Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Данси[544]
Мой дорогой Даней, когда я беседую в душе
С моими лондонскими друзьями, желанными товарищами и тобой более других,
Я чувствую тысячу уколов глубокой скорби
При мысли, что с суши на море, от счастья к злосчастью я ушел.
Я покинул мою родину совсем как безумец,
И в незнакомой мне земле вращался среди русских —
Людей чрезмерно грубых, к порокам низким склонных,
Народа, способного быть в свите Бахуса, поскольку пьянство в их природе[545].
Пьянство — все их наслажденье, баклага — все, за что они держатся,
А если однажды имеют трезвую голову, то и тогда нуждаются в советчике.
Если он пригласил на праздник друзей, то не будет скупиться:
Для них к обеду достанет дюжину сортов питья,
Таких напитков, какие есть у него и водятся в этой стране,
Но главными будут два: один зовется квас[546], на нем живет мужик.
Он легко приготавливается и водянист, но несколько терпкий на вкус,
Другой — мед[547] из пчелиного нектара, которым они склеивают губы[548].
А если он идет в гости к соседу,
Он не заботится о еде, если есть что выпить.
Возможно, мужик имеет веселую, обходительную жену,
Которая служит его грубым прихотям, — он все же ведет животную жизнь,
Предпочитая мальчика в постели женщине.
Такие грязные грехи одолевают пьяную голову.
Жена, чтобы вернуть долги пьяного мужа,
Бросается от вонючей печи к дружку, превращая в публичный свой дом.
Неудивительно, что с такими низкими и звериными нравами
Они делают с помощью топора и рук своих главных богов.
Их идолы поглощают их сердца, к богу они никогда не взывают[549].
Кроме, разве Николы Бога[550], который висит на стене.
Дом, в котором нет нарисованного бога или святого[551],
Не будет местом их посещения, — это обиталище греха.
Кроме их домашних богов, в открытых местах
Стоят кресты[552], на которые они крестятся, благословляя себя рукой.
Они преданно кланяются, касаясь лбом земли,
Нет ничего более лживого, чем их жалкие одежды.
Даже самый ничтожный из них ездит верхом,
Женщина также, в отличие от нашей, ездит рысью верхом[553].
В ярких цветных одеждах мужчины и женщины ходят
На каблуках. Все, кто имеют деньги, взбираются на каблуки[554].
Каждая женщина носит висячее кольцо в ухе[555]
Согласно древнему обычаю, некоторые этим весьма горды.
Походка их степенна, а выраженье лиц мудро и печально,
Но все же они следуют плотским грехам, привычке к недостойной жизни.
Не видя стыда в сведении счетов в разврате
С кем-то; они не заботятся скрыть свои безрассудства[556].
Едва ли не самый беднейший во всей земле мужчина
Покупает ей румяна и краски, позволяя жене это,
С их помощью она мажет и красит свою смуглую кожу,
Наряжается и подводит свое закопченое лицо, брови, губы, щеки, подбородок[557].
Да и те, кто честны, если они здесь есть,
Делают то же: мужчина может открыто видеть
На щеках у женщин краску,
Как пластырь, настолько толст их слой, что лица их похожи на лица шлюх.
Но поскольку такова их привычка, а коварство дам известно.
То, ежедневно красясь, они достигают успеха,
Наложат краски так, что и самого благоразумного
Введут легко в заблуждение, если он доверится своим глазам.
Я немало размышлял, что за безумие их заставляет краситься,
Сравнивая, как безучастно ведут они хозяйство с принужденьем.
Редко — только в церкви или на свадьбе —
Мужчина может увидеть богато наряженную госпожу вне ее дома[558].
Русский мнит, что пожинает сам плоды ее достоинств,
Поэтому держит ее взаперти, уверенный, что она не с другим[559].
Вот все, друг Даней, что я хотел написать тебе,
Описывая русскую страну, ее мужчин и женщин.
Позднее я, возможно, еще напишу и о другом
Тебе и другим моим друзьям, о том, что видел сам,
И о другом, что принесет справедливая молва.
Кончаю любящие строки и посылаю тебе «прощай».

