Старик Воинко прошел в узкий проход, почти незаметный в густой листве, и поманил Донских за собой. Горий впервые попал в капище Белбога. В храме Макоши, что издавна действует в селе, он бывал частенько. В нем же, когда ему исполнилось 12 лет, Дары украсили голову парня васильковым венком, символизирующим вступление в возраст, когда мальчику уже пора иметь тайное, неизвестное никому, кроме волхва и его самого, имя. В тот заветный день он и получил его — настоящее, защищенное от наговоров и сглазов.

Войдя через заросший проем вслед за дедом, парень с любопытством огляделся. Площадка капища — небольшая, саженей двадцать в поперечьи. В центре высился деревянный болван из потемневшего от времени дуба. В правой руке он держал кусок железа. Гор уже знал, что Белбог судия, осуществляющий правосудие. Лицо Белбога смотрело на вошедшего серьезно и изучающе, будто желало понять — натворил ли он уже что-нибудь или еще нет. В углу чуть пониже стоял второй болван — Чернобога, неразлучный брат и противоположность Белбогу. Его сморщенное лицо из многих складок, строгое и даже немного устрашающее. У ног Белого идола на широком помосте уложены рядами золотые и серебряные украшения, здесь же засохшие пироги, кусок вяленого мяса — охотник выделил от добычи. Все — приношения Богу, накопившиеся за долгое время. У Чернобога — в основном, высушенная трава и коренья — символические подарки, лишь бы отдать дань вниманием, не обидеть, а то будет мстить. По кругу перед помостом выглядывают из земли жировики-лампы. Горий заглянул за идолов и увидел позади крылатого коня. Сразу же зачесался язык спросить — зачем он Белбогу, но торжественность обстановки заставила проглотить вопрос. Сегодня его ждал важный ритуал: на глазах у Белбога он должен принять в руки меч и с этой минуты стать мужчиной-воином.

Воинко, быстро переодевшийся в белую до пят рубаху, повесил на шею каменный лазоревый образ Бога Рода с кудрявым подростком рядом — Белбогом, и поставил волнующегося юношу в центр круга, ограниченного горящими жировиками. Дед Несмеян, выполняющий роль представителя и поручителя за внука перед Богами, в стороне бережно, словно дитя, держал на открытых ладонях трофейный оголенный меч. Воинко преобразился невиданно: только что старый спокойно-рассудительный человек, ведун вдруг помолодел мгновенно и стал торжественным и каким-то неземным. Пропев гимн Богу, старик, впрочем, уже не старик, а крепкий светлый муж, принял меч из рук Несмеяна и, опустив парня на колено, возложил оружие плашмя на его темя. Губы Воинко быстро-быстро зашевелились, под конец он возвысил голос и Гор разобрал слова: «Да не подведет меч хозяина своего, как и он не подведет его, да будет крепка Совесть наша и да будут все деяния наши да во славу Предков наших и во Славу Рода Небесного и ипостаси его Белбога!

Тако бысть, тако еси, тако буди!»

Воинко поднял парня взглядом и торжественно передал в его руки очищенный молитвой меч. Зардевшийся от волнения Горий взял его двумя руками и высоко поднял над собой:

— Да не посрамлю славу русичей, Богами-предками данную. Тако ести!

В этот момент ему показалось, что небесный луч, сорвавшись с проплывавшего облака, зайчиком скользнул по блестящему лезвию меча и, преломившись на его грани, снова ушел в бездонную ввысь. От того луча меч вдруг стал тяжелым и горячим, как уголь из печи, и Горий от неожиданности чуть не выронил клинок. Ему пришлось изо всех сил напрячься, чтобы удержать оружие в руках, и медленно, не подавая вида, как ему больно, парень опустил меч к ногам. По-настоящему обожжённые руки саднили, очень хотелось собрать ладони вместе и подуть на них, как в детстве, но парень крепился. Он же теперь мужчина, воин, а воину негоже показывать на людях слабость.

Дед Несмеян незаметно оттер слезу с заросшей щеки.

