Ночь, проведенная в плацкартном вагоне лениво постукивавшего на стыках поезда, не принесла Сене ни покоя, ни отдыха. На частых полустанках в вагон входили или выходили из него угрюмые мужчины с рюкзаками и сумками. Это на леспромхозовских делянках проходила смена бригад. Слышался звон стаканов и кружек, шумные разговоры, переходящие временами в громкое выяснение отношений. Сеня лежал на второй полке, поглядывал на часы и жалел, что не занял третью, багажную, под самым потолком.
Около шести часов утра поезд остановился у пыльного перрона Питкярантского вокзала, представлявшего собой одноэтажное деревянное здание, окрашенное зеленой краской. Прохладный ветерок с Ладоги доносил до непривычного Сениного носа сладковато-приторный запах. Несколько лет назад нужда заставила Сеню поработать пару месяцев на кожевенной фабрике, отравлявшей всю округу невообразимыми ароматами. Пожалуй, Питкярантский целлюлозно-бумажный комбинат по омерзительности запахов ни в чем ей не уступал, но многократно превосходил масштабами производства. Впрочем, минут через десять, подходя к маленькой, похожей на дачный туалет, будочке, где продавали автобусные билеты, Сеня уже привык к нему и перестал замечать.
Узнав, что до Уксы ехать всего 11 километров и взяв билет на автобус Питкяранта-Салми, Сеня вскоре уже поглядывал в окно, направляясь к месту будущей работы. Центр города был застроен двумя десятками типовых панельных пятиэтажек, мелькнуло здание кинотеатра с афишей фильма "Репортер", пара магазинов и сберкасса. Дальше ехали мимо окруженных заборами одноэтажных щитовых или рубленных деревянных домов и убранных огородов. Но и они быстро закончились. Автобус выехал на укатанную грунтовую дорогу, вдоль которой стеной стояла карельская тайга. Вот прямо среди этой тайги водитель, крикнув: "Укса! Кто спрашивал...", Сеню минут через десять и высадил.
Он вышел из автобуса в стелящийся по земле неплотный туман. Изо рта шел пар, сверху как-то незаметно начал накрапывать дождь. Среди густой влажной травы виднелись гладкие блестящие гранитные выступы, называемые в Карелии "лбами". Они тянулись по краю невысокой гряды, расположенной вдоль одной стороны дороги. Сверху, на самой гряде и напротив нее стояли по-осеннему печальные сосны. Когда стих шум отъехавшего автобуса, голову Сене сдавила глубокая тишина. Никаких признаков присутствия людей заметно не было, и, если бы не синий указатель с надписью "Укса", Сеня решил бы, что водитель его разыграл. Но указатель имелся. Его тронутая ржавчиной опора скрывалась в покрывавшем траву тумане, отчего синяя металлическая табличка казалась волшебным образом подвешенной в воздухе. Если бы кто-то мог в этот момент посмотреть на Сеню сверху, то увидел бы стоящего на облаке в окружении вечнозеленых деревьев маленького человека с чемоданом. "Да,- подумал бы этот кто-то,- оказывается, и в рай надо прибывать с вещами". Но Сеня не знал, что он в раю, поэтому он вытащил из облака свой чемодан и, скользя на мокрых камнях, начал подниматься на гряду.
Наверху он огляделся, и опять показалось было, что вокруг сплошной девственный лес, но перед глазами мелькнуло вдруг что-то неестественно яркое для тоскливого серо-зеленого пейзажа. Приглядевшись, Сеня увидел красный флаг, бессильно повисший на высоком древке, а следом за ним, как в детской картинке-загадке, вдруг разом разглядел и бревенчатый дом, на котором был закреплен флаг и другие живописно разбросанные среди сосен бревенчатые и щитовые домики. Из труб некоторых из них поднимался к небу дымок, и замерзший голодный Сеня живо представил себе теплую кухню и заставленный тарелками стол. Подивившись неожиданно открывшейся картине, Сеня двинулся к избушке с флагом, безошибочно узнав в ней пункт дислокации местного начальства.
Мокрые деревянные ступени привели его на крыльцо под крепким навесом. Сеня потопал ногами, встряхнулся, как большая собака, и безо всякой надежды потянул ручку двери. Как ни странно, та легко подалась, и Сеня, переступив высокий порог, оказался в светлом квадратном помещении, из которого вело четыре двери. Три из них с табличками "Секретарь", "Бухгалтерия" и "Отдел кадров" были закрыты, а в проеме четвертой, снабженной надписью "Инженер по технике безопасности", стоял высокий, худощавый белобрысый парень лет двадцати пяти с острыми глазами и улыбчивым лицом.
-Привет, - сказал он, - ты кто? На работу приехал?
-Привет, - печально вздохнул Сеня.- Это Уксинская ГРП?
- Ага, - ухмыльнулся белобрысый, - она, родная.
- Тогда, я к вам..., на работу..., меня Семеном зовут.
-На шахту что ли? Давно дожидаемся..., а я Коля. Давай, пиджак снимай, сейчас посушим, да и сам заходи, погрейся, чайку попьем.
Он усадил Сеню к горячей круглой железной печи, налил кипяток в эмалированную кружку, насыпал на глазок заварки и сахара, помешал алюминиевой ложкой, подвинул тарелку с бутербродами:
- У меня дежурство заканчивается, скоро дома поем. А ты давай, ешь, столовая только в девять откроется.
-А что за дежурство? - Сеня спрашивал безо всякого интереса, просто из вежливости, да и бутерброды во рту мешали разговаривать.
-Да я тут за технику безопасности отвечаю. Сижу на связи на всякий случай.... Буровые же работают, шахта - мало ли что...- туманно ответил Николай.
Долго им поговорить не пришлось - краем глаза Сеня увидел за дверью мелькнувшую большую фигуру.
- О, начальство появилось, - вполголоса сказал Николай, с деловым видом уселся за стол и торопливо начал записывать что-то в большую книгу.
За дверью послышались основательные шаги и через секунду, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, в комнату вошел великан. Вошел как-то боком, очевидно, беспокоясь о сохранности дверных откосов. Непропорционально большая голова без каких либо признаков шеи покоилась на относительно нешироких плечах и почти касалась потолка. Грудь переходила в перепоясанный ремнем выступающий живот, являющийся самой обширной частью тела. Опорой этой конструкции служили напоминающие колонны ноги, упакованные в теплые черные брюки. Последние были заправлены в колоссальных размеров кирзовые сапоги, тщательно начищенные и блестевшие, как перед парадом. Темная клетчатая рубаха с надетым сверху теплым жилетом почти до середины груди закрывалась окладистой черной бородой, переходившей в густые бакенбарды и усы. Где-то среди них временами угадывались белые зубы. Словно шляпка подберезовика среди травы, торчал нос. Зачесанные назад волосы открывали узкий лоб с густыми бровями, ниже которых сверкали большие темные с красноватыми белками пристально смотрящие глаза.
Великан открыл рот, и послышался высокий звук надвигающегося вихря, а затем мерный рокот камнепада. Завороженный Сеня, успел разобрать только конец фразы, обращенной к Николаю: "...дела на буровых?". Тот хотя и был, разумеется, более привычен к особенностям речи великана, судя по растерянному виду, тоже мало что понял, и поэтому сидел молча с выпученными глазами. Великан без видимого усилия до отказа заполнил голосом комнату. Сеню при этом ощутимо качнуло, а ложечка в кружке задребезжала:
- Николай, ты что, не проснулся? Или как?! Я спрашиваю, как дела на шахте и буровых?
-А-а-а, Всеволод Михалыч...да я... это... не спал..., все в порядке... никаких происшествий.
-Все в журнал запиши. Ты Семен? - обратился великан к Сене.
-Да, - прошелестел тот.
-Ко мне в кабинет.
На ватных ногах Сеня пошел за Великаном.
Через комнату секретаря прошли в кабинет с табличкой "Начальник Уксинской ГРП Миронюк В.М.". Свет пасмурного утра, льющийся через три тщательно вымытых окна с красивыми лакированными переплетами, освещал расположенные буквой "Т" столы и два ряда стульев.
- Садись, Семен.
Сеня робко устроился в образованном столами углу прямо напротив великана. Тот сел, оперся локтями о стол и слегка наклонился вперед, отчего голова его оказалась рядом с Сениным лицом.