Джордж Турбервилль

Послания из России

(поэтическое переложение)

Спенсеру
О, если впредь тебя надолго стану забывать,
Ты, Спенсер, ни на что не посмотрев, пожалуй, пристыди меня опять.
Хотя известно всем, что ты мой лучший друг,
Но я с тобою все же не желал бы распрощаться вдруг.
Пусть то, что объявился я и обещаю не молчать так долго боле,
Послужит доказательством правдивости и доброй воли.
Прощаясь, ты мне первым руку дал, удерживал ее, не отпуская,
И я по требованью твоему пишу, как мне понравилась страна чужая.
Земля покрыта лесом и неплодородна,
Песчаных много почв, пустых, которые к посевам непригодны.
Однако хлеб растет, но, чтоб зерно не захватили холода,
Весь урожай здесь убирают раньше времени всегда.
Скирдуют, не дождавшись, чтобы вызрело зерно,
И сноп к снопу, необмолоченным — так сушится оно.
К зиме становится земля промерзлой тут,
На пастбище ни травы, ни другие злаки не растут.
Тогда весь скот — овца, и жеребенок, и корова —
Зимует там, где спит мужик, все вместе под одним и тем же кровом.
Мужик как жизнью дорожит своей скотиной
И бережет ее от холодов зимою длинной.
Семь месяцев стоит зима, но солнце яркое, как в мае,
Когда здесь пашут землю и пшеницу засевают.
Умершие зимой без погребения лежат в гробах еловых, богач или бедняк,
Зимою землю мерзлую не прокопать никак.
А дерева повсюду здесь хватает,
Гробов достаточно для всех, кто умирает.
Возможно, справедливо ты испытываешь изумленье,
Что мертвые так долго здесь лежат без погребенья.
Поверь мне, только лишь последнее тепло уйдет,
Как жуткий холод в камень превратит тела и все вокруг скует.
Поэтому они живому без вреда лежат,
Пока весной тепло не возвращается назад.
Зверей их можно с нашими сравнить на глаз,
Мне кажется, размерами они поменьше, чем у нас.
С английскою говядиной по вкусу мясо схоже, но отдает водой,
Хотя является для них желанною едой.
С овцы здесь остригают шерсть, она весьма невелика.
Повсюду птичьи стаи — на суше, на воде средь тростника.
Поскольку много птицы, то и мала ее цена,
Но дичь готовить не умеют, лишь только варится она.
В печь раскаленную ее в котле поставят
Без вертела и без прута, вот так и дичь, и мясо варят.
Посуду оловянную в стране не знают,
Но миски и ковши искусно из березы вырезают,
А ложки деревянные висят на поясах у русских сплошь,
Знать носит ложку и большой мясницкий нож.
Дома невелики, стремятся их в местах высоких строить,
Чтоб снег не заносил, когда зимою все вокруг покроет.
Здесь кровлю крепят на стропилах, пригнанных так ровно,
А стены составляют длинные, как мачты, бревна.
Меж бревен мох, чтоб сохранить тепло, проложен,
Хоть способ этот груб, но безотказен и несложен.
На крыши от обильного дождя и снега толстым слоем кору кладут.
В строительстве не пользуются камнем тут.
Зимою в каждой комнате для обогрева служит печь,
А дров здесь столько, сколько смогут сжечь.
Стекла английского они не знают,
Но горною породою — слюдой, — нарезав тонким слоем, нитками сшивая,
Расположив красиво, как стекло, они свое окошко закрывают.
Однако и стекло не даст вам лучший свет,
Хоть дешева слюда, и ничего богатого в ней нет.
То место, где их бог висит, для них священно,
Хозяин не садится сам туда; вошедший непременно
Поклоны лбом о землю, преклонив колена, отбивает
И, честь приняв, на то святое место восседает.
Хозяин не постель вам приготовит, а медвежью шкуру бросит,
А гость под голову свое седло приносит.
Я удивлялся этому, — зачем так плохо спать,
Когда в избытке птицы здесь, легко перо собрать.
Но это оттого, наверное, что так груба страна,
Они не видят удовольствия от сна.
Я б не хотел, чтоб видел ты, как даже кровь моя застыла в жилах,
Когда мне на медвежью шкуру преклонить колени нужно было.
Со Стаффордом, товарищем моим, нас на постель такую уложили,
Но, слава богу, больше мы таких ночей не проводили.
Итак, писать тебе кончаю,
Скажу, что холодней страну, чудовищней людей найду я где-нибудь едва ли.
Я написал тебе не обо всем, что знаю,
А стану все писать, боюсь, что притуплю перо и поломаю.
Когда бы не торговые дела, смелее за перо я брался,
О грубости людей, о скудости земли я б рассказать старался.
По лапе льва узнают зверя, говорят,
Так в малом догадайся о большом, читая все внимательно подряд.
вернуться

544

«То Dancie». В издании Гаклюйта 1589 г. (см. примеч. 3) послание озаглавлено: «Близкому другу мистеру Эдварду Даней» («То his Especiall Friend Master Edward Dancie»). Об Эдварде Данси сведений в литературе нет; в сборнике Турбервилля «Tragical Tales» ему адресовано несколько стихотворений.

вернуться

545

Турбервилль не избежал бытовавшего среди иностранцев тенденциозного стремления изобразить пьянство отличительной чертой русского быта (ср.:Герберштейн С. С. 207–208; Середонин С. М. Известия англичан… С. 34–35, 92).