Ведун снова преобразился. Закончив церемонию посвящения, он вновь как-то легко вернулся в свой прежний облик заботливого мудрого старика. Подойдя к юноше, нет, к мужчине, ведун приобнял растроганного парня:

— Поздравляю Гор, теперь ты воин Веры. Конечно, правильнее было бы у Перуна благословение на оружие получить тебе, но где он сейчас? Разорили его светлое место изверги. Белбог старше Перуна, тот ему внуком приходится. Ну да Дед на нас не в обиде. Луч он прислал — видел же. Значит — принял тебя в светлое воинство. Теперь можешь всем говорить, что сам Белбог твое оружие очистил и к бою подготовил. Так что применяй меч грозный только супротив ворога, а не против беззащитных. Против детей, стариков и женщин разрешается его в дело пускать, только если они на тебя первыми с оружием в руках напали. А с врагами своими в открытом сражении или засаде будь в меру жесток и в меру великодушен, если враг того заслуживает. Ну, — он отпустил Гория, поглядывающего на него подозрительно замутненными глазами, — вот и все. Подождите меня за оградой.

Старик Несмеян вышел первым, за ним из зарослей выбрался Гор, не отрывая взгляда от меча.

За кустами калины шумел ветер, парил почти на уровне людей над долиной коршун, высматривая куропаток в высокой траве, светлый кедрач, показалось, приветственно качал ветками новому воину. Скольких выходящих из заветных ворот бойцов видел он за свою жизнь?!

Где-то вдалеке, в долине за Горючим камнем, раздался приглушенный расстоянием медвежий рык и растекся гулко по пространству. Несмеян кивнул в ту сторону:

— Гон у косолапых, самая пора любиться. Нервничает Михаил Иванович, соперников ищет, кости размять охота, видать. Как бы нам под горячую лапу не попасть, а? — и оглянулся.

Рядом стоял неслышно приблизившийся Белогост. С озабоченным видом он прислушивался к отзвуку рыка:

— Не нравится мне этот косолапый.

— А почему? — Горий вложил меч в ножны и начал прицеплять за кольцо к поясу. — Мишка, как мишка.

— Может, и так. А может и нет. Скоро узнаем. Ну, русичи, двинули обратно. Нам бы к обеду успеть, дела дома есть. Как бы шкуры не пересохли на таком жару.

Несмеян пропустил ведуна и пристроился следом. Горий, украдкой подув-таки на красные от жара ладони, придерживая локтем рукоятку меча на поясе, потянулся за ними.

Спустились быстро. Вниз тропинка ссыпалась под ногами каменистой сыпью, но люди сдерживались и осторожничали. Никто не упал и не оступился, видно, Боги благоволили. Войдя в первые деревья кедрача, остановились, оглядываясь. На густой хвое, прямо на их следах лежала свежая медвежья куча. Воинко тревожно огляделся. Шумел кедрач, качались легкие ветки с длинными иголками. В стороне подрагивали былки малины, обсиженные дикими пчелами. Рядом прошуршал в траве какой-то мелкий зверек, мелькнув в нечастой зелени черными полосками, скорей всего, бурундук. Несмеян, что-то заподозрив, тоже внимательно всмотрелся в темнеющие заросли. И с непониманием оглянулся на ведуна:

— Что-то не так?

Белогост молча поднял руку, останавливая новые вопросы товарищей, подождал немного, прислушиваясь, и нарисовал двумя пальцами круг перед собой. Потом выставил вперед обе ладошки и напряженно замер. Несмеян и Гор тоже не двигались и поглядывали на него обеспокоенно. Что-то происходило. Воинко словно застыл и стал похож на идола Белуна. Вдалеке снова рыкнул медведь, затрещал валежник, шумнуло в малиннике и качнулись его верхушки. Косолапый, затаившийся там, удалялся. При этом он шел как-то неуверенно, нарезая полукруг, поворачивал в одну, затем в другую сторону. Горий сжал рукоятку меча, и незаметно для себя немного оскалился. В этот момент он жаждал боя, пусть даже с медведем, но чтобы яростного и смертельно опасного. Дед Несмеян верно понял внука. Он тихо шагнул к Горию и с мягкой улыбкой положил руку ему на плечо. Горий резко обернулся. Оскал медленно сползал с лица. Несмеян наклонился к его уху:

— Будя, охолонись. Боя не будет, не жги понапрасну ярое сердце. Старик сам справится.

Горий словно очнулся. Выпрямился, немного смущенно улыбнулся, но руку от меча не отнял.

Волхв обернулся и опустил ладони. Встряхнул их, поморщился: