Копия с письма, написанного мною, Дж. Горсеем, в соответствии с желаниями ее Величества, Князю Борису Федоровичу и врученного ему агентом Компании Кристофелем Холм в Москве. Передать Лорду-Казначею.
Джером Горсей — лорду Борису Федоровичу
Достопочтенный лорд Борис Федорович! Уезжая из Москвы, я оставил императорскому дьяку Постнику Дмитриеву письмо, которое он должен был вручить вашему лордству; и, сомневаясь в том, что это было выполнено должным образом, я решил, что будет лучше написать о том же снова.
Достопочтенный лорд! Главный императорский казначей Деменшой Иванович Черемиссен и Постник Димитрев[469] говорили мне, что в знак любви, которую Император и вы испытываете к ее Королевскому Величеству, [вы повелели, чтобы] Андрей Шалкан не вмешивался в дело, порученное мне ее Величеством, так как он противник [этого дела]. Но ввиду того что его коварные слова и дела, как я заметил, одержали верх над впечатлением от писем ее Величества, он не только сумел внушить недоверие к письмам, подписанным и скрепленным печатью ее Величества, но также опорочил наиболее великих и могущественных лордов высокочтимого Тайного Совета ее Величества, написавших эти письма вашему лордству, [хотя они] пользуются уважением, почтением и доверием всего. света; напиши ее Королевское Величество письмо царю Соломону — оно и тогда не имело бы лучшего вида, титула и печати и не было бы лучше написано, и это обнаружится вопреки всем его подлым измышлениям.
Дабы меня не сочли бессильным выполнить поручение, данное мне моей повелительницей и госпожой, ее Величеством Королевой Англии, я решил ознакомить вашу честь с желаниями ее Величества письменно, хотя ее Величество поручила мне сделать все в устной форме, но, не будучи допущен к вам, я не мог это исполнить.
Недовольство ее Величества целиком вызвано тем обращением и приемом, которые ваше лордство оказали послу, письмам и сану ее Величества; [это обращение] было настолько грубым, что производило впечатление явного пренебрежения и оскорбления ее королевского достоинства; между тем посольство было вызвано приглашением и обещанием[470] не только исправить наиболее грубые поступки против ее Величества, но также и возместить непростительные несправедливости и убытки, понесенные купцами — природными подданными ее Величества; ее Величество верила и ожидала, что столь доброе дерево принесет столь же добрые плоды и будет пускать столь же прекрасные почки, и в силу этого она не хотела бы оказывать внимание и верить тем, кто утверждал противоположное, хотя дела были так явны, что Королева должна была рассмотреть их, если бы се Величество не гнушалась думать дурно о вас, ее любимом родиче и друге, могущественном лорде Борисе Федоровиче, величайшую любовь которого к ней ее Величество знает. Ее Величество всегда презирала и избегала вражды, и, хотя властный прав мог быть ввергнут в такое чувство столь естественными и очевидными причинами, ее Величество готова, пожалуй, приписать подлинные причины [оскорбления] обману и подлости некоего бессердечного чиновника[471], стремясь лишь к более глубокому и справедливому разбору дела, как явствует из писем ее Величества, посланных его Императорскому Величеству. В то же время ее Величество заранее предполагает наилучший [исход дела] и обнаруживает такое милостивое и любезное забвение [обиды], как будто бы не существовало никаких причин для недовольства и разрыва дружбы.
Особенно [ее Величество] принимает во внимание и ценит вашу любезность по отношению к ее Величеству, выразившуюся в отсылке ее Величеству тех двух счетов Антона Марша[472], с которыми ваше лордство могли поступить как вам угодно; в этом вы не только обнаружили черту высокой честности, показывая благородство вашей души перед богом и людьми, но также дали ее Величеству случай быть лично благодарной вашему лордству и воздавать благодарность [от имени] купцов. Ее Величество восприняла эту любезность и содержание ваших писем как выражение неизменной дружбы и теперь посылает через своего посланника письма, не только извиняя то, что прошло и касалось ее подданных, но также обещая благосклонность и дружбу, которая должна последовать; поэтому ее Величество решила в настоящее время не утомлять чересчур ваше лордство этими делами, но ей хотелось бы испытать любимого родича и друга ее Величества в некоторых делах и таким образом усилить и увеличить создавшееся уже расположение и доброе мнение о вашем лордстве; [расположение ее Величества], как ваше лордство, вероятно, знает, очень высоко ценят все христианские лорды, заботясь о его сохранении.
Что касается меня лично, я не хотел бы быть назойливым по отношению к вашему лордству, как я до сих пор никогда и не был, ибо считал, что моя служба слишком мала для того, чтобы вы могли в ней нуждаться. Я всегда с чистым сердцем, почтительно и честно вел себя по отношению к вам в мыслях, речах и поступках. И эти мои добрые чувства иногда были оценены, и ваше лордство клялись никогда не забывать этого, как вы хорошо знаете, в душе. И вашему лордству было угодно в прошлом году[473], во время моего отъезда, написать мне милостивое письмо в Вологду о том, что вы не изменили всегдашней любви и милости ко мне, достаточной для того, чтобы на нее можно было положиться; [вы написали мне это письмо], хотя я тогда не исполнял дела ее Величества. Я не могу поверить, чтобы добрая и благосклонная душа, которую я всегда находил у вашего лордства, могла так измениться: покровительство и доброта вашего лордства всегда будет сильнее злобы любого частного лица.
Ее Королевское Величество знает, что [его] Императорское Величество вежлив, благороден и снисходителен, не алчет крови и долго не гневается. Но если бы даже подлое измышление, сделанное моим слугой по наущению других, было действительной обидой, то его Величество простил ведь тысячи [людей], ибо его милость выше величайших обид. По этой причине ее Величество просит его Величество и ваше лордство также и за меня, и могущественнейшие лорды высокочтимого Тайного Совета ее Величества думают, что они могут получить столь большой знак дружбы из рук вашего лордства.
Да осенит вас господь своей милостью, чтобы вы могли обдумывать и решать все дела соответственно вашей мудрости, силе и власти, каковую господь дал вам в этом мире. 21 ноября, 1590 г.
Горсей — Бэрли, 10-го июня 1591 г.
Достопочтенный лорд, считаю своим долгом выразить уважение. Если вашему лордству угодно будет [вспомнить], мое последнее [письмо] вашей чести было в апреле; в этом письме я частично доложил, как я вел дела ее Величества. [Я сообщил о том], что упомянутый Андрей Щалкан, чиновник Короля[474], когда он должен был, как условились, совместно со мной предстать перед почтенным Советом для указанной цели, когда он должен был ответить за обнаруженные против ее Величества и ее подданных дела и злоупотребления, которые он считал хитроумно скрытыми от разоблачения, будучи главным предметом обсуждения во всех вопросах, выставленных мною, и не имея возможности избежать опасности, хотя он пытался предотвратить ее многими средствами, и не желая возвратить те большие суммы, которые беззастенчиво брал[475], в конце концов выдвинул самое бесстыдное и непочтительное обвинение против писем ее Величества; для того чтобы смягчить гнев, возникший против него, [он сочинил, что эти письма] не были подписаны ее Величеством и без ведома ее сделаны Компанией и мной с клеветнической целью, так как ее Величество не могла послать меня, имея известие, что я считаюсь врагом Императора; [все это] он сделал так ловко с помощью тех, кого привлек на свою сторону, что на время это произвело впечатление и оказалось большим препятствием для наших мероприятий, а в это время произошли столь крупные события, что так оно [до сих пор] и осталось.
