Если при последнем выстреле отлетит последний винт, то пушку вынесет в заднюю стенку боевого отделения, а это – перегородка из тонкого листа стали, а за ней двигатель и всё остальное. Но я уже в азарте. Зарядили пушку, оба вылезли из танка. Изолента, куски монтажных проводов, инструмент электрика, включая паяльник на 24 вольта (напряжение бортовой сети танка) у меня всегда были с собой. Я вывел наружу провода от кнопки электроспуска пушки и замкнул их. Раздался выстрел, танк присел, как обычно отклонившись назад, пушка сразу накатилась в исходное положение, и мы поняли, что обошлось. Отлегло. Спасибо последнему винтику, не подвёл.

Для чего тогда мы рискнули? Мне было 25 лет. В возрасте на несколько лет старше я ни за что не поступил бы таким образом. Кроме того, тогда у меня ещё не было достаточного опыта. Я думал, что технические службы испытательного батальона, выделяя танк для испытаний с проведением стрельб, проверят техническое состояние всех систем и устройств вооружения. В дальнейшем я всегда всё проверял сам, не надеясь ни на что и ни на кого. А с Аполлоном Андреевичем я встретился ещё раз на Семипалатинском полигоне и удивился его мастерству, когда он производил погрузку машин, прошедших испытания, на железнодорожные платформы.

В декабре 1957 года, после защиты дипломного проекта и объявления приказа о назначениях, нам предоставили отпуск. Мы догадывались, что выписки из этого приказа должны были поступить и в те части, куда нас назначили. Пять человек из нашего отделения, все молодые и получившие назначение на Полигон, решили съездить туда для первого знакомства. Предписания явиться на Полигон для прохождения службы у нас ещё не было.

На проходной нас не пустили даже на жилую территорию, куда вход был тоже по пропускам. Но на проходной был внутренний телефон, ктото из нас догадался снять трубку, а коммутатор на Полигоне был ручной, и на отзыв телефонистки попросить соединить с дежурным по части. Объяснили дежурному, кто мы такие и зачем приехали. Дежурный оказался нормальным человеком (а впоследствии я понял, что на Полигоне почти все офицеры являются нормальными людьми), он позвонил начальнику строевого отдела, у которого действительно уже была выписка из приказа о наших назначениях, и через некоторое время нам выписали пропуска, каждому в свой отдел. И за каждым пришёл сопровождающий из отдела.

И вот приводят меня в кабинет начальника отдела, там же находится мой будущий начальник лаборатории. Я заранее понимал, что мне, вероятно, будут задавать вопросы. Поэтому несколько дней я только тем и занимался, что мысленно повторял всё, чему меня учили в Академии по стабилизаторам вооружения танков. Именно в эту лабораторию меня и назначили. «Мысленно» – потому, что весь курс по этому разделу был секретным, и дома записей быть не могло. В целом я чувствовал себя вполне подкованным, так как и тема моего дипломного проекта соответствовала этому направлению. Но внутреннее волнение, конечно, было.

Я ожидал чего угодно, но только не того, что прозвучало в первом вопросе и о чём пошла речь дальше. А первый вопрос из уст начальника отдела прозвучал буквально так: “Вы в волейбол играете?” Я удивился, но вопрос-то был для меня выгодным. Я ответил, что играю. Тогда начальник спросил, на каком уровне я играю. Я ответил, что играю за первую сборную Академии. А дальше последовало приглашение всех сотрудников отдела, и было объявлено, что в отдел приходит офицер, который отлично играет в волейбол, более того, является игроком первой сборной команды Академии. Это потом я узнал, что на Полигоне был культ волейбола, соревнования отделов вызывали ажиотажный интерес, но наш отдел был в этом вопросе одним из самых слабых. Могу сказать, что мне удалось значительно повысить волейбольный рейтинг отдела сразу, не дожидаясь окончания отпуска. Меня начальник попросил приезжать в дни проведения игр. Я согласился. А о стабилизаторах вооружения и моих познаниях в этой области вопрос на первой встрече так и не возник.

Придя к Галинке 31 декабря 1958 года, я пригласил её в клуб Полигона на праздничный вечер, который к тому времени был уже в полном разгаре. И она согласилась. До Нового года оставалось совсем немного времени. Действом в клубе руководил приглашённый затейник, а главным занятием присутствующих были танцы.