вернуться

546

Kuas. Ср.: «…квасы сладкие и черствые и выкислые, кто какова требует…» (Стоглав. Казань, 1862. С. 258).

вернуться

547

Meade. Ср.: «…как мед сытити и вино курити» (Домострой// ВМОИДР. М., 1849. Кн. I. С. 81).

вернуться

548

Ср. перевод М. П. Алексеева: «Другой напиток — мед, услада пьяных уст» (Алексеев М. П. Английский язык в России и русский язык в Англии // Учен. зап. Ленингр. гос. ун-та. Серия филолог, наук. Л., 1944. Вып. 9. С. 80).

вернуться

549

Традиционные замечания об «идолопоклонстве» и «варварстве» русской религии и церкви находим почти во всех записках представителей англиканской церкви.

вернуться

550

Nichola Bough — св. Николай мирликийский или барийский, в России — Николай Угодник. Иконография Николы считается наиболее распространенной в деревянной скульптуре (см.: Рыбаков А. А. Художественные памятники Вологды XIII — начала XX вв. Л., 1980. Ил. 6, 14, 21, 44, 47, 52, 212; Померанцев Н. Русская деревянная скульптура. М., 1967. Ил. 22–29).

вернуться

551

Возможно, Турбервилль видел русскую раскрашенную деревянную скульптуру; резные изображения богов были особенно популярны на русском Севере (См., напр.: Рыбаков А. А. Указ соч. С. 25. Ил. 78, 79; Померанцев Н. Указ. соч.).

вернуться

552

О крестах см.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М-, 1955. Т. III. С. 61; Леонов А. И., Померанцев Н. Н. Деревянная скульптура//Русское декоративное искусство от древнейшего периода до XVIII в. М., 1962. Т. I. С. 118.

вернуться

553

Ср.: «Большая часть женщин ездит верхом со стременами, как мужчины…» (Описание России неизвестного англичанина, служившего зиму 1557–1558 гг. при царском дворе // Середонин С. М. Известия англичан… С. 28).

вернуться

554

Go in buskins. Неясно, имел ли в виду Турбервилль выражение «вставать на котурны», или он говорил об обуви знати на высоких каблуках, отличавшейся от западноевропейской обуви того времени (Очерки, I. С. 206; Рабинович М. Г. О древней Москве. С. 288).

вернуться

555

Ср.: «…Без серег серебряных или из другого металла и без крест на шее вы не увидите ни одной русской женщины, ни замужней, в девицы» (Флетчер Дж. С. 158; Очерки, I. С. 215).

вернуться

556

Ср. с материалами словарей Тонниса Фенне (см.: Xорошкевич А. Л. Быт и культура русского города по словарю Тонни Фенне 1607 г.//Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 211) и Ричард Джемса (см.: Ларин Б. А. Указ. соч.).

вернуться

557

Традиционное замечание иностранцев. Ср.: «…Муж обязан давать жене краски, так как у русских существует обыкновение краситься; это так обычно между ними, что нисколько не считается позорным. Они так намазывают свои лица, что почти на расстоянии выстрела можно видеть налепленные на лицах краски…» (Описание России неизвестного англичанина, служившего зиму 1557–1558 гг при царском дворе//Середонин С. М. Известия англичан… С. 28; Флетчер Дж. 1905. С. 156).

вернуться

558

Ср.: «…Заключенные же дома, они только прядут и сучат нитки не имея совершенно никакого права и дела в хозяйстве… Весьма редко допускают женщин в храмы, еще реже на беседы с друзьями… Однако в определенные праздничные дни они разрешают женам я дочерям сходиться вместе для развлечения на привольных лугах…» (Герберштейн С. С. 73). Мнение о том, что женщина в XVI в. не участвовала в ведении домашнего хозяйства, не подтверждается источниками.

вернуться

559

Ср.: «…Они не верят в честь ни одной женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Я хочу сказать, что они не признают женщину целомудренной в том случае если она дает на себя смотреть посторонним или иностранцам» (Герберштейн С. С.73). Иностранные путешественники нередко тенденциозно подходили к изображению роли и положения женщины в русской семье. Теремное затворничество женщин, якобы характерное для всех семей, в действительности наблюдалось в основном в среде феодальных верхов и не было распространено в крестьянских и посадских слоях. Не имело ничего общего с действительностью и утверждение об общей безнравственности женщины, роль которой в жизни семьи обеспечивала ей обязательное уважение и в социальных верхах, и в широких народных массах. Об этом свидетельствует и русская средневековая литература, создавшая немало женских образов — образцов высокой нравственности, чистоты и верности.

56
{"b":"585644","o":1}