И надо же было такому случиться, что как-то раз, в конце короткого чукотского лета, выйдя утром на лодке для обычных замеров температуры воды, Женька выловил из моря запечатанную бутылку из-под обычного "Жигулевского". Внутри сквозь стекло виднелась какая-то бумага. Привязав лодку, Женька поднялся в свою квартирку, ножом расковырял выструганную из дерева пробку и вытащил бумагу, которая оказалась письмом.

Бумага оказалась частью зеленоватого цвета упаковки из-под пачки чая N 36. Текст был следующим: "Я Генка Шубин раненый лежу около ручья в избе. Помогите кто может а то умру". Потом шла дата и даже время было указано.

Женька собрался быстро. По рации связался с Эгвекинотом, сказал, что вечером на связь не выйдет, так как будет снимать в заливе сети. Взял бутылку спирта, аптечку, топорик, банку тушенки, сухари, чай, сахар, котелок, спички, сигареты, карабин, патроны и нож, пару канистр бензина и парашютную стропу, такую же, какой привязывал лодку к причалу у маяка.

Где находится изба (так называли здесь охотничьи и рыбацкие лесные домики), Женька точно не знал, но предполагал, что неизвестный Генка Шубин, судя по дате на записке, находился где-то недалеко. Скорее всего, на ручье Бастах. Избу эту Женька отлично знал, плыть туда надо было километров 10, а потом еще вверх по ручью около километра. Если воды в ручье много, этот километр тоже можно будет пройти на моторке. Дорога до устья ручья заняла около 2 часов - в заливе было приличное встречное течение. А вот в ручье вода не покрывала донные валуны. Пришлось лодку затащить в кусты, нарубить веток и хорошенько ее укрыть: если этот Генка Шубин ранен, значит, в лесу может шляться недобрый народишко, причем не местный - от местных в избе прятаться глупо - они Генку бы там давно нашли. Женька взял рюкзак, карабин и, стараясь не шуметь, пошел вверх по ручью.

Несколько раз он останавливался, слушал, закурить не решался, хотя ничего необычного вокруг заметно не было. Наконец, увидел избу - грубо сложенный бревенчатый сруб высотой меньше 2 метров. Положил рюкзак, снял с предохранителя карабин и подошел к избе сзади. Крикнул: "Эй, есть кто-нибудь?"

В избе завозились, слышно было, как передернули затвор.

- Э-э-э,- опять крикнул Женька,- ты что, стрелять вздумал? Я твою бутылку нашел, зайти-то можно?

- Ты один? - Раздался изнутри слабый голос.

- Один-один, - ответил Женька, - можно заходить?

- Давай...

Когда глаза привыкли к царившему внутри полумраку, Женька увидел вначале направленный на него ствол карабина, потом лежащего на нарах изможденного светловолосого человека лет 40. Одет он был в трикотажные темные спортивные штаны и грязную порванную рубашку с короткими рукавами. Все руки человека были в татуировках, они же просматривались и в распахнутой на груди рубахе. "Зэка", - подумал Женька, отвел направленный на него ствол и присел на нары.

- Ты откуда здесь в таком виде, - спросил он - будто за огурцами во двор вышел? Ты Генка?

-Ага, Генка. Слушай, друг, я тебе после все расскажу, а сейчас забери меня отсюда, я уже дней 10 не ел ничего. Ногу, наверное, сломал, ослабел - уже умирать собрался.

- Меня Женькой зовут. Десять дней не ел? Значит, есть-пить тебе ничего пока нельзя, а ногу сейчас приладим.

- Как приладим, как приладим? - Забеспокоился мужичок. - Она у меня и так прилажена...

- Ладно, лежи пока.

Женька сходил за рюкзаком, вынул топор и из старого ящика, лежавшего в углу избы, выломал доску. Примерил по ноге и обрубил доску в нужном месте.

- Где болит?

Мужик подтянул штанину и показал сильно опухшую посиневшую щиколотку.

- Та-а-к, перелом закрытый.

- Да, может это и не перелом?

- Может и не перелом, но шину наложить надо.

Женька достал бинт, замотал ногу, чтобы дерево не терло кожу и, приставив доску, туго примотал ее к ноге.

- Ну как, нормально?

- Да вроде ничего, мне уже и все равно, ноет только и все. А что теперь?

- Ну, что, идти надо...

- Давай, пошли,- мужичок сообразил, что ничего плохого Женька ему делать не собирается и немного успокоился.

- Пошли..., а ты идти-то сможешь? Если я костыль тебе сделаю, а?

Женька почти вынес Генку из избы, поставил на ногу и увидел, как дрожит у него все тело, что не то, что идти, а даже просто стоять на одной ноге он не в состоянии.

- Да-а, брат, идти ты не можешь.

Тот спросил с некоторым вызовом:

- Так что, бросишь меня?

- Чего это я буду тебя бросать? Сейчас, подожди...

Женька сходил в избу за рюкзаком, вынул из него парашютную стропу. Разрезал пополам, примерился, связал из каждой половины по кольцу. Потом велел Генке сесть на землю, продел его ноги в кольца, сел сам перед ним и надел кольца на плечи. Попробовал встать - не получилось:

- Давай к дереву подойдем, без опоры не встану.

Доковыляли до дерева с низко свисающим суком, Женька подтащил туда же рюкзак, Генкин карабин и уже хотел было начать процесс водружения Генки на собственную спину, когда тот вдруг сказал: "Э, подожди у меня же там вещички остались..."

- А что там, тяжелое?

-Да нет, рюкзачок маленький - под нарами лежит.

Женька сходил за рюкзаком, положил его в свой, полупустой, и подпер какой-то палкой дверь избы.

- Ну, давай, Генка, садись что ли....

Женя с трудом поднялся, цепляясь за ветку, потом спереди надел на себя рюкзак, что создало некоторый противовес сидящему сзади Генке, на шею надел два карабина и потихонечку двинулся к заливу.

Женька ступал осторожно, боялся, что, если упадет, встать будет трудновато, да и Генкина нога его беспокоила - какой-то был у нее страшноватый черный оттенок - и причинять ему лишнюю боль не хотелось. Хорошо, что идти было не очень далеко и все время вниз с небольшим уклоном. Отдохнули только один раз, когда дошли до высокого пня. Генка остался сидеть на нем, а Женя, скинув рюкзак, полежал немного на теплом мхе и покурил.

- Слышишь, друг, сказал Генка, - а, как бы мне чего-нибудь пожевать?

- Да есть у меня еда - тушенка, сухари, чай, сахар - вот только не знаю, что тебе можно; как бы заворота кишок не было. Женька немного подумал:

- Давай-ка я тебе дам пока сухарь пососать - пока один только.

- Давай, - усмехнулся Генка, - с чего-то начинать надо. И еще покурить, дай, пожалуйста.

Они еще посидели, подымили и пошли дальше. Расспрашивать Женька ни о чем своего нового приятеля не стал - знал, что зэки этого не одобряют - захочет сам расскажет о своих приключениях. Хорошо, что было лето и, несмотря на почти уже ночное время и близость осени, было светло.

Наконец, подошли к заливу. Женя подлил горючего, спустил лодку на воду, перетащил в нее вещи, а потом и своего попутчика, завел двигатель и направил лодку к маяку.

Через полтора часа они уже сидели в комнате на маяке. Женька поставил варить суп, а сам вышел в залив на вечерние замеры. Пришел, налил Генке немного бульона и дал один сухарь:

- Тебе пока больше нельзя. И, слушай, тебе в больницу надо, не нравится мне твоя нога - гангрена может начаться.

Генка подумал:

- Да я не возражаю, ксива у меня имеется, ничего за мной нет - пусть меня в больничке подлечат-подкормят.

И уснул, не успев доесть свой сухарь.

Проснулся он утром, когда Женя передавал по рации метеосводку и просил прислать какой-нибудь транспорт для больного.

- Кто больной? - Спросили из поселка.

-Да рыбак ногу сломал, а мне до вас на своей моторке долго ехать, да и маяк не могу бросить.

- Поняли, пришлем что-нибудь и фельдшера тоже - пусть посмотрит, может там, кроме белой горячки нет никаких болезней.

"Давайте присылайте фельдшера, только лучше будет" - подумал Женя и услышал, как Генка его просит:

- Женька, чаю мне сделай, пожалуйста, и сухарик. И покурить.

Женя подошел к плите, налил в железную кружку кипяток и насыпал чуть-чуть чай из пачки.