Я был счастлив, что преодолел себя, свою стеснительность, граничившую, наверное, с робостью при общении с девушками. Галинка выглядела поначалу несколько растерянной, возможно даже смущённой. Ведь ни она сама, ни местное сообщество военного городка не ожидали появления такой пары на новогоднем вечере. Предпосылок к этому, вроде бы, не было. Галинка осмелела только тогда, когда был объявлен танец с призом за лучшую улыбку, а, желательно, и весёлый смех во время танца.

Чтобы всё было понятно, я должен описать одного персонажа. Коля Ф. – техник отдела артиллерийского вооружения в звании старшего лейтенанта. Он был старше нас. Парень хороший. Отличался исключительной исполнительностью, добросовестностью, обязательностью и другими подобными качествами. И всегда был очень серьёзен. Шутки понимал плохо.

Когда начался танец на приз за лучшую улыбку, Коля пригласил кого-то из девушек. Он танцевал, как всё и всегда делал, серьёзно и ответственно. И при этом так же серьёзно выполнял и поставленную задачу – улыбаться и даже весело смеяться. И выглядело это в его исполнении очень комично. Для всех, кроме него, разумеется.

Я обратил внимание Галинки на то, что выделывал Коля. Не скрою, был в этом расчёт. На победу. Галинка, как она сама говорила, с детства была очень смешливой. А тут, глядя на Колю, она буквально покатывалась со смеху. Конечно, мы с Галинкой получили приз в виде целлулоидного попугайчика. Он хранился у нас до тех пор, пока не подрос наш сын Сергей и не научился ломать игрушки.

После танцев мы с Галинкой гуляли по городку. Новогодняя ночь всегда прекрасна, в любую погоду. К тому же нас переполняли прекрасные чувства. Мы оба понимали, что это не просто свидание, а начало большого совместного пути по жизни. Мы не говорили об этом, но обоим всё было ясно без слов.

Когда мы расставались на крылечке её дома, я попросил у Галинки разрешения поцеловать её в щечку. И она разрешила. Много лет спустя Галинка как-то сказала, что я сразил её тем, что пришел под самый Новый год абсолютно трезвым и в течение всего свидания не лез обниматься и целоваться. Видимо, она была так взволнована, что про тот поцелуй забыла. Хотя память на все события у неё была превосходная, гораздо лучше, чем у меня. Но, надо сказать, что и поцелуй-то в щёчку был совершенно невинным, да ещё с её разрешения. А я до сих пор удивляюсь, насколько в ту ночь я обнаглел, чтобы у такой строгой девушки попросить право на поцелуй, пусть даже и только в щёчку.

После того, как дети выросли и стали жить своими отдельными взрослыми жизнями, мы Галинкой много раз во время отпуска ездили на рыболовную базу Генштаба в деревне Фёдоровское. Правильно было бы сказать в село Фёдоровское, так как в нём раньше была большая церковь с оградой, по углам которой были башенки. Церковь частично сохранилась, но состояние её в то время, когда мы туда ездили, было плачевным. На эту базу мы ездили отдохнуть и набрать грибов для засолки. Приезжали обычно в понедельник, а уезжали в пятницу. В будние дни на базе проживали обычно 5-6 человек, и можно было разместиться в отдельной комнате. База располагалась на берегу Фёдоровского залива Волги, а точнее Иваньковского водохранилища на Волге. Тишина, красота, полная расслабуха. У нас были свои грибные места, так что с этим проблем не было. Кстати, там нам с Галинкой впервые встретился гриб, который мы не видели и не знали раньше. Местные и завсегдатаи генштабовской базы называли его черноголовиком. По форме он полностью похож на подосиновик. Но шляпка у него совершенно чёрная или чёрно-белая в крапинку, если он растёт под берёзами. Когда я рассказывал про этот гриб опытным московским грибникам, его лично не видевшим, они пытались убедить меня, что это очень тёмный подберёзовик. Я в Подмосковье тоже встречал очень тёмные подберёзовики. Но у них все равно просматривается, пусть и очень густой, но, всё же, коричневатый оттенок. А у черноголовика цвет может быть густым чёрным или с лёгким сдвигом в область серого цвета. Но коричневый оттенок отсутствует полностью. Да, и по форме подберёзовик отличается от подосиновика. И структура у него менее плотная, чем у подосиновика. А черноголовик по всем параметрам всё же ближе к подосиновику. И в окраске шляпки, как я уже отметил, присутствуют только чёрно-белые тона.