Надо сказать, что володин выбор был воспринят с воодушевлением всей казармой. Маша была девушка, о которой с первой же встречи становилось ясно, что забыть ее уже не удастся в течение всей оставшейся жизни, какой бы длинной она ни была. Внешне она как будто не отличалась от тысяч молоденьких девушек, которых все мы видим каждый день - невысокого роста, стройная, подвижная, симпатичная. Только вот после общения с ней каким-то непонятным образом человек начинал чувствовать себя способным к совершению великих дел. Приходило ощущение, что все в жизни будет прекрасно, а все задуманное или то, что еще только будет задумано, непременно получится. Наступало волшебное чувство полной внутренней гармонии и смехотворности всех окружающих проблем. Ладно бы, если такое впечатление она производила бы, ну, например, на Григория, которому каждая девушка казалась воплощенным ангелом - в этом не было бы ничего странного. Но ведь, скажем, и Витя Петухов, пять лет безнадежно влюбленный в Таню Баранову, похлопал Вову по плечу и сказал: "Вовка, я тебя понимаю. Маша будет наша!" А Соня Гонару..., - она, как и другие девушки, разумеется, не могла удержаться, чтобы не посмотреть на Машу, - просто объявила, что та колдунья, подумала и добавила - добрая.
Ну, и что прикажете в этой ситуации делать? Сначала казарма хотела, было, Машу украсть - та не возражала. Ведь быть украденной будущим мужем это не то, что убежать из дома с мужчиной. А после свадьбы можно было бы попросить у Барона прощения. Этот вариант был тщательно обдуман. Даже была проведена предварительная разведка. Миша Афонькин, служивший срочную службу в роте разведки в погранвойсках, вернулся, как он сказал, из рейда и сообщил, что живет Барон в большом доме за высоким забором. У дома охрана: "Крутятся какие-то в шляпах". Миша даже сказал, что завербовал одного и теперь в стане Барона был свой агент Казармы. Так вот, по Мишиному мнению, штурм дома - дело бесперспективное: "У них, наверное, и оружие имеется". Короче, кражу невесты пока отложили: решили засылать сватов.
Найти нескольких серьезных ребят среди целого курса проблемы не составляло. Но ведь одной серьезности мало - нужна была настоящая солидность. А какая солидность у студентов средним возрастом двадцать два года в полинявшем солдатском обмундировании и не имевших даже погон на плечах? Идти в гражданском - еще хуже - футболки, разномастные брюки и кеды тоже солидности не прибавляли. Решение пришло, как всегда, после отбоя, когда обсуждались самые животрепещущие проблемы.
- Был бы у нас генерал..., - сказал кто-то в темноте.
- Точно, генералу бы этот хмырь не отказал.
И тут Григорию пришла в голову замечательная мысль.
- Володя, - позвал он лежащего над ним на двухъярусной кровати Вовку Зинченко. Тот не отвечал - видимо, уже заснул. Григорий начал толкать ногой сетку верхней кровати и дождался недовольного бурчания:
- Ну, че ты пихаешься?
- Вовка, у тебя же есть генерал.
- Что?! Какой генерал? - Володька уже спал, когда в чью-то светлую голову пришла мысль о генерале.
- Ты что не слышал ничего?
- Нет, а что было?
Притихшая было казарма, быстренько все Володе разъяснила.
- Ну, и что? А откуда у меня генерал? Отец у меня полковник.
Действительно старший Зинченко был полковником авиации и служил под Новгородом.
- Да я же не про отца, Зазорин-то, вроде бы, генерал.
Евгений Александрович Зазорин был отцом Володиной невесты, Татьяны, и работал генеральным конструктором в каком-то страшно засекреченном НИИ в Большом доме на Московском проспекте в Ленинграде. Около их квартиры даже время от времени выставляли охрану. Григорий был как-то у них в гостях и видел богато украшенный наградами парадный мундир.
Володя засмеялся:
- Да вы что шутите что ли, он никогда не согласится, он и мундир-то никогда не носит.
- Ну, давай попробуем, вдруг согласится?
- Да вы что, мужики,- взмолился Володя, - ну, как это он поедет в Выборг сватать у цыганского барона незнакомую девушку, ну это просто невозможно себе представить! Глупость какая-то! Только Григорий мог такое сочинить!
Тем не менее, на Вовку Зинченко так навалились, что называется, всем коллективом, что он вынужден был пообещать попробовать поговорить с будущим тестем, правда, не напрямую, а через Татьяну. Про себя же он решил дело это заволынить, ввиду полной его бесперспективности.
Однако сделать это Володе не удалось. Буквально на следующий день проведать его приехала невеста. Тут-то ее и просветили, что от нее зависит, немного-немало, счастье Вовки Цыбина. Поскольку Таня его хорошо знала, реакция была ожидаемой: "Я с папой поговорю".
Зазорин-старший был человеком с юмором. Услышав рассказ дочери о Дне военно-морского флота, цыганской невесте и цыганском бароне, он задумчиво произнес: "Никогда бы не поверил, что такое может быть..."
- А что тут необычного, пап? Просто влюбился человек в цыганку, подумаешь! - произнесла Татьяна. Она училась в Ленинградском университете на журналиста, одновременно работала нештатным сотрудником газеты "Смена" и воображала, что удивить ее в этой жизни уже ничем невозможно.
- Да, конечно, доченька, в этом-то ничего особенного нет, хотя многие за всю жизнь не видели ни одного цыганского барона. А вот, если для того, чтобы сосватать, скажем, тебя, на ноги будет поднят весь твой курс и еще незнакомые генералы, я буду считать, что воспитал хорошую дочь и жизнь удалась. Обязательно надо с этим Цыбиным познакомиться.
- Так ты поедешь, что ли?
-А как же Танечка! Конечно, поеду. Еще и спасибо тебе скажу. Не все же самолеты строить.... А там ведь, наверное, надо за невесту какие-то подарки дарить - я этих баронов немного знаю, они денежки любят. А жених, вряд ли из богатых будет? - Засмеялся Зазорин-старший. - Может, ему в долг дать?
- Не знаю, папа, точно, но, по-моему, там над этим вопросом работают...
- Поразительно, - еще раз повторил будущий Вовкин тесть, - передай в Выборг, в субботу приеду.
Таня была права: над вопросом выкупа за невесту в казарме действительно думали. Да, собственно, думать тут было нечего. Женька Болванов с самого начала обещал Цыбину за невесту своего Медведя.
3. Медведь.
До того, как Женька стал студентом Горного института, он 2 года проработал смотрителем маяка в заливе Креста, что является частью Анадырского залива на Чукотке. После армии он попробовал поступить в Ленинградский Гидрометеорологический институт, но по конкурсу не прошел - подзабыл школьную программу за 2 года службы. Не увидев себя в списке поступивших, Женька рассеянно скользил глазами по доске объявлений. И обратил внимание на предложение работать на метеорологическом посту, на Чукотском полуострове. Родственников, по крайней мере, тех, о которых бы он знал, у Женьки не было, воспитывался он в детском доме. "Что ж,- подумал Женька, - там точно никто не будет мешать готовиться к экзаменам", - и позвонил по телефону, указанному в объявлении.
Работа на маяке Женьке нравилась. Нравился сам маяк высотой с девятиэтажный дом и жилая комнатка на первом этаже - его первое отдельное жилье. Нравилось включать маяк, настраивать огромные зеркала, следить за вращающимися створками, колоть дрова в ожидании долгой суровой зимы, вести журнал наблюдений, связываться по рации с поселком Конергино или Эгвекинот. Да и значимость своей работы он тоже быстро оценил - к нему уважительно обращались по имени-отчеству, постоянно запрашивали результаты наблюдений - температуру воздуха и воды на разных глубинах, а зимой - толщину и плотность снега, скорость ветра и влажность. Да и проходящие мимо суда сигналили маяку, по-видимому, в благодарность за то, что не пришлось заблудиться или сесть на мель посреди Анадырского залива. Любил Женька и свою легкую плоскодонную моторную лодку, с которой так удобно было ловить рыбу, да и само это занятие - рыбную ловлю - Женька обожал с детства.
