь, что господь подвигнет сердце ее Величества и ее почтенных советников поступить так, как указывает сан Королевы, их честь и сожаление ко мне, бедному слуге ее Величества